Машина выскочила на мощеную площадь, кажущуюся из-за своей пустынности гораздо больше, чем на самом деле. Пролетел мимо какой-то странный дом, бугрящийся изобильной лепниной от тротуара до самой крыши. Улица сузилась, старые дома теперь выстроились с обеих сторон, заставляя снижать ход. За домами высился шпиль костела. Полуторка уже выскочила к реке, перелетела горбатый каменный мост и повернула налево. Не успела Катрин удивиться тому, что в крошечных Камарах существует настоящая, выложенная камнем набережная, как эта набережная осталась позади. Машина со скрипом и лязгом затормозила. Девушка с трудом удержалась на ногах.

Мощеная площадка перед низкими воротами, глухая стена, уходящая вдоль заросшего берега речушки. Крыльцо красного кирпича, двери с казенной вывеской. «В/Ч № 57068. Комендатура». За зарешеченными окнами никакого движения.

Из кабины выглянул напряженный лейтенант Любимов.

– Проверим? – Не дожидаясь ответа, он спрыгнул на землю.

«Может, не надо? Хватит с нас фанатизма», – подумала Катрин, выпрыгивая из машины.

Совсем рассвело. Пахло бензином и свежей зеленью. Вдоль забора ветерок небрежно перебирал листы каких-то документов. Тихо. Мертво…

– Глядите в оба, – приказал лейтенант бойцам. Николаич завозился в кабине, разворачивая длинную винтовку. Сопычев уже давно взял оружие на изготовку. Над бортом торчал только курносый нос и штык.

– Пойдемте, товарищ Мезина, – прошептал Любимов. – Вы сзади идите, если что – сразу к машине. Портфель вам зачем?

– Будем протокол писать, – ответила Катрин. Она видела, как парень переложил «наган» из руки в руку, чтобы вытереть вспотевшую ладонь. Нервничает. А кто не нервничает? Самой не по себе. Свой револьвер девушка засунула за ремень сзади. Зачем захватила портфель, и сама не знала. Надо думать – для представительности, – вошла в роль.

Они успели сделать несколько шагов к крыльцу, как дверь распахнулась. Выглянул узколицый милиционер.

– Вы из Львова, товарищи? Заходите, мы здесь, можно сказать, на осадном положении. Как обстановка на дорогах?

– А что, немцев нет? – несколько разочарованно спросил лейтенант Любимов, опуская «наган».

– Немцев? – удивился милиционер. – У нас спокойно. Вот только ни во Львов, ни в Дрогобыч дозвониться не можем. Связь прервана. Проходите – расскажете. Обстановка сложная, приказов не получаем.

– Обстановка везде сложная, – сказал лейтенант, поднимаясь по ступенькам. – Но ничего, товарищ сержант, разберемся. Арестованных с гауптвахты эвакуировали?

– Не всех, товарищ лейтенант. Проходите – все доложим по порядку, – милиционер кинул взгляд на машину, улыбнулся Катрин. Галантно придержал дверь, пропуская вперед.

Катрин стало тревожно. Что это он лыбится, как будто кофе и диван предлагать собрался? И говорит как-то слишком четко.

– Вы, товарищ, мне дверь не держите. Не старое время, и я вам не барышня. Проходите. – Катрин едва ли не грудью впихнула милиционера впереди себя.

Короткий коридор, в котором раньше дежурил часовой. Свет не горел. Идущий впереди Любимов уверенно свернул, дернул ручку двери. «Ну да, он же здесь бывал», – вспомнила Катрин. А почему у милиционера кобура расстегнута?

– Руки в гору! – скомандовали впереди.

В открытой двери Катрин увидела двух милиционеров и какого-то штатского в очках. Все трое направляли винтовки на вошедшего лейтенанта.

– Тихо, пташка, – сержант, резко обернувшись, схватил девушку за руки. – Не вертися…

Катрин не принадлежала к числу тех девиц, которых можно «поиметь», угрожая словами. Лапы у милиционера оказались липкими, и чувствовать их на своих запястьях было противно. Избавиться от захвата не составляло труда, но Катрин решила потерпеть. Так сказать, до выяснения обстоятельств.

– Подывыться, яка компания, – тихо рассмеялся сержант, входя в комнату. Пленницу он вел за руки, словно невесту. – Нэ зрозумииш – чи то дивка, чи то солдатик, алэ очи блещуть, як драгоценни каминня. Там ще двое краснопузых воякив на машини розсилыся..

– Гарна компания, – пробормотал пузатый милиционер, приближаясь к лейтенанту, – ворохнись тильки, москалэнок сопливый, – толстяк потянулся к кобуре Любимова.

Лейтенант, бледный как снег, смотрел в дула винтовок.

Ой, сейчас сорвется.

– Товарищи, да вы же не понимаете! У нас ведь полномочия. Мы же документы секретные везем. И ценности… – Катрин тряхнула портфелем: – Посмотрите, товарищи…

– Давай сюды, – повернулся пузатый, отвлекаясь от лейтенантской кобуры.

Портфель плюхнулся на пол.

– Тяжелый, – виновато пролепетала Катрин. – Простите, дяденьки милиционеры…

Насчет дяденек был, конечно, перебор, но все равно подействовало. Все глянули на зеленоглазую дурочку, потом на портфель…

Чего еще желать?

Катрин рванула руки так, что практически отшвырнула псевдосержанта себе за спину. Колено врезалось в лицо толстому… Он еще валится на пол… Через него!

Катрин снесла табуретки, чуть не развалила письменный стол, перекатившись по его крышке. Брызнули в стороны карандаши и чернильницы. «Наган» уже в руке…

Уйти от неуклюжих винтовочных стволов несложно. Не бойцы. Главное – не дать выстрелить…

И сама не стреляла… Безжалостный удар-тычок стволом револьвера в глаз. «Наган» не стилет, череп не пробьет. Но и так хватит.

Бросив «наган», Катрин перехватила винтовку очкастого хлюпика. Толкнула назад, тут же рванула на себя. Очкастый отпустил с легкостью. Детский сад, да и только.

Девушка развернулась. Толстый «милиционер» уже поднялся на колени, тянул с пола винтовку. Медлительный боров. Раньше худеть было нужно…

Катрин от души залепила прикладом в испуганную рожу. Знакомый хруст костей… еще поворот… очкастенький пытался увернуться, но приклад трехлинейки достал его по затылку.

Если, пока ты здесь вертишься, тебя не подстрелили, значит, «сержант» чем-то увлекся.

«Сержанта» оседлал лейтенант Любимов. Как это удалось щуплому невысокому парню, Катрин не поняла. Противники боролись за револьвер, и силы РККА явно побеждали.

– Не стреляй! – Катрин перескочила через бесчувственное тело толстяка, коротко и сильно ударила придавленного Любимовым противника прикладом в висок. Звук получился тошнотворный, – как будто горшок с холодцом треснул. Лейтенант отшатнулся, тут же подскочил на ноги. Завертелся с «наганом», ища врагов.

– Цыц, стрелять не вздумай, – предупредила девушка, поспешно прыгая по обломкам мебели в поисках собственного личного оружия. Револьвер нашелся в ногах одного из «ментов». Тот стоял на коленях, зажимая лицо ладонями. Из-под пальцев струился алый ручеек.

– Почему не стрелять? – тяжело дыша, спросил лейтенант.

– Их здесь может быть много, – объяснила Катрин, бегло оглядывая поле боя.

– Диверсанты? Немецкая разведка?

– Сейчас попробуем узнать. Глянь в окно, что с нашими?

Быстро и легко двигаясь по разгромленной комнате, Катрин склонялась над телами. «Сержант» и толстый были готовы. Винтовка, оказывается, очень даже опасна с обоих концов.

– У машины все спокойно, – хрипло доложил от окна Любимов. Он начал отходить от горячки рукопашной и теперь с ужасом смотрел на убитых и деловитую девушку.

– Не пялься. Мертвяков не видел? Допросить нужно, – зло прошептала Катрин.

Одноглазый тихо завыл. Катрин кинула на него быстрый взгляд. Все равно придется.

– В окно смотри, лейтенант.

Любимов отвернулся к окну. Вздрогнул, услышав тяжелый удар. Вой раненого оборвался.

Катрин положила изгаженную винтовку. Сняла со шкафа графин с желтоватой водой, вылила на голову штатскому. Тот застонал, заскреб руками. Девушка присела, схватив за лацканы пиджака, посадила пленного спиной к стене. Тот громко застонал. Без слетевших очков пленник был похож на пожилого мальчишку.

– Его надо в Особый отдел сдать, – тихо сказал Любимов.

– Счассс, – сквозь зубы процедила Катрин и тряхнула пленного. – Говори!

– Що говорить? Вы мэнэ вбылы, – простонал тот.