Рукопожатие и краткий поклон.

— Почему ты здесь?

— Твоя последняя депеша из Брюсселя немного нас обеспокоила.

— Это было сделано специально.

— Что-то новое? — Немец говорил по-французски с едва заметным акцентом.

— Нет, я еще не настолько внедрился в организацию, чтобы со мной говорили о будущем. Самое большее — намеки. Им нравится держать новобранцев в неведении. Но они чего-то ждут, в этом я уверен.

— Взгляни-ка. — Луи протянул ему стопку документов. — Тебе случалось видеть кого-нибудь из этих парней?

Некоторые ориентировки сопровождались фотографиями в фас и профиль, а также более или менее полными списками судимостей.

Карим внимательно рассмотрел их и отрицательно покачал головой:

— Никогда не видел. Кто это?

— Вероятно, члены тайной сети Салафистской группы проповедников и бойцов, [69]внедренной во Франкфурте, в Бельгии и особенно у нас, в парижском регионе. Они под наблюдением уже целую неделю. Судя по всему, объект у них американский, в Париже. Они предполагают использовать смертников, начиненных взрывчаткой и химическими веществами, и это будет первая проба в Европе. Нам известно, что это произойдет в ближайшее время, но когда точно — мы не знаем. Так что мы выжидаем.

— Как вы на них вышли?

— Сотрудничество спецслужб. — Тон Луи был слегка ироничным. — Следствие анонимного доноса, некий патриот из наших…

Он ждал возможной реакции Карима, но ее не последовало.

— Власти Эмиратов взяли его в конце июля в аэропорту Дубая. Мы не знаем как. По официальной версии, все произошло во время формальной проверки. Очень скоро этот источник, получивший кличку Игуана, начал вместе с зубами выплевывать свои секреты. Их передают американцам, а те — нашим друзьям из службы внешней разведки. В свою очередь они сообщают их нашей полиции, но одновременно все же предупреждают нас, поскольку не хотят с нами ссориться. Я тебе говорю, нам ничего точно не известно. Но их сведения совпадают с той информацией, которой ты нас снабдил. Если один из этих парней однажды появится на твоем горизонте, ты должен безотлагательно предупредить нас.

Карим кивнул.

— Кто-нибудь из наших уже разговаривал с пленным?

Куратор покачал головой:

— Эту историю распутываем не мы, нас только поставили в известность. Мы продолжаем, как и раньше: приоритетная цель Управления военной разведки по-прежнему заключается в том, чтобы ты уехал из Европы и попал в тренировочный лагерь.

Его глаза неотрывно следили за лицом Феннека. Подождав немного, куратор продолжал:

— У твоих родителей все в порядке. В начале недели мы передали им от тебя привет.

Агент отвел взгляд и вздохнул. Он соскучился по своей семье.

— Хочешь что-нибудь им сообщить?

— Нет. — (Слишком поспешное.)

— Ты как будто похудел. Как ты себя чувствуешь в последнее время?

Кариму не пришлось отвечать: двое специалистов сообщили, что закончили. Взяв чемодан и простившись, он поспешил вернуться в зал прибытия. Феннек взглянул на часы. С того момента, как его окликнули, прошло меньше четверти часа. Сносно.

Облокотившись на балюстраду старого маяка на вершине Кейп-Пойнт, [70]Жан-Лу Сервье смотрел на серые воды Атлантического океана. Слева от него, где-то за огромной морской бухтой Фолс-Бэй, они смешивались с водами Индийского океана. Небо заволокло, но дождя не было. Ливень прекратился, когда он приехал в Ноордхоек. Одежда промокла, и Сервье замерз. Ощущение холода еще усиливалось обдувающим мыс сильным ветром.

Ниже, на последнем клочке Африки, располагался другой маяк. Если Сервье верно запомнил прочитанное за завтраком, его построили, поскольку первый, слишком высокий, имел досадную склонность теряться в тумане.

Как он.

После незапланированного краткого визита к другу в Йоханнесбург он провел несколько дней на Кейпе. Как всегда далеко, как можно дальше, на краю света. На краю бездны.

Возле него присела молодая чернокожая женщина в зеленой форме служащей Национального парка Кейп-Пойнт. Он заметил ее еще прежде, проходя мимо сувенирного магазинчика. Была зима, синоптики давали катастрофический прогноз, и взятый им напрокат джип «BMW-1150» был одной из немногих машин на стоянке. Женщина явно скучала. Они долго вглядывались в пустынный и неразличимый горизонт, прежде чем она решилась спросить, откуда он.

— Из Парижа. Я француз. — Жан-Лу ответил на ее языке.

— Акцент у вас не французский. — Казалось, она удивлена. — Похоже на какую-то смесь английского и…

— Американского? — Он улыбнулся.

Она кивнула.

— Мне уже говорили.

Снова молчание, которое снова нарушила она:

— Вы выбрали не лучшее время года.

— Для чего?

— Для отпуска. — Она указала пальцем на небо.

— Не важно. У вас замечательная страна, независимо от того, идет дождь или нет. Я бы даже мог здесь остаться.

— Значит, вам следовало бы это сделать, если вам и правда хочется. — Очевидно польщенная комплиментом, служащая парка отреагировала с благородным энтузиазмом. — Несколько дней назад я видела по телевидению передачу о Париже. Там тоже очень красиво. Показывали Ифелеву башню…

— Эйфелеву.

— А, ну да. Лувер… Трудно произносится. Как это пишется?

— Л-У-В-Р. Лувр.

Шум ветра заглушил голос собеседницы, а Жан-Лу снова перевел взгляд на океан. У него пока не было желания думать о Париже.

16.08.2001

К пятнадцатому августа Париж, как правило, пустеет. Сотрудники государственных служб пристально вглядываются в дороги, вокзалы и аэропорты. Отъезды и возвращения должны происходить беспрепятственно, и все работники дорожных ведомств готовятся к особенно стрессовым и утомительным дням. Когда этот уик-энд растягивается на три дня или более, между двумя пиками активности внимание ослабевает. Тогда можно слегка передохнуть.

По этой причине Камель Ксентини предпочел прибыть из Женевы на Лионский вокзал в субботу шестнадцатого. Он путешествовал в противоположном отпускному потоку направлении, с фальшивым швейцарским паспортом, который в поезде даже не проверили. Нейтральный турист из нейтральной страны, он выезжал в период передышки, в середине месяца. Кто обратит на него внимание?

В качестве дополнительной предосторожности он также вернулся раньше назначенной даты. Никто не будет знать, что он появился во французской столице заранее, даже те, кому предстоит сопровождать его на задании. Он с параноидальной предусмотрительностью организовал свою сеть таким образом, чтобы ограничить контакты. Он встретится с одним или двумя людьми, не больше, которые будут знать о нем лишь боевое имя — Абу аль-Джазир, Сын Алжира, — или его специализацию: подрывник. И то и другое ложно. Человек, которым он был в прежней жизни, мертв и зарыт в землю. Лучше никогда не упоминать о нем и довольствоваться тем, что он Камель.

На вокзале Ксентини не спешил. Он отправился в расположенный в подвальном помещении общественный туалет в зоне отправления высокоскоростных поездов. Сильный запах дезинфекции, белые раковины, холодное освещение, безжалостные зеркала. Прежде всего он вымыл руки. Два года подполья изменили его, иссушили. Он избавился от усов, полысел. Оставшиеся волосы поседели. Больше из-за стрессов, нежели из-за возраста. Думать о другом. Никто за ним не вошел, он один. В кабинке Ксентини снял джинсовую куртку, надетые для маскировки очки, отстегнул штанины от походных брюк, превратив их в шорты, и нахлобучил на голову парусиновую панаму.