– Черт, кажется, в говно вступил. Точно...
– Найди Синицкого, пусть срочно идет сюда!
– Ну чего ты раскомандовался! Перегрелся, что ли? Черт, новые босоножки...
– Давай быстро! «Три двойки»!
Код 222 обозначал тревогу и срочный сбор. Любавин взглянул ему в лицо, развернулся и ломанулся обратно сквозь кусты.
Через пять-семь минут Саша вернулся с преподавателем.
– Что тут у тебя?
Капитан присел на корточки, осторожно, не касаясь пальцами, осмотрел предполагаемый контейнер. Если заглянуть внутрь, то все сразу же станет ясно. Но даже курсант Волков знал, что этого делать нельзя, а Синицкий восемь лет проработал в московском управлении и был хорошо знаком со шпионскими ухищрениями.
– Закапывай! – приказал он. – Я иду звонить, а вы рассредоточьтесь и наблюдайте. Действуйте по обстановке, но лучше ни во что не вмешивайтесь. А сейчас уходим! Быстро!
Волк понимал, чем вызвана такая спешка. Тайник закладывается не на месяц, не на неделю и даже не на сутки. Между закладкой и съемом проходит обычно несколько часов.
Синицкий побежал искать телефон, а курсанты, замаскировавшись, взяли место закладки в кольцо. Любавин пролез в пролом ограды, перебежал пустырь и спрятался на стройке, откуда тайник был виден, как на ладони. Федирко залез под скамейку на соседней аллее, Крылков скрючился между деревом и вазой для цветов – оба могли наблюдать только за прилегающей территорией.
Волк вначале залег в полусотне шагов от Т-образного столба, так что железная опора находилась в поле зрения и пришедший за контейнером человек не мог остаться незамеченным. Но тут же понял, что вся их дислокация ни к черту не годится. Кольцо засады слишком широкое, съемщик на глазах у наблюдателей заберет контейнер и спокойно уйдет. Если броситься к нему или вызвать напарников, он успеет избавиться от улики. Секундное дело – надо только разжать пальцы и уронить контейнер. Поэтому расстояние следует сократить до предела, как при захвате «языка»...
Извиваясь змеей, он бесшумно подполз поближе, втиснулся под кусты в трех шагах от тайника, кусками фанеры и обрывками рубероида прикрыл ноги до пояса, притрусил туловище опавшими листьями и сухими ветками, измазал землей лицо, в волосы воткнул несколько веточек с зелеными листьями, потом спрятал под грудь кисти рук. Теперь главное – неподвижность. И Волк превратился в камень.
Сквозь пролом в заборе вернулся давешний пес, порыл лапой землю и улегся, свернувшись калачиком, прямо на тайнике. Шебурша крыльями, прилетел воробей и деловито зачирикал над головой. По другую сторону кустов послышались шаги, и птичка испуганно вспорхнула.
– Давай здесь, – послышался мужской голос.
– Нет, ты что, люди ходят, – ответил женский.
– Где ты видишь людей? Никого нет.
– Ну и что... В любой момент могут выйти, я боюсь... Лучше пойдем на стройку...
– Это далеко. И там ты тоже будешь бояться... Шаги постепенно удалялись. Волк впал в оцепенение. Замедлился ток крови, редкими стали удары сердца, расслабились мышцы. Время как бы остановилось. Так он мог лежать сутки, мог и двое...
Человек появился неожиданно, скорее всего, он протиснулся через дыру в заборе. Мужчина в легкой куртке, линялой клетчатой рубахе, черных растянутых брюках, с зеленым рюкзачком за плечами, к которому были пристегнуты складные удочки. Обычный советский рыболов. Хотя большинству советских рыболовов такие удочки не по карману. Из рюкзака он достал небольшую лопатку, прогнал собаку и, присев на корточки, заглянул зачем-то в распах куртки. Потом быстро копнул землю раз, другой, поймал откатившийся мячик, настороженно огляделся и вновь заглянул под куртку. Не очищая, сунул лопатку в рюкзак и, держа контейнер в кулаке, пошел вперед. Смотрел он почему-то не перед собой, а под куртку, поэтому не заметил вынырнувшую из кустов руку.
Сквозь тонкую брючину Волк намертво зажал костлявую щиколотку, сильно рванул. Раздался приглушенный вскрик, «рыболов» растянулся на земле.
– Лежи, сука, убью! – бывший разведчик привычно оседлал отчаянно вырывающегося съемщика и вцепился в не успевший разжаться кулак.
Сзади затрещали кусты.
– Голову ему оттяни, голову!
Чьи-то руки перехватили кулак «рыболова». Освободившейся рукой Волк вцепился задержанному в волосы и оттянул голову назад, чтобы не укусил воротник с ядом. Но тот и не собирался этого делать.
– Я американский дипломат! Я протестую! У меня в кармане дипломатический паспорт! – на чистом русском языке возмущался он.
– Вот что у него в ладони – контейнер! Лика, снимай! Перед лицом Волка появились исцарапанные женские ноги, щелкнул затвор фотоаппарата. Еще щелчок, еще...
– Вы были с Синицким? – спросила женщина. Волк кивнул.
– Поедете с нами понятым.
К ним подбежали еще несколько человек, задержанного поставили на ноги. Щелкнули наручники.
В специально отведенной комнате ближайшего отделения милиции «рыболова» обыскали. На шее у него висел сканер, контролирующий радиообмен на частотах милиции и КГБ. В безобидном целлулоидном мячике оказался завернутый в салфетку черный пластиковый кубик с торчащими в стороны блестящими проводками.
– Что это? – спросил Волк.
– Секретный микрочип, элемент военно-космической технологии, – коренастый мужчина со строгим лицом похлопал Волка по плечу. – Молодец, парень. Мы представим тебя к поощрению!
Несмотря на жару, мужчина носил светлый костюм и галстук. Ему было много лет – не менее тридцати пяти. Другие оперативники оказались ненамного старше Волка. Двое парней в легких «шведках» стояли за спиной задержанного и контролировали каждое его движение. Третий – в джинсах и легкомысленной цветастой майке писал протокол. Молодая женщина в короткой синей юбке и открывающей подтянутый живот белой блузке сидела на подоконнике и нервно курила. У нее были тонкие черты лица и четко очерченные пухлые губы. Перехватив взгляд Волка, она ответила ему долгим изучающим взглядом.
– А где наши ребята? – от неловкости Волк облизнул пересохшие губы.
– Так они сразу ушли, как мы приехали, – ответил старший оперативной группы. – Тебя поискали-поискали и уехали. Давно, как раз двенадцать протикало...
– А сейчас сколько? – Волк недоуменно взглянул на часы. – Шесть?! Ничего себе!
– Да, полдня пролежал как камень. Вон Лика с Геной ходили вокруг, а тебя и не видели и не слышали. Молодец! Закончишь учебу – просись к майору Сестринскому. Это я. Я тебя сразу старшим опером возьму!
– Я дипломат, я требую вызвать представителей посольства! – уныло бубнил съемщик.
* * *
– Приведя в закрытый бар незнакомую девушку, курсант Волков совершил серьезный дисциплинарный проступок, – докладывал майор Шепитько. – А потом приобрел валютное импортное пиво за советские рубли по курсу черного рынка. Это уже злоупотребление служебным положением, а может, и незаконные валютные операции...
Оперативное совещание проходило в кабинете начальника школы. Генерал-майор Лисанов сидел в новомодном вертящемся кресле под портретом Дзержинского и листал личное дело курсанта Волкова. Таких дел ему не приходилось держать в руках со времен работы заместителем начальника нелегальной разведки СССР. Расположившиеся вокруг заместители и члены партбюро не держали таких дел никогда.
– Через некоторое время, находясь в состоянии опьянения, Волков поссорился с гражданами Дерибасовым и Тверзловым, причинив им легкие телесные повреждения, после чего был доставлен в отделение милиции, где по этому поводу был составлен протокол.
Курсовой офицер замолчал. На несколько секунд в комнате наступила тишина.
– Что у нас на него есть? – повернулся генерал к своему заместителю по внутренней безопасности.
– Почти ничего. Только несанкционированное пользование картотекой. Он искал своего армейского сослуживца и командира. И почему-то командирскую жену, – доложил грузный, похожий на бульдога, подполковник Бровин.
– Слабовато! – Лисанов вздохнул. – Какие есть мнения?