В сером утреннем сумраке Бет сидела на скамье в его футболке, подтянув колени к подбородку, и смотрела туда, где стоял алтарь. Джеку показалось, что он тоже видит расплывчатые образы, витающие перед ее взглядом: вышагивающего перед кафедрой Фрэнка, прихожан на скамьях, какую-то тень на северной стороне алтаря. Что это — сон или последствия травмы? Бет сидела не шевелясь, будто изваяние. Джек встал, подошел к ней и коснулся рукой плеча.

— Как ты?

Она пожала плечами:

— Рано проснулась.

— Что-то случилось?

Бет удивилась:

— А что могло случиться? Который час?

— Почти восемь.

— Пойду, наверное, собираться, — медленно произнесла она, не двигаясь с места.

Перед ней на полулежал все тот же снимок с размытым изображением лысого мужчины. Эта фотография была куда более четкой, чем предыдущие, так что сомнений не возникало: на ней тот же самый человек. Слегка искривленные губы, самоуверенная улыбка внушали Джеку тревогу.

— Кто это?

Бет склонила голову, чтобы ее взгляд не падал на фотографию.

— Не знаю.

Мимо прогрохотал грузовик.

— Но ты думаешь, этот человек здесь не случайно?

Бет выдохнула.

— Я не хочу об этом думать. Если этот тип, возможно, из числа прихожан, преследовал нас — вернее, меня, — а потом папа вдруг запер церковь… то что ему было нужно? Чего он хотел от меня?

— Ты ведь не думаешь…

Джек будто споткнулся. По лбу побежал холодный пот, когда он вспомнил детские фотографии Бет — она была прелестным ребенком.

Она пожала плечами:

— Это ведь церковь. Отсюда никого нельзя прогнать. В церковь приходят и одинокие, и больные, и сумасшедшие. Для многих это единственное место, куда вообще можно пойти.

— Ты ничего не помнишь?

— Нет. По крайней мере слишком многого.

— Уверен: если бы случилось что-то серьезное, ты бы помнила. Если бы что-тослучилось.

— Не знаю.

Голос ее звучал ровно и бесстрастно, как будто речь шла о каком-то старом полузабытом фильме, но Джеку показалось, что есть в нем что-то замогильное. Бет слабо улыбнулась, и он увидел в этой улыбке полную покорность судьбе.

— Я лучше пойду, — сказала она и принялась стягивать футболку через голову. Джек машинально отвернулся.

Он хотел, чтобы Бет осталась в церкви, в безопасности, но не знал, как это сделать. Поведать ей о древнем рыцарском ордене, некогда поглотившем еретиков-тамплиеров вместе с их реликвиями и сокровищами? О том, как, осажденные на острове, они продали некоему алхимику самую ценную свою святыню — манускрипт, настолько загадочный, что его пришлось распылить по нескольким странам, причем даже в разделенном виде участие книги в помешательствах эпохи было весьма ощутимо? Рассказать, что алхимик разгадал секрет и унес его с собой в могилу, а орден, превратившийся со временем в благотворительное общество, продолжает разыскивать манускрипт? Бет подумает, что Джек над ней издевается и до ее собственных опасений ему нет дела. Незнакомец из числа прихожан, явно неравнодушный к красивым девочкам, кажется ей куда более правдоподобным, нежели история манускрипта. Но у Джека имелись доказательства — прочитанные книги, склеп, шрам на лбу.

— Я тебя отвезу, — предложил он.

— Ты собираешься в библиотеку?

— Нет, но у меня есть дела.

Она с любопытством взглянула на него:

— Какие дела?

— Еще одно небольшое исследование.

— Ничего страшного, я доберусь на автобусе.

— Нет.

Она недовольно пожала плечами. Джек включил мотор до того, как Бет подошла к машине. Он разыскал адрес местной штаб-квартиры иоаннитов в телефонной книге и выяснил, что та находится чуть в стороне от главной дороги в город. Джек частенько проходил мимо пешком и сотни раз проезжал на машине. Теперь же он отправился в объезд и заблудился в переулках.

— Я опоздаю, — сказала Бет. Это была скорее констатация факта, нежели опасение.

— Прости.

Наконец Джек выбрался в город и высадил Бету библиотеки. Подождал, пока она зайдет внутрь, целая и невредимая, потом еще минуту посидел в машине. Ему хотелось как можно скорее вернуться в церковь и запереться там, но он не мог просто прятаться и ждать, когда они его найдут — или когда найдут Бет. Он понимал, что должен первым шагнуть навстречу опасности.

Общество Святого Иоанна помещалось в суровом каменном здании, скрытом от посторонних взглядов смоковницами. Неудивительно, что Джек даже не подозревал о его существовании. На камне был вырезан мальтийский крест — точь-в-точь как на стенах Валетты. Джек собрался с духом и, открыв тяжелую калитку, вступил во вражескую твердыню. Даже хладнокровный наблюдатель почувствовал бы некоторую неуверенность при виде такого количества людей в униформе. Пара-тройка госпитальеров, которые время от времени прохаживались по сиднейским паркам, выглядели вполне безобидно, но целое здание, заполненное приверженцами Святого Иоанна… и так во многих городах мира… это уже куда более походило на организованную боевую силу. Каково это — знать, что члены ордена веками носили оружие и не раз пускали его в ход — в Иерусалиме, Акре, Антиохии, — а потом вдобавок выяснить все то, что стало известно Джеку? Он остановился в коридоре — мимо него торопливо проходили госпитальеры в широкополых шляпах и с рациями. Ему не следовало сюда приходить — слишком опасно. Он развернулся, прикрывая лицо в надежде выбраться на улицу неузнанным.

Молодой иоаннит с короткими темными волосами придержал дверь для своей спутницы и вошел следом за ней.

У Джека все поплыло перед глазами, когда он вспомнил, что именно этот парень оказывал ему первую помощь после взрыва в лаборатории. Он снова почувствовал, как земля задрожала у него под ногами, увидел струйки дыма на небе — иоаннит стоял здесь, прямо перед ним. Вот оно. Спасения нет.

На его счастье, парень смотрел в другую сторону и приветственно махал дежурной за столиком — высокой женщине с оливковой кожей и ослепительной улыбкой. Джек слегка расслабился. Возможно, после взрыва иоаннит оказал помощь десяткам людей и госпитальерам вообще ничего не известно о Джеке; наверняка они проведали, что манускрипт обнаружен, но не узнали, кем именно. Так что есть шанс ускользнуть.

Джек сделал шаг и остановился. Иоаннит многое знает о своей организации — ее латинский девиз, историю святого, — но может знать и больше. Он помог Джеку, каковы бы ни были его мотивы. Если Джек сейчас уйдет, то так и будет пребывать в неведении — пока не станет слишком поздно.

— Брат! Эй, брат!

Слова вырвались сами собой, и отступать некуда. Иоаннит обернулся:

— Прошу прошения, вы мне?

Джек знал, что времени у него мало.

— Мне нужна кое-какая информация.

Иоаннит указал в сторону дежурной:

— Спросите у Кэрол. Она покажет вам отчет.

— Мне не нужен отчет.

Иоаннит прищурился, пытаясь вспомнить Джека.

— Почему вы назвали меня «брат»?

— Вы же принадлежите к ордену…

— Да. Верно. И зовут меня Джон. [12]А мой папаша был рыцарем правосудия.

— У вас здесь по-прежнему есть рыцари?

Иоаннит подозрительно посмотрел на него:

— Ну да. Рыцари правосудия и рыцари милосердия. И точно такие же дамы.

Джек чуть понизил голос:

— Мы можем где-нибудь поговорить?

Иоаннит пристально взглянул на Джека, заметил шрам на лбу, и на его лице появилось что-то вроде узнавания.

— Вы там были. Когда взорвали лабораторию.

В висках у Джека застучала кровь. Сначала он решил все отрицать, но потом подумал, что это ни к чему.

— Да. И вы оказали мне первую помощь.

— У вас было сотрясение мозга. Вы в порядке?

Джек пощупал висок.

— Кажется, да.

— Поговорить можно вон там.

Джек поколебался. Иоаннит знает, что он был в лаборатории, но вряд ли ему известно, что манускрипту Джека. Возможно, он попытается забросить наживку; Джек, в свою очередь, сделает то же самое. Рискованно, конечно, но ничего уже не изменишь.