— Потому что конверт был адресован… — Я запнулась, сообразив, что конверт-то был подсунут под дверь каюты Джеки, а значит…

Когда я начала пересказывать этот эпизод Симону, мой голос дрожал, а ладони покрылись холодным потом. Господи, Боже мой! Ситуация начала проясняться и становиться все более угрожающей.

— Так, значит, наемный убийца охотится за Джеки! Этот грязный Питер хочет ее убить! У меня было какое-то предчувствие, что он…

— Не так быстро, — прервал меня Симон. — Ваш стюард знал, что вы втроем собрались на вечеринку у Джеки. Вы не делали из этого тайны. Более чем вероятно, что человек, написавший стишок, тоже мог об этом узнать, особенно если ему это было необходимо. Но он мог адресовать стишок любой из вас. На конверте ведь не было указано, кому именно?

— Нет.

— Стало быть, мы не можем судить наверняка, за кем из вас троих он охотится. Наверняка можно сказать только одно: это одна из вас.

Я упала Симону на грудь, повалив его на кровать и, не исключено, сбив ему дыхание.

— Может, пора сообщить об этом Джеки и Пэт? — спросила я. — Я им еще ни о чем не говорила. Джеки только-только выбралась из этого проклятого лазарета и пяти минут не понаслаждалась нормальным отдыхом. А Пэт? Не представляю, как она выдержит новость о том, что ее великолепный Билл, вероятно, хочет ее смерти? Она всерьез надеется, что они в один прекрасный день снова будут вместе. Она страшно боится насилия и даже разговоров об этом. Она говорила, что хочет установить у себя на телевизоре специальный блокиратор. Конечно, она назвала его локатором.

Симон покачал головой, явно погруженный в размышления о том, как выбраться из этой ситуации. Не показалось ли мне, что в глазах его промелькнул страх? За меня. За нас.

Мы сели.

— Ну ладно, — начала я. — Не надо паники. Ты единственный на корабле, кто знает всю эту историю и верит в нее. Единственный, на кого я могу сейчас положиться. Ты можешь помочь спасти жизнь Джеки. Или Пэт. Или, не дай Бог, даже мою.

Я прекрасно понимала, что делаю. Я обращалась к человеку, который два года прожил с мучительной мыслью о том, что оказался не в силах спасти жизнь своей невесты. Я обращалась к человеку, душу которого терзало непреходящее чувство вины за то, что он выжил, который считал себя преступником из-за того, что не смог спасти женщину. Вот этого человека я решила сделать участником новой спасательной операции. Ключевое слово здесь — «участник». Я нуждалась в нем для того, чтобы разделить с ним свою ношу, а не взвалить ее на него. Мне хотелось все делать вместе с ним, потому что я любила его. И — сознавал он это или нет, готов был признать это или нет — он тоже меня любил.

— Учти, в этом деле мы будем партнерами, — сказала я, уточняя позицию, чтобы он себя чувствовал более комфортно. — Мы будем помогать друг другу раскрыть этот заговор с целью убийства. Я не собираюсь полностью перекладывать все это на твои плечи и не хочу, чтобы ты один нес за это ответственность.

— Но я действительно уже несу за это ответственность! — заявил Симон, демонстрируя тот характерный тип мужского поведения, от которого я только что пыталась его избавить. Почему все-таки мужчины не в состоянии понять — если мы способны уважать их интересы, это еще не значит, что мы требуем, чтобы они спасали нас денно и нощно? Что заниматься спасением — отнюдь не их исключительное право, полученное от рождения?

— Симон, я…

— Послушай меня, Струнка. Ты очень увлекательно и интересно рассказала всю эту историю. Почти как анекдот за обеденным столом. Но мы с тобой знаем, что парень, который написал записку, действительно существует. И он не шутит. Я не хочу, чтобы в этом круизе с тобой что-нибудь случилось, понятно?

Я изо всех сил обняла его.

— Ничего со мной в этом круизе не случится, — решительно заявила я. — С чего бы? Ведь со мной — самый знаменитый журналист, специалист по путешествиям!

— Самый знаменитый, черт бы его побрал! — скривился Симон. — Когда я сказал тебе мое настоящее имя, оказалось, что ты его даже не слышала!

— Согласна, — призналась я. — Ты знаешь, у меня по жизни вообще очень избирательное мышление. Если что-то или кто-то меня особо не интересует, я просто не обращаю на это внимания. До того как отправиться в эту поездку, я просто не сознавала серьезность этой проблемы. Это называется «туннельным мышлением».

— А сейчас?

— Сейчас я поняла, что ограниченность моего взгляда на мир гораздо больше вредила мне, чем помогала. Особенно в частной жизни.

Господи, что я несу, прекрати немедленно, одернула я себя, чувствуя, что фраза прозвучала, как у лежащего на смертном одре.

— Например, у меня есть отец, с которым я отказалась разговаривать еще подростком, и сводная сестра, которую я никогда не видела. Я вычеркнула их из своей жизни, сделала вид, что их просто не существует. Но как знать? Может, если я сойду с борта этого корабля в целости и сохранности, мне удастся и выйти из туннеля!

Симон обнял меня, провел рукой по волосам, погладил по спине, забормотал успокаивающие слова.

— Я тебя понимаю, — в какой-то момент сказал он. — Я сам был в таком туннеле.

Некоторое время мы продолжали стоять, держа друг друга в объятиях, хорошо понимая, что наступило затишье перед бурей. Наконец Симон выпустил меня из рук.

— Если мы хотим поймать убийцу, пора действовать, — проговорил он, сделав глубокий вдох и расправляя плечи. Вся его высокая, энергичная фигура выражала решимость. — До конца круиза осталось всего двое суток. Мы не имеем права тратить впустую ни минуты!

— Конечно, — согласилась я.

Он сел на кровать. Нужно было разработать план.

— Среди тех мужчин, кого вы встречали здесь, на корабле, с кем общались, можешь ли ты назвать тех, кто вызывает подозрение? — спросил он.

— Вокруг меня крутится несколько типов. Это, конечно, может быть чистой случайностью, но на таком большом корабле все-таки странно, что я с ними постоянно сталкиваюсь. Ничего не могу сказать про Джеки и Пэт. Бог знает, кто там вокруг них увивается. Но попробуем начать с кого-нибудь.

Я коротко обрисовала ему Генри Причарда, Алберта Муллинза, Ленни Лубина и Скипа Джеймисона. Выслушав, он сказал:

— Можешь ли ты усмотреть какую-нибудь связь между всеми тобой названными и Эриком, Питером или Биллом? Могут они иметь какое-то отношение к вашим бывшим мужьям?

— Нет, с ходу сказать не могу. Думаю, что если поговорю с Джеки и Пэт за завтраком, может, что-нибудь и прояснится.

— Очень хорошо. А пока ты будешь этим заниматься, я кое-куда позвоню и постараюсь проверить, те ли это люди, за кого они себя выдают. Это не займет много времени. Я узнаю, действительно ли Скип Джеймисон — арт-директор «Ви-Вай-Ди», действительно ли у Ленни свой бизнес в Массапекье, на Лонг-Айленде, правда ли, что Генри Причард торгует… Какими машинами, ты сказала, он торгует?

— «Шевроле». Фирма «Петерсон Шевроле». Алтуна, Пенсильвания.

— Спасибо!

— Остается Алберт Муллинз. Он нигде не работает, насколько мне известно. Его проверить будет непросто, как ты думаешь?

— Возможно, — кивнул Симон. — Но по крайней мере можно узнать, действительно ли он живет на Манхэттене и есть ли у него дом в Коннектикуте. Иными словами, есть ли его фамилия в телефонных справочниках там и там.

— Едва ли! Мы же все стараемся спрятаться от телефонистов.

— Ну, я все-таки попрошу одного моего старого друга поискать, — улыбнулся Симон. — Значит, действуем так. Я звоню, ты идешь завтракать с подругами, потом возвращаешься и выкладываешь мне всю информацию про ваших бывших мужей. Что они за люди, с кем дружат, чем занимаются в свободное время.

— Расскажу все, что смогу, — заверила я Симона, глядя на него с благодарностью и восхищением. Разумеется, я и сама могла позвонить, задать такие же вопросы, порыскать по кораблю в поисках разгадки. Большую часть моей сознательной жизни я полагалась исключительно на себя и вполне справлялась со всеми проблемами, несмотря на некоторые мои «пунктики». Я человек дела, умею владеть ситуацией, и мне удается добиваться успехов. За шесть лет, прошедших после развода, я сама зарабатываю себе на жизнь, создала вокруг себя вполне миленький круг общения, даже научилась сама менять спущенное колесо. Да, у меня бывает дурное настроение, меня порой мучают страхи, одиночество, но я научилась со всем этим справляться и если не совсем уж беспредельно счастлива, то, во всяком случае, вполне нормально себя чувствую. Я определенно не собиралась влюбляться, даже мысли об этом не допускала. Вся моя жизнь четко спланирована: усердно работать, ездить в отпуск с подругами, смотреть по телевизору церемонии вручения премий Академии и все в таком духе. Но знаете, что я хочу сказать? Стало лучше, когда в моей жизни появился Симон Пурдис. Гораздо лучше! Я была бы законченной лгуньей, если бы сказала, что иметь рядом с собой мужчину, которого можно обожать, в которого можно верить, которого можно целовать и делить с ним постель, — это меньше, чем восхитительная волшебная сказка.