Агент включил плеер и ушел: пришло время кончать операцию.

Он должен был убить Адеми. Но что-то ему помешало — неконтролируемый импульс, отвратительный, пугающий. Тот самый, что заставил его до смерти забить Месича. Бессмысленно.

Почва уходила у него из-под ног.

Линкс подошел к двум отстойным бакам. Один из них служил для слива отработанного моторного масла, а другой — для кислоты из аккумуляторов. В него он выбросил мобильник Ивана и вынутую из него сим-карту.

Линкс ненадолго вытащил наушник. Теперь никто не орал. Единственные звуки издавали работающие поршни.

Сервье огляделся. В бочке догорал огонь. Использованный им чехол и остаток кассет видеонаблюдения. Рюкзак с кассетой за тридцать первое декабря ждал его возле двери строительного вагончика.

Окружающий Линкса лунный пейзаж сочетался с его мыслями — хаотичными, упадническими, подгнившими. Его реальность завладевала Линксом, и она была нехороша. Она никогда не была особенно хороша.

Линкс хотел бы быть кем-нибудь другим и не здесь. Он снова вспомнил лицо Уннаса на видео. Алжирец выглядел усталым: ему надоело убегать. Как и самому Линксу. Наверное, он совершил страшную ошибку, не убив Амель. Шарль, очевидно, был не в курсе этого эпизода, но поступил сигнал тревоги, и шефу, наверное, уже сообщили. Значит, Амель ничего не сказала. Пока. Карта не замедлит обнаружить его, поглотить.

Створки пресса поднялись.

11.01.2002

Амель проводила родителей до машины, припаркованной возле их особнячка в Ле-Плесси-Тревизе. Было девятнадцать тридцать, и, верные своим привычкам, они, как всегда в конце недели, собирались провести выходные у второй дочери. Амель с ними не поехала, ей необходимо было побыть одной, чтобы разобраться. Она помогла уложить багаж и подождала, пока машина скроется вдали, а потом направилась в противоположную сторону, в местный супермаркет.

Тогда из припаркованного неподалеку старенького красного «Пежо-205» вышел какой-то человек: молодой, одетый в отличный яркий пуховик и темную шапку. И последовал за Амель.

Вскоре его приятель обогнал их на машине.

Долгое время в квартале не было никакого движения. Затем появилась крадущаяся тень и быстро перескочила через окружающую дом семьи Балимер ограду.

Фарез припарковал служебный пикап на стоянке своего дома в Монфермее около восемнадцати сорока пяти. Было темно и холодно. На улице ни одной живой души. Он прошел по асфальтированной дорожке между машинами и вскоре оказался на зеленом ландшафтном газоне возле дома. Едва дойдя до высаженной в центре пихтовой рощицы, он поднял глаза к окнам своей квартиры. Закутанная в ветровку пятилетняя дочь, как всегда по вечерам, ждала возвращения папочки на балконе. Привычка, от которой ее оказалось невозможно отучить. Сегодня вместе с ней поджидал брат Азуз, который был на год старше.

Фарез не смог удержаться от улыбки и помахал детям рукой. Они ответили ему тем же способом, и он увидел, как их лица осветились, а потом вдруг резко нахмурились. Их глаза смотрели влево, он тоже повернул голову. И в тот же момент резкая боль в боку согнула его пополам. Фарез потерял сознание с дурацким ощущением, что на него прыгнули колючие кустики.

Амель вернулась из торгового центра позже, чем предполагала. В магазине она повстречала подругу детства. Пришлось против воли поддерживать долгий тоскливый разговор, роковым образом приведший к сравнению их семейных ситуаций и взглядов на материнство. Истинное мучение.

Толкнув дверь, она вошла в прихожую. Ставни не были закрыты, и в привычной обстановке родительской квартиры ей было достаточно уличного освещения. Она выложила покупки на кухонный стол и пошла к выключателю. Прямо за ней стояла огромная неподвижная тень. Она хотела крикнуть: «Жан-Лу!» и «Нет!» — но чья-то ладонь мгновенно зажала ей рот, чтобы заставить замолчать. Две сильные руки обхватили молодую женщину, лишив возможности шевельнуться, и мужской голос прошептал на ухо:

— Мы уже встречались. В двадцатом округе. Я тот, кто отговорил вас идти в мечеть. — Карим почувствовал, как журналистка вздрогнула. — Я не желаю вам зла, просто хочу поговорить с вами. Я отпущу вас, но вы не должны кричать, иначе мы рискуем привлечь внимание тех, кто следит за вами снаружи. А лучше бы они не знали, что я здесь.

Дрожь продолжала сотрясать тело Амель.

— Я могу доверять вам?

Она кивнула.

Агент осторожно отпустил пленницу и отступил.

Амель попыталась бежать, взвыла.

Феннек подскочил, снова зажал ей рот рукой и заговорил более властным тоном:

— Заткнитесь! Если бы я хотел вас убить, то уже сделал бы это. Сейчас мы поднимемся на второй этаж, чтобы я показал вам ваших ангелов-хранителей.

Она снова закивала.

Карим скрылся в темной прихожей и, не теряя журналистку из виду, снова тихо заговорил:

— Зажгите свет, иначе они что-нибудь заподозрят.

Когда кухня осветилась, стало видно, что им обоим не по себе. Разглядев лишенное растительности утомленное лицо своего обидчика, которого не сразу узнала, Амель на мгновение растерялась. Спустя некоторое время зеленые глаза агента вновь посуровели, и она вспомнила этот взгляд, так испугавший ее в переулке.

— Идите за мной.

В погруженной во тьму родительской спальне Феннек подозвал Амель к широкому окну:

— Не прикасайтесь к занавескам. Видите старую красную машину справа?

Журналистка сразу заметила автомобиль, о котором шла речь, грязный и разбитый, марки которого она не разобрала. В темноте ей не сразу удалось разглядеть что-то ненормальное. Затем на долю секунды кабину изнутри осветил огонек и исчез, уступив место крошечному свечению переменной силы. В машине кто-то курил. На водительском месте.

— Они связаны с другими такими же группами. — Карим по-прежнему говорил тихим голосом и жестом помешал Амель ответить.

Они снова спустились и прошли в гостиную. Агент включил телевизор. Он увеличил громкость, склонился к собеседнице и зашептал ей на ухо. Они вышли на террасу.

Снаружи ничего не было слышно, кроме приглушенного оконными стеклами звука новостей по первому каналу.

— Что происходит?

— Возможно, кто-то подслушивает.

— Кто? И прежде всего, кто эти люди на улице? Сыщики? — Журналистка впадала в паранойю и тоже перешла на пониженный регистр.

Карим уловил ее страх:

— Нет, не полицейские. Скорее военные. Из службы внешней разведки. Или… — Он помолчал. — Короче, я думаю, они относятся к моей конторе, к военной разведке.

— Так вы один из них? Но… — Амель отпрянула, хотела вернуться в дом, но агент удержал ее. — Пустите меня! Что все это значит?

— За вашим коллегой они тоже следят. По тем же причинам.

— Но по каким причинам, в конце-то концов, зачем?

— Чтобы знать, что вы знаете, с кем вы разговариваете, о чем, когда. Они, так же как вы, боятся людей. Это атавизм. Да к тому же они сомневаются в лояльности одного из своих офицеров.