– А что у вас с глазом, мадемуазель? Как это случилось?

– Я упала, сэр.

По губам француза скользнула улыбка.

– А может, вас ударил рядовой Шарп? Чтобы вы не смущали других мужчин?

– Я упала, сэр.

Полковник кивнул:

– Вы сильно бьете, рядовой.

– А по-другому не имеет смысла, сэр.

– Верно, – согласился Гуден и, пожав плечами, добавил: – У моих мужчин тоже есть женщины. Если его величество не будет против, я не вижу причин, почему вам нельзя остаться вместе. – Он повернулся навстречу сержанту, вернувшемуся в сопровождении пожилого индийца, несшего в руке прикрытую белой тряпицей корзиночку. – Это доктор Венкатеш, и, уверяю вас, он нисколько не уступает лучшим врачам Парижа. Думаю, рядовой Шарп, вам придется потерпеть, пока снимут повязки, – будет больно.

– Надеюсь, сэр, не так больно, как при обрезании.

Гуден рассмеялся:

– И все-таки вам лучше сесть.

Боль была жуткая. Батальонный врач мистер Миклуайт смазал рубцы на спине Шарпа, но какой армейский лекарь станет тратить драгоценный бальзам на простого солдата? В результате ткань присохла к ранам, бинты слиплись, и каждая попытка снять их приводила к тому, что вместе с повязками доктор сдирал и начавшую было подсыхать коросту. Тем не менее дело понемногу продвигалось, индиец работал очень осторожно и, снимая с оголенной плоти окровавленный панцирь, нашептывал на ухо солдату что-то непонятное, но успокаивающее. Тем не менее несколько раз с губ Шарпа срывались стоны. Почуяв запах крови, тигры заволновались, поднялись, зазвенели цепями.

Индийский доктор ясно и однозначно выразил свое неодобрительное отношение как к повреждениям, так и к лечению. Он цокал языком, бормотал, приговаривал и качал головой, а срезав костяными ножницами последний слой бинтов, полил спину какой-то жидкой мазью, одно лишь прохладное прикосновение которой оказало восхитительно освежающий эффект. Шарп облегченно вздохнул, и в этот момент врач вдруг отскочил от него, сложил перед собой руки и низко поклонился.

Повернув голову, Шарп увидел группу входящих во двор индийцев. Первым шел невысокого роста пухлый мужчина лет пятидесяти, с круглым лицом и аккуратно подстриженными черными усами. Он был в белой шелковой тунике, белых шароварах и черных кожаных сапогах, но эту незатейливую одежду украшали настоящие драгоценности: рубины на тюрбане, усеянные алмазами браслеты на руках, жемчужины на голубом шелковом поясе, с которого свисали обсыпанные сапфирами ножны. Позолоченная рукоять покоившегося в них меча напоминала оскаленную морду тигра. Доктор Венкатеш, все еще склонясь в поклоне, поспешно отступил в сторону, а полковник Гуден почтительно вытянулся.

– Типу! – шепотом предупредил полковник, и Шарп, поднявшись на ноги, как и француз, вытянулся по стойке смирно.

Султан остановился в полудюжине шагов от Шарпа и Лоуфорда и, понаблюдав за ними несколько мгновений, сказал что-то переводчику.

– Повернитесь, – велел переводчик.

Шарп покорно повернулся спиной к Типу, который, увидев открытые раны, подошел ближе. В какой-то момент Шарп ощутил кожей его дыхание, уловил исходящий от султана слабый аромат, а затем почувствовал легкое, словно шаг паука, прикосновение – Типу дотронулся пальцем до свисающего ошметка плоти.

Внезапно острая, как от удара раскаленной кочергой, боль пронзила Шарпа. Он едва не вскрикнул, но все же сдержался и только вздрогнул и напрягся. Желая проверить реакцию солдата, Типу ткнул в рану острием кинжала. Когда Шарп, подчиняясь приказу, повернулся, султан посмотрел ему в глаза, отыскивая в них предательский блеск слез. Слезы действительно набухали на ресницах, но на щеки так и не пролились.

Типу одобрительно кивнул и отступил.

– Расскажите мне о них, – обратился он к Гудену.

– Обычные дезертиры, – ответил француз через переводчика. – Этот, – он указал на Шарпа, – хороший солдат, находка для любой армии. Второй – простой писарь.

Услышав пренебрежительный отзыв о себе, Лоуфорд постарался сохранить равнодушное выражение лица. Типу коротко взглянул на него и, не заметив ничего интересного, посмотрел на Мэри:

– Женщина?

– Она с высоким.

Почувствовав на себе пристальный взгляд султана, Мэри, которая до этого сутулилась и всячески выставляла напоказ свое рваное платье и подбитый глаз, засуетилась и даже попыталась изобразить подобие реверанса. В глазах Типу мелькнуло что-то вроде удивления, но вопрос, заданный им Гудену, касался не ее.

– Что им известно о планах британцев?

– Ничего.

– Это они говорят, что ничего, – поправил полковника султан. – По-вашему, они не шпионы?

Француз пожал плечами:

– Этого вам никто не скажет. Думаю, нет.

– Попробуем выяснить, – усмехнулся Типу. – А заодно определим, что они за солдаты. – Он жестом подозвал адъютанта и негромко отдал какой-то приказ.

Адъютант поклонился и выбежал со двора.

Через минуту он вернулся с двумя охотничьими мушкетами. Эти длинноствольные ружья были не похожи на то, с чем Шарпу приходилось иметь дело раньше, ложа их украшали драгоценные камни и инкрустации из слоновой кости. Типу лично проверил, на месте ли кремень, после чего передал одно ружье Лоуфорду, другое Шарпу. Адъютант поставил на землю чашку с порохом и положил две пули, сделанные, как показалось Шарпу, из чистого серебра.

– Заряжайте, – велел переводчик.

Очевидно, Типу хотел проверить, насколько умелы его пленники в обращении с оружием.

Пока Лоуфорд раздумывал, Шарп наклонился и взял щепотку пороха. Порох был удивительно мелкий и чистый, как пудра, и разлетался даже от небольшого ветерка, но чужое ведь не берегут. Засыпав нужную долю в ствол, Шарп вставил пулю и вытащил шомпол. Пыжами их не обеспечили, и он решил, что, очевидно, в том нет необходимости. Закончив операцию, Шарп встал по стойке смирно:

– Сэр!

Лоуфорд все еще засыпал порох в ствол мушкета. Разумеется, лейтенант умел заряжать мушкет, но, будучи офицером, делал это крайне редко, а потому и не имел необходимой практики. На охоте нужды в спешке не возникало, а в армии пистолеты заряжал слуга. В результате теперь он демонстрировал постыдную медлительность.

– Этот был писарем, – объяснил Гудену Шарп и, поднеся руку к губам, слизнул с пальцев остатки пороха. – Ему и стрелять-то не приходилось.

Переводчик перевел эти слова султану, который терпеливо ждал, когда Лоуфорд выполнит простую операцию. Медлительность британца поначалу удивила как Типу, так и его приближенных, но объяснение Шарпа, похоже, показалось им убедительным.

– Что ж, заряжать ты умеешь, – проговорил султан, когда Лоуфорд вытянулся по стойке смирно, – но умеешь ли стрелять?

– Так точно, сэр, – ответствовал через переводчика Шарп.

Типу вытянул руку и дотронулся до его плеча:

– Тогда застрели его.

Шарп и Лоуфорд одновременно обернулись и увидели, как во двор вводят пожилого британского офицера. Бледный, он с трудом ковылял по двору, щурясь от бьющего в глаза яркого солнца. Остановившись, британец опустил скованные руки, поднял голову и… узнал Лоуфорда. На мгновение в глазах его мелькнуло выражение недоверия, но уже в следующую секунду он, сделав над собой усилие, скрыл все чувства за маской безразличия. Седоволосый, в клетчатом шотландском килте и красном мундире с пятнами от сырости и грязи, человек этот мог быть только полковником Маккандлессом, о чем и подумал Шарп, оправившись от потрясения, вызванного видом растрепанного и униженного британского офицера.

– Ты не должен стрелять… – начал Лоуфорд.

– Заткнись, Билл, – отрезал Шарп и, подняв мушкет к плечу, прицелился в шотландца.

– Подожди! – крикнул Гуден и, повернувшись к Типу, что-то быстро ему сказал.

Султан рассмеялся, покачал головой и через переводчика спросил Шарпа, что он думает о британских офицерах.

– Дерьмо, сэр, – громко, чтобы слышал полковник Маккандлесс, ответил солдат. – Мерзавцы. Все до единого. Думают, что если у них завелось немного денег, то они лучше всех. Да среди них нет ни одного, кто побил бы меня в честной драке.