Но время шло, а Нина его любви не замечала. В тридцать пять лет она овдовела, и он, выдержав положенный срок траура, пришел к ней свататься.

– Замуж? – удивилась она. – Толик, мы же брат и сестра!

– Троюродные, – уныло согласился он.

О том, что Нина Михайловна – человек категоричный и резкий, он прекрасно помнил. Для нее никогда не существовало полутонов, и она всегда знала, как в жизни поступать правильно. Так, родственники не должны иметь между собой половую связь, иначе это – инцест. И не важно, что родство их – седьмая вода на киселе.

Постепенно его чувства утихли, он женился и даже родил в браке двоих сыновей. К Ниночке же своей он относился по-прежнему с теплом и любовью, хотя это чувство трансформировалось с течением времени в чисто дружеское.

Сейчас, пока Нина Михайловна рыдала, закрывая лицо руками и сморкаясь то и дело в батистовый платок, Анатолий Петрович достал коньяк и плеснул в два бокала. Сначала Ниночке, потом себе. Он всегда держал для нее бутылочку особого, элитного, как она любит. Жаль только, случай сейчас неподходящий, иначе она обязательно бы оценила букет коньяка.

– Нина, выпей.

– Господи, как же мне тяжело! – запричитала она, вцепляясь двумя руками в пузатый бокал и, видимо, плохо соображая, что именно перед ней. Она рассеянным взглядом уставилась в пространство, а потом тонко, тягуче завыла: – Как мне жить теперь, как мне жить, Толя? Она же у меня одна, кому я на старости лет нужна?

– Нина, пожалуйста, успокойся. Выпей, тебе станет немного легче. А потом расскажи мне по порядку все, что знаешь. Иначе я ничем не смогу тебе помочь.

– Да-да-да, – мелко закивала она, хлебнула коньяк, как чай, и, поморщившись, отставила бокал в сторону, – я сейчас все, абсолютно все тебе расскажу. Случилось так, что Кирочка недавно получила от двоюродной бабки наследство. Это для меня лично не слишком близкая родня – Мария приходилась тетей покойному мужу моему, Даниле. А ее мать – родная сестра Володиной бабки. Она еще в тридцатые годы выехала в Канаду, да там и осталась. Времена, знаешь сам, какие были: за связи с иностранцами органы могли большие неприятности устроить. А тут – родственница. В общем, мы с Анной из страха почти не общались и потому постепенно потеряли с ней связь. Но прошло время, и вдруг выяснилось, что Анна из Канады переехала жить в Австралию, там вышла замуж и родила дочь – Марию. Девочка была замужем, но осталась бездетной. От мужа ей достались неплохие деньги – тридцать миллионов долларов. После его смерти она удачно вложила их и увеличила свое состояние в несколько раз.

– Во сколько? Какая сумма досталась в наследство Кире?

Нина Михайловна понизила голос, будто боялась, что их подслушают, и шипящим шепотом произнесла:

– Чуть меньше полумиллиарда долларов.

Анатолий Петрович присвистнул.

– Повезло же Кире…

– Толя! Думай, что говоришь!!! Девочка поехала в Австралию с мужем и Анфисой и исчезла! – она зарыдала. Немного успокоившись, вытерла нос и глаза и продолжила рассказ: – И все было хорошо сначала, кто бы мог подумать, что так это закончится. Там, в Австралии, очаровательная вилла. Кирочка присылала мне фотографии. Вид из окон чудесный. После улаживания всех формальностей с наследством Кира решила с семьей остаться там, отдохнуть. Почему бы нет? Девочка много работает, ей нужен отдых. Она мне часто звонила, радостная такая, смеялась все время. Двадцать седьмого мая у Кирочки день рождения…

– Я помню.

– Да, знаю. Я хотела в этот день ей позвонить, поздравить, но накануне мне вдруг что-то тревожно стало. Вот знаешь, Толь, сжалось сердце и давит, давит… Ну, я и набрала номер ее сотового. Думаю, если она поднимет трубку, ничего плохого про свои предчувствия говорить не стану. Скажу, что просто захотелось позвонить, расспросить, как она думает свой день рождения отмечать. Сижу, жду, а она трубку все не поднимает. Я нервничать начала. Опять номер набираю – а она уже недоступна!

Нина Михайловна опять всхлипнула и потянулась к бокалу с коньяком. Анатолий Петрович быстро схватил бутылку и плеснул еще.

– Ты представляешь, что я чувствовала? Я телефон оборвала, раз за разом дозваниваясь ей. А потом позвонила Анфисе, а она говорит, мол, мама спит. Под утро, дескать, только легла. Ну, я и успокоилась! Чего, думаю, Кирочке мешать, пусть девочка отдыхает. На следующий день звоню поздравить с днем рождения – опять ее телефон не отвечает. А потом узнала, что ее нет…

Последние слова она прошептала и, задохнувшись, начала беззвучно рыдать.

– Толя, найди ее. Я тебя очень прошу. Может, она еще жива?! Она же должна быть жива, да?

Анатолий Петрович испуганно посмотрел на нее, и она сразу поняла его взгляд.

– Думаешь, я схожу с ума? Не переживай, у меня психика крепкая. Просто не могу думать о ней как о покойнице. Живая она для меня. Толя, накажи его, я тебя очень прошу. Пусть сгниет в тюрьме, никогда оттуда не выйдет.

Анатолий Петрович молча разлил оставшийся коньяк и, залпом выпив, посмотрел пристально в глаза Нине Михайловне.

– Нина, я сделаю все, что от меня зависит. И даже больше.

– Да, я знаю, Толя. Ну вот как мне после этого жить? Кирочка никогда сама не вышла бы в море: она с детства боялась воды. А тут вдруг на яхте, в океане, одна. Я не поверю этому ни на секунду! О, боже мой, – заскулила она, – он ее убил! Он! Будь они прокляты, эти деньги, ради которых он это сделал. Лучше бы она никогда не получала наследства.

– Ниночка, успокойся. Если он виновен, ответит по всей строгости закона.

Прокурор скрипнул зубами и придвинул к себе телефон.

У какого бы транспортера вы ни стояли, ваш багаж обязательно появится на другом – эту истину Алексей успел проверить на себе неоднократно.

Почему в этот раз, в порядке исключения, провидению не отменить бы этот закон?

Он со вздохом перешел к другой ленте, потянув за собой Анфису. Она после исчезновения матери до сих пор пребывала в шоке. Хотя она уже не плакала, но была заторможена и не отходила от Алексея ни на шаг. Лицо ее при том ничего не выражало, будто у пластмассовой куклы. Она двигалась механически, как автомат, и Лесу все время приходилось следить за Анфисой, чтобы не потерялась.

На втором транспортере сумка Леса приехала первой. Он поставил ее рядом с собой и, сжав узкую ладонь Анфисы, сказал:

– Смотри внимательно, сейчас должен и твой багаж появиться. Не пропустишь?

– Ты куда?

– Воды куплю попить.

– Не уходи!

Анфиса вцепилась в него мертвой хваткой, и он остался.

Когда обе сумки, и его и Анфисы, оказались у него в руках и все формальности были соблюдены, они направились к выходу.

– Ты хотел воды купить, – вяло напомнила Анфиса.

– Обойдусь. Куда тебя отвезти?

– А ты куда поедешь?

– К себе. В свою старую квартиру.

– А я тогда к бабушке. Не могу сейчас оставаться одна.

Такси остановилось у его подъезда, он расплатился с шофером и поднялся на свой этаж. Квартира, в которой он давно не был, встретила его затхлым воздухом и тишиной. Алексей намеренно приехал сюда, чувствуя, что не в силах видеть вещи Киры – ее чашку, оставленную на столе, платья, которые она собиралась взять, но в последний момент передумала, ее любимое кресло, ее плед, ее…

Он был к этому не готов и потому предпочел вернуться в свою старую квартиру. Почему-то ему казалось, что в ней будет легче. Но он ошибался. Все и здесь было пропитано памятью о Кире. Вот тут она сидела, листая журнал, в первый раз, когда пришла к нему. Тут они целовались, а там занимались любовью.

Лес застонал и, отшвырнув сумку, бросился вон. В тот вечер он впервые напился до потери контроля над собой. Как добирался домой из бара, Алексей позже так и не смог вспомнить.

Утром десятого июня желтая пресса запестрела заголовками: «Миллионер из трущоб заказал свою жену», «Исчезновение известной писательницы и миллионерши: кто виноват?», «Миллионное наследство не принесло счастья: Кира Карелина мертва», «Много шума – и… ничего. Кто убийца?»