Мысли проносились в мозгу одна за другой, а руки делали свое дело. Перебрав кучу картонных и бумажных папок с уголовными делами, пакетов с вещдоками, Лис нашел незаклеенный конверт с надписью: «По обв. Коренева». Внутри лежала кассета с видеопленкой. Он сунул ее за пазуху. Телефон продолжал звонить.

Заперев сейф, Лис вышел на улицу, взял такси и через четверть часа был у телецентра.

Счет шел на минуты, поэтому, вызвав Семенова и передав ему пленку, он нервно ходил взад-вперед по освещенному тротуару у проходной, пока не сообразил, что стал легкой добычей для любого случайного патруля. После этого он зашел во двор дома напротив и, поеживаясь от холода, сидел в темноте полтора часа, пока Семенов не появился на улице.

– Ну?

– Нормально, – тот протянул кассету. – Все то же, что и было, но не выдержит ни одной серьезной проверки.

В прокуратуре окна по-прежнему чернели, свидетельствуя о том, что кабинеты пусты. Если там не ждет засада...

Возвращение кассеты на место стоило Лису нескольких лет жизни. Подойдя к дому Ирины, Коренев с облегчением обнаружил, что занавески

на кухне раздвинуты, а за ними горит настольная лампа. Значит, все в порядке и Горский на месте. Видно, девушка читала ему интересные книжки.

Из кухонной форточки вдоль водосточной трубы свисал шпагат. Лис привязал к нему футляр с ключами, бросил в окно небольшой камешек. Через десять минут футляр исчез в форточке. Операция завершилась.

Он медленно опустился на скособоченную скамейку. Тело налилось свинцовой тяжестью, руки и ноги дрожали. Занимаясь официальной работой, он никогда не испытывал такой усталости. Еле-еле Лис добрел до дома Натахи и спал тяжелым сном без сновидений.

Погуляв еще пару месяцев и узнав, что Бобовкин уволен со службы по компрометирующим основаниям, Лис пошел сдаваться.

Как ни в чем не бывало заявился к Горскому и сказал, что только сейчас нашел возможность дать показания. К этому времени обнаружили труп Сихно: важняк неоднократно просматривал видеозапись и запомнил слова Коренева про «ту же яму».

Горский немедленно бросил Лиса в камеру и стал «раскручивать» на убийство. Но доказать ничего не смог и направил майора под суд за превышение власти и принуждение к даче показаний. Основной уликой выступала видеозапись. Сколько ни требовал Лис тщательной проверки пленки, он получал один ответ: оснований ставить под сомнение выводы первой экспертизы не имеется.

Такого результата он, затевая хитроумную комбинацию, не предполагал. Бюрократическая машина судопроизводства заглатывала его все глубже, пережевывала и переваривала, не обращая внимания на жалкие попытки защиты и, наконец, оправилась бывшим майором, плюхнув его с лепешкой шестилетнего срока в душный барак ИТК-13.

Он и здесь дергался: писал жалобы, запустил через Натаху оперативную комбинацию, усиленно обдумывал – чья же целенаправленная воля загнала его в зону...

Когда дело уже двинулось на пересмотр, Лис пришел к твердому убеждению, что в колонию его упрятал товарищ Воронцов по кличке Шаман.

И, ожидая отмены приговора; уже знал, с чего начнет свою жизнь на воле.

– Автомат, три рожка, гранату! – истерически орал Башка в зарешеченный оконный проем. – И машину с полным баком! Полчаса вам сроку!

Заточку он наложил на натянутый резиновый жгут, обмотанный вокруг шеи фельдшерицы. Так научил Жиган: если снайпер достанет, то заточка, как выброшенная из рогатки, пробьет горло заложницы.

– И водки пусть дадут, – от двери сказал Жиган. Он прижимал заточенный электрод к животу библиотекарши. Та была на четвертом месяце, и угроза носимому внутри беззащитному существу привела ее в шоковое состояние. Она была готова на все.

– Выпьем и потрахаемся, – продолжал Жиган, шаря у заложницы под юбкой. – Ты дашь по-хорошему?

Библиотекарша кивала, не в силах вымолвить ни слова. Страх и покорность возбуждали Жигана, и ему начало казаться, что он сумеет добиться задуманного и без водки.

– Внимание! – рявкнул снаружи мегафон. – Говорит майор Литвинов!

– Вот сука, – Башка отступил от окна. Репутация командира СОБРа была самая устрашающая.

– До того как начнутся переговоры, вы обменяете беременную женщину. Вместо нее зайду я.

– Вот ему! Так и передай, – сказал Жиган.

– Меняться не будем, – пискнул Башка. Он уже начал жалеть, что послушался Жигана и ввязался в это дело. Но с другой стороны – никакой помощи от приятелей с воли не было, поддержки в камере он тоже не получил. Рассчитывать приходилось только на себя.

– Не станете меняться – никаких переговоров вести не буду! Взорву дверь и оторву вам головы! А если женщины пострадают – яйца поотрываю!

Башка приуныл. Сидел бы как все, ждал суда. Это Жигану терять нечего

– у него расстрельная статья и четыре ходки. А у Башки – первая судимость и смягчающие обстоятельства: Амбал подтвердил, что тот мужик первым его сигаретой прижег. Он, конечно, чекист и никогда не курил, но суд всем одинаково должен верить, ведь все граждане равны, так адвокат объяснял. Ну дали бы восьмерик... А тут пришибут прямо сейчас, на месте.

– Согласны, – отозвался Башка и от страха даже заорал на Жигана: – Будем выделываться – шлепнут без разговоров!

– Ты что командуешь, фуфло! Меня слушай! А то я сам тебя шлепну! – ощерился Жиган.

– Тогда я сдамся, – пригрозил Башка, и, к его удивлению, угроза подействовала.

– Хер с тобой, поменяем бабу на мента! За него еще больше пупок рвать будут... Что захотим – то сделают!

Жиган был залетным и о Литвинове не слышал.

– Обоих не достанешь? – спрашивал в это время командир СОБРа у снайпера Вити Акимова.

Тот оторвался от прицела.

– Второй вообще не показывается. А этого, у окна, могу срезать. Но вот эта резинка...

– Ладно, разберусь на месте. Держи кого сможешь, и когда я начну – гаси!

Литвинов вытащил из карманов камуфляжного комбинезона документы, запасной магазин, записную книжку. Потом снял куртку, и Акимов широким куском лейкопластыря приклеил между лопатками пистолет.

Снова надев куртку, майор подвесил под нее пустую оперативную кобуру.

– Я иду! – предупредил он в мегафон и, передав его одному из бойцов, медленно, держа на виду руки, пошел через хозяйственный двор. Прикрываясь заложницей, его внимательно осматривал Башка.

Вновь прильнувший к окуляру Акимов упер пенек прицела в левую бровь преступника, но голова заложницы находилась в сантиметре от точки попадания. Пятьдесят на пятьдесят.

Между лопаток медленно текла струйка пота. Так бывало всегда при риске поразить невиновного.

Литвинов по-хозяйски стукнул кулаком в железную дверь.

– Открывайте, менка!

Помедлив, Жиган повернул ключ.

– Скажи, чтоб без подлянок, а то проколю насквозь! – прошипел он в лицо помертвевшей библиотекарши и сильнее прижал острие к податливому телу.

– Ничего не делайте, а то нас убьют! – крикнула она и заплакала навзрыд.

– Да ничего я не делаю, – приоткрыв дверь, Литвинов медленно протиснулся в захлестываемую волнами агрессии и страха бетонную коробку. – Этим дуракам уже готовят все, что они заказали. Пусть едут! Только куда? До Чечни далеко, да и делать им там нечего, тут же в расход пустят как русских шпионов. Сдавались бы лучше!

– Заткнись! – заорал Жиган. – Стань к стене!

– Тю, – удивился майор. – Ты меня что, расстреливать будешь? Давай, отпускай женщину!

– К стене! – жилы на шее напряглись, в углах искривленного рта появилась пена. За спиной у Жигана имелось четыре доказанных трупа и еще столько же неизвестных следствию.

– Я ее сейчас на шампур нанижу!

Пожав плечами, Литвинов стал лицом к стене. Он казался спокойным и послушным, но щека начала подергиваться.

– Раздевайся!

– Охренел? Что я тебе, баба?

– Знаю я ваши подлянки! Снимай все, чтобы видно было; что у тебя есть!