Мы пожали друг другу руки.

— Мой приятель Антуан согласился принять нас на время нашего отпуска, — торжественно объявил Анджело.

— Спасибо, — ответил я, — мы вас отблагодарим.

— Раз вы друзья Анджело, мне ничего не надо, — сказал Антуан и похотливо зыркнул на. Сказку. Наверное, ему уже осточертело пользовать крестьянок, и он мечтал о постельных сценах, вроде тех, на которые насмотрелся в глянцевых журнальчиках.

— Ну, заходите… Анджело, машину можно поставить за сараем.

— Я сам, — живо сказал я.

Еще бы: в этой колымаге лежали миллионы и миллионы! Ключ зажигания был равноценен ключу от сейфа.

Поставив и закрыв машину, я пошел в дом. Сооружение было не лишено приятности: грубоватое, но уютное, со старинной мебелью, но с телевизором и проигрывателем… На широких окнах висели кретоновые шторы… Да, мсье Антуан умел жить.

Нам показали наши комнаты. Ни один постоялый двор не смог бы предложить нам такие мягкие кровати и такие белые простыни.

Мы со Сказкой тут же обновили свои апартаменты. Два дня без объятий были для нас целой вечностью!

Потом мы долго лежали голые на кровати; она держала меня за руку и счастливо улыбалась.

— Пока тебя не было, мне казалось, что я схожу с ума, — вздохнула она. — Я была на все готова, чтобы вытащить тебя оттуда.

— Ты это доказала на деле…

— Как по-твоему, мы выпутаемся?

— Я запрещаю тебе в этом сомневаться… Теперь я уже знаю, что к чему, и у меня есть ты. Так что им придется рано встать, чтоб меня сцапать… Ты газеты читала?

— Нет…

— Но Анджело ведь говорил…

— Это он читал. А я в это время ходила взад-вперед по комнате. Он позвонил мне из города и сказал, чтобы я приехала к полицейскому управлению и положила под сиденье автомат.

— Молодец парень!

— Да…

Когда мы проснулись, за окнами было совершенно темно. Я первым открыл глаза: мне послышался шум мотора. Но потом я решил, что ошибся: вокруг было тихо. То есть по-деревенски тихо: в черепицах посвистывал ветер, откуда-то доносились лай собак и хрюканье свиней.

Здесь было спокойно и безмятежно. Я закрыл глаза и попытался заснуть снова. Обычно я сплю довольно мало, но здесь это получалось так здорово, что я решил попросить добавки.

Когда я уже болтался между явью и сном, дверь распахнулась, и в комнату ворвались люди. Я потянулся к своим тряпкам, но чей-то голос крикнул:

— Не двигаться, иначе застрелю обоих!

Рядом со мной дрожала Сказка.

И вот в комнате брызнул свет, открывший моему взору, мягко говоря, необычную компанию. Я пораженно заморгал. Неужели кошмар начинается снова? Передо мной полукругом стояли люди, которые, казалось, дожидались только фотографа из «Франс-Суар», чтобы начать представление. Тут были Мейерфельд, усатый здоровила с напарником, которых мы утром оставили с носом, и мой верный Анджело. Правда, у Анджело был сейчас не такой уж верный вид: он держал в руках американскую винтовку со спиленным стволом, решительно направив этот ствол на меня.

Сказка прикрыла грудь простыней.

— Зачем же, подружка? — сказал усатый. — Раньше было лучше…

Я все косился на свой лежащий у кровати пиджак, откуда торчала рукоятка пистолета.

— Не трогай, придурок, — проговорил Анджело, — или я тебя размажу, как кусок дерьма!

Напарник усатого быстро приблизился к кровати и забрал оружие. После этого среди визитеров наступило заметное облегчение, а Анджело — тот даже рассмеялся.

— Поглядите-ка на его рожу! Ну что, бедняга Капут, лихо мы тебя обули? Ты считал себя крутым, но на самом деле ты годишься только на то, чтобы бить по морде алкашей…

Я призвал себя к спокойствию — из-за Сказки, но это оказалось намного труднее, чем накануне. Я вибрировал, как антенна. Ненависть пронизывала меня короткими сильными волнами; к горлу подкатил огромный ком.

В конце концов мне удалось проглотить его, как пилюлю.

— Смотри-ка, Сказка! — проговорил я как можно веселее. — Мы ошиблись ровно наполовину, когда выбирали между Пауло и Анджело: оказывается, они делили тридцать сребреников пополам!

— Заткнись! — крикнул человек с разноцветными глазами.

— Как же мы по его роже не догадались? — продолжал я. — У него же один глаз за своих, а другой — за чужих…

— Честное слово, я сейчас пришью эту падаль! — прошипел мой псевдоспаситель.

Его успокоил усач:

— Погоди, погоди, нам нужно мсье кое о чем расспросить.

— Вообще-то да, — согласился Анджело.

Мейерфельд подошел ближе.

— Наконец-то вы опять в нашем распоряжении, — сказал он своим ледяным голосом, из которого тщательно старался изгнать американский акцент. — Добиться этого было нелегко, но даже самую хитрую лису можно рано или поздно перехитрить.

Он мог ничего мне не объяснять: я уже все понял. Накануне, когда я поехал в «Карлтон», Анджело предупредил Мейерфельда о моем визите, а Мейерфельд вызвал к себе этого дутого полицейского, который, видимо, уже давно служил банде прикрытием. Эти господа арестовали меня тайно, не поставив в известность никого: ни свое начальство, ни журналистов. Они на сутки заперли меня в камере, чтобы тем временем спокойно разработать свой план. Они понимали, что говорить я не стану, но во что бы то ни стало хотели заполучить деньги. И решили сделать так, чтобы я забрал их с собой, разумеется, в сопровождении Анджело. Отсюда и инсценированное нападение, и все остальное… Отупев от голода и беспокойства, я принял все эти «подарки судьбы» как должное… Несчастный идиот! Называя меня лисой, Мейерфельд проявлял необычайную вежливость: на его месте я обозвал бы себя бараном! Они заставили меня вытащить деньги из тайника и привезли в этот неприметный дом… Что ж, они победили, и мне оставалось только получить награду за глупость — пулю в башку…

Мое сердце стучало как бешеное. Я не решался посмотреть на Сказку. И вдруг время словно остановилось, и во мне осталось одно лишь отвратительное подозрение: что если и она с ними заодно?! С самого начала моей одиссеи все меня обманывали, предавали, продавали… Я в очередной раз убеждался в том, что преступник на свете совершенно одинок!

Я посмотрел на нее и почувствовал облегчение, потому что увидел на ее лице страх. Страх непритворный, настоящий. Она тоже была жертвой, и ее ожидала та же участь, что и меня. Усатый «полицейский» подошел ко мне.

— Вот что, — сказал он. — Пора нам поговорить, как мужчина с мужчиной.

— А ты можешь представить на свой счет какие-то доказательства, крысиная жопа?

— Могу, — ответил он бесстрастно, как человек, привыкший слышать оскорбления. И врезал мне так, что у меня чуть не оторвалась голова. Я чихнул кровью, перед глазами запорхала эскадрилья черных бабочек.

Я выпустил когти, чтобы поймать его, но он знал эту музыку и проворно отскочил назад. Сидя почти голышом в этой постели, рядом с журнальной красавицей, я выглядел полным кретином.

— Ты мне это брось, — спокойно сказал усач.

Мне казалось, что остальные зрители должны были находить происходящее очень смешным, однако же никто не смеялся. Рожи у всех были сдержанные и внимательные, и это заставило меня задуматься. Я немного посидел в растерянности и вдруг тихо фыркнул от радости: мне стало ясно, что денег они еще не нашли! Вот почему они обступили мою кровать и разыгрывают здесь «Преступление и наказание»… Если бы они уже добрались до миллионов, то давно всадили бы мне пулю в затылок и вырыли яму как раз по моему размерчику… А может, усатый таракан поехал бы с моим трупом в управление — получать премию за то, что уничтожил опаснейшего государственного преступника?

— Где деньги? — спросил Мейерфельд. Он был человеком аккуратным, методичным, и в нем, похоже, не было ни грамма поэзии…

— Как! — воскликнул я. — Разве вы их не нашли?

— Нет.

Я изобразил крайнее удивление.

— Но они же были в багажнике, на виду!

— Неправда. Мы все там обыскали.

— Значит, их забрал кто-то другой…

— Хватит шутить!