– Может быть, его спутники остались у реки? – предположил я.

Кайнвин отбросила с лица прядь, размазывая кровь вместе с золой.

– Не замерз? – спросила она. (Я рубил дрова, голый по пояс.)

– Пока нет, – отвечал я, но рубаху надел.

Мерлин как раз перепрыгивал через ручей. Мои воины заинтересовались и вышли из лачуг, но когда старик шагнул под низкую притолоку, все они остались снаружи.

Мерлин, не здороваясь, прошел мимо нас в дом. Нимуэ следовала за ним. К тому времени, как мы с Кайнвин вошли, они уже сидели на корточках у огня. Мерлин протянул тощие ладони к пламени и вздохнул. Он молчал, а мы с Кайнвин не решались спросить, какие новости. Я тоже опустился рядом с очагом. Кайнвин сложила недоразделанного зайца в миску и вытерла с рук кровь, затем жестом отпустила служанок и села рядом со мной.

Мерлин сперва дрожал, потом вроде согрелся. Он долго сидел, сгорбившись и закрыв глаза. Борода поблескивала белизной, на смуглом лице пролегли глубокие морщины. Как все друиды, он выбривал переднюю половину головы, но сейчас тонзуру покрывал короткий белый пушок – очевидно, он долго был в дороге без бритвы и бронзового зеркальца. Мерлин выглядел старше обычного, а ссутуленные плечи создавали впечатление слабости.

Нимуэ молча сидела напротив. Она встала только один раз: чтобы снять Хьюэлбейн с гвоздя в потолочной балке. Когда она узнала косточки в рукояти, то улыбнулась. Нимуэ вытащила меч из ножен, подержала над дымящим очагом и, когда сталь закоптилась, соломинкой начертила на ней какие-то письмена. Не те, какими пользуемся и мы, и саксы, а древние магические черточки, которые знали лишь друиды и колдуны. Она прислонила ножны к стене и убрала меч на место, но что написала и зачем – не объяснила. Мерлин как будто ничего не замечал.

Внезапно он открыл глаза, и всякое впечатление слабости пропало.

– Проклинаю тебя, Силурия. – Он указал пальцем на огонь, и над поленьями взвился язык более яркого пламени. – Чтоб твоим посевам сгореть от засухи, а мечам – притупиться. Пусть скот твой будет неплодным, а дети – увечными.

Для него это было относительно мягкое проклятие.

– А тебя, Гвент, да настигнут летние заморозки, да подохнет твой скот и да высохнет утроба твоих женщин. – Он плюнул в огонь. – В Элмете слезы сольются в озера, мор будет косить людей, а крысы поселятся в их домах. – Он снова плюнул. – Сколько людей ты возьмешь с собою, Дерфель?

– Всех, что у меня есть. – Я замялся, не желая признаваться, как мало у меня воинов, однако деваться было некуда. – Двадцать щитов.

– А из тех, что с Галахадом? – Мерлин быстро взглянул на меня из-под кустистых белых бровей. – Сколько из них?

– У меня нет от них вестей, господин.

Он фыркнул.

– Теперь это дворцовая стража Ланселота. Так он распорядился. Сделал своего брата привратником. – (Галахад был единокровным братом Ланселота, но отличался от него решительно всем.) – Все-таки хорошо, госпожа, – Мерлин поднял глаза на Кайнвин, – что ты не вышла за Ланселота.

Она улыбнулась.

– Я тоже так считаю.

– Ланселот тяготится Силурией. Он постарается вернуться в Думнонию и станет змеей на груди Артура. – Мерлин усмехнулся. – Все думали, госпожа, что ты на время его отвлечешь.

– Я предпочитаю быть здесь. – Кайнвин обвела рукой грубые каменные стены и черный от копоти потолок.

– Он попытается тебе отомстить, – предупредил Мерлин. – Его честолюбие парит выше, чем орел Ллеу Ллау, госпожа, и Гвиневера осыпает тебя проклятиями. Она убила собаку в храме Изиды и натянула ее шкуру на хромую суку, которую назвала твоим именем.

Кайнвин побледнела, осенила себя знаком от дурного глаза и плюнула в огонь.

Мерлин передернул плечами.

– Я отвел проклятие, госпожа. – Он вытянул длинные руки и опустил голову, так что заплетенные в косицы волосы коснулись камыша на полу. – Изида – чужеземная богиня, и власть ее в этой стране невелика. – Он снова поднял голову и потер глаза. – Я пришел с пустыми руками. Никто из Элмета не вызвался идти со мной, и из других королевств тоже. Все говорят, что их копья предназначены для саксов. Я не сулил им золота, не сулил серебра, только битву за наших богов. В ответ они обещали молиться обо мне. Наслушались бабьих разговоров о детях, очаге, земле и скотине. Восемьдесят человек! Столько я хотел взять. Диурнах может собрать двести, может, чуть больше, но восьмидесяти бы мне хватило. Однако не будет и их. Все вожди присягнули Артуру. Котел, говорят они, может подождать, пока мы вернем себе Ллогр. Они грезят о саксонской земле и о саксонском золоте, а я предлагаю им холод и кровь на Темной дороге.

Наступила тишина. Полено рассыпалось в очаге, взметнув к прокопченному потолку созвездие искр.

– Никто не вызвался идти с тобой? – в ужасе переспросил я.

– Вызвались несколько человек, – отвечал Мерлин, – ненадежные. Ни один из тех, кто достоин идти за Котлом. – Он замолк и вновь показался очень усталым. – Я сражаюсь против соблазнов саксонского золота и против Морганы. Она мне препятствует.

– Моргана! – Я не мог скрыть изумление. Моргана, старшая сестра Артура, была ближайшей сподвижницей Мерлина, пока ее не потеснила Нимуэ. Я знал, что Моргана ненавидит Нимуэ, однако не подозревал, что ненависть эта распространяется и на Мерлина.

– Моргана, – без всякого выражения повторил он, – распространяет слухи, будто боги против меня, будто я погибну, и со мною – все мои спутники. Ей привиделось это во сне, а народ верит ее снам. Я стар, говорит она, слаб и выжил из ума.

– Она говорит, – тихо добавила Нимуэ, – что тебя убьет женщина, а не Диурнах.

Мерлин пожал плечами.

– Моргана ведет свою игру, которую я пока не могу разгадать. – Он порылся в кармане и вытащил пригоршню сушеных травинок. Каждая была завязана узлом. На мой взгляд, все выглядели одинаково, но Мерлин перебрал их, вытащил одну и протянул Кайнвин. – Я освобождаю тебя от клятвы, госпожа.

Кайнвин взглянула на меня, потом снова на завязанную травинку.

– Ты все равно отправишься Темной дорогой, господин? – спросила она Мерлина.

– Да.

– А как же ты отыщешь Котел, если я с вами не пойду?

Он молча пожал плечами.

– Как ты его отыщешь, даже если Кайнвин с нами пойдет? – спросил я, по-прежнему не понимая, почему Котел может найти лишь девственница и почему этой девственницей должна быть Кайнвин.

Мерлин снова пожал плечами.

– Котел, – сказал он, – всегда находится под защитой целомудренного существа. Некто девственный охраняет его сейчас, если сновидения меня не обманывают, и девственница укажет место, где он укрыт. Ты увидишь его во сне, – обратился он к Кайнвин, – если решишь пойти с нами.

– Я пойду, господин, – промолвила Кайнвин, – как обещала.

Мерлин убрал травинку обратно в карман и потер лицо длинными тощими руками.

– Выходим через два дня, – объявил он. – Напеките хлеба, упакуйте вяленое мясо и рыбу, заточите мечи и позаботьтесь, чтобы у всех была меховая одежда. – Он взглянул на Нимуэ. – Ночевать будем в Кар-Свосе. Идем.

– Можете остаться здесь, – предложил я.

– Мне надо поговорить с Иорветом. – Он встал, почти упираясь головой в потолочные балки. – Освобождаю вас обоих от клятвы, но все равно прошу идти со мной. Путешествие будет труднее, чем вы думаете, таким трудным, что вам и не снилось, ибо я решил отдать жизнь ради Котла. – Лицо его стало неимоверно печальным. – В день, когда мы вступим на Темную дорогу, я начну умирать, ибо такова моя клятва. Не знаю, принесет ли она мне успех, но если поиски будут тщетными, я умру, а вы останетесь одни в Ллейне.

– С нами будет Нимуэ, – сказала Кайнвин.

– Да, и никого больше, – мрачно отвечал Мерлин. Он, пригнувшись, вышел из дома. Нимуэ последовала за ним.

Мы сидели молча. Я подбросил в огонь еще полешко. Оно было зеленое – нам приходилось топить невысушенным деревом, потому-то оно так и дымило. Некоторое время я смотрел, как дым сгущается и клубится под потолком, затем взял Кайнвин за руку.