– Виктор, – протянул он руку в первый наш день, как только нам показали, где устраиваться.
– Юрий, – ответил я.
Два единственных слова, которыми мы тогда обменялись в первый день. Нельзя сказать, что Виктор был неразговорчив. Но – точно не словоохотлив.
К концу первой недели, наконец, начало сказываться отсутствие физической нагрузки все то время, пока я проездил на коляске. Я понимал, что ничего особенного пока меня делать не заставляют, но все равно начал уставать. Приходил вечером с очередного цикла тестов, валился на кровать и засыпал.
Сосед лишь удивленно на меня смотрел, но не говорил ничего. По нему вообще казалось, что он заскучал от недостатка ежедневных нагрузок. Может, так оно и было на самом деле.
Врачи не спешили делиться с нами выводами о нашем здоровье. Кое-что начали показывать лишь на десятый день – и то весьма странным образом.
* * *
Я ввалился в комнату с твердым намерением улечься спать, даже не раздеваясь. Всю дорогу от очередного велотренажера, который к вечеру сменил беговую дорожку, мои мысли крутились вокруг ключевого вопроса этого вечера: напрячься и снять армейские ботинки, которые нам выдали, или же заснуть прямо в них? По поводу остальной одежды подобных мыслей у меня даже не возникало – я твердо знал, что раздеваться не буду. Нет сил.
Конечно, мысленно я пообещал себе, что лишь чуть-чуть посплю, а с утра переоденусь во все чистое, приму душ, почищу зубы.
Сложно посчитать точно, но, по-моему, пару таких обещаний поутру я благополучно забыл.
Заснуть я не успел.
– Можно с тобой посоветоваться? – раздалось с соседней койки. Возможно, это были и не первые слова моего соседа после нашего знакомства, но точно одни из немногих. Похоже, ему действительно важно было с кем-то поговорить.
– Давай, – вздохнул я и сел на кровать, вместо того чтобы на нее лечь. Раз уж заснуть сразу не удавалось, то я начал неторопливо снимать ботинки, одновременно подумывая, не снять ли, наконец, одежду, раз уж возникла такая оказия.
– Мне сказали, что у меня пролапс митрального клапана, – с ходу заявил Виктор. Слегка подумав, он поправился: – Сказали, что для обычной жизни – ничего страшного, нужно просто наблюдаться. Но посоветовали больше тяжестями не увлекаться. Вот.
Я осторожно кивнул. Интересная информация, но я пока не видел поля для обсуждения, советов и рекомендаций. Видимо, Виктор сказал еще не все.
Виктор тоже помолчал какое-то время, а потом добавил:
– Сказали, что в таком виде мне служить нельзя. Только если со специальным бланком. Там всего с десяток ботов, полностью контролирующих работу сердечной мышцы и клапанов. Но говорят, что опасно. У бланка смертность до ста случаев… на десять тысяч. Его даже из магазинов отозвали: слишком много смертей. Еще они мне список дали. Семь разных бланков помимо этого, самого опасного. В совокупности, они посчитали… насчитали почти две сотых на то, что я не переживу ассимиляции. Врач мне посоветовал не ввязываться. Сказал, что слишком опасно. Отправил думать.
– А если ты откажешься? – спросил я. – Что будет?
– На все четыре стороны, – пожал плечами Виктор. Кровать под ним при этом жалобно заскрипела. – В силовое ведомство корпорации я не гожусь. У них свои правила.
– Да… неслабо, – протянул я. – Так и не ввязывайся. Тебе так хочется служить в маленькой частной армии? Или просто хочется служить? Тогда иди в настоящую армию, там наверняка требования послабее.
– Может, – Виктор вновь пожал плечами. – Хотя сейчас во всех частях проверки либо врачи от «Наноздоровья» проводят, либо от «Генной логики». Где как договорились. Может, конечно, они не так придираются. Но я сюда хотел. Что мне еще делать? Ты же видел, что в городе творится? Либо к бандюгам пристраиваться, либо в армию. Таким, как я, просто тихо посидеть нигде не дают. Все хотят либо на мне потренироваться, либо к себе затащить. А когда не получается, то опять – ножи, пистолеты, угрозы. Устал.
Я покивал. Его ситуация казалась понятной. Не сказать, что я когда-то переживал нечто подобное, – меня в банды никогда не звали, но положение Виктора легко было представить.
– Так вот и хочу посоветоваться, – сказал он. – Глупость, может. Но вот ты бы как поступил на моем месте?
Я вспомнил «Ходока». Какой там один процент. В период ассимиляции мне казалось, что я сдох тысячу раз. Хотя, если подумать, я бы все равно лег под ту капельницу опять. Но я не мог ходить – насколько ситуацию Виктора можно сравнивать с моей?
– Тяжко, – признался я. – Ты пойми, мне эта армия до лампочки. Пока что, во всяком случае. Может, потом мозги промоют и я ее сильно полюблю, но пока… С другой стороны, мне и терять нечего. Один остался, семьи нет, родители умерли. С этой стороны – я бы, может, и рискнул. Тем более если с сердцем что-то. Ты же теперь об этом знаешь. Всю жизнь бояться будешь. Точно – я бы рискнул. Хоть и опасно. Только я – это я. Ты бы лучше сам решил.
– У меня тоже семьи нет, – нашел сходство между нами Виктор. – Давно родители умерли, в аварии. И ни жены, ни детей. Да, бояться я точно не хочу.
– Ты подумай. Не спеши. Может, оно того и не стоит. Подумаешь, лишний блин на штангу не наденешь, – так не в этом счастье.
– А в чем? – тут же спросил Виктор. – Я и не знаю. Хотел просто – чтобы со своими вокруг. Чтобы не думать каждый день, кто тебя вечером в подворотне ждет «на поговорить».
Я видел, что решение он уже принял. И его выбор меня не радовал. Особенно меня не радовало то, насколько я повлиял на чужое решение. Дай бог, он не окочурится с бракованными ботами у сердца. Мне только этого довеска на совесть не хватает.
– Ты не спеши, – повторил я. – Подумай, прикинь.
Раздеться я так и не разделся. Хорошо, хоть ботинки снял.
Через минуту я уже спал. Лишний груз на душе, может быть, и тянул, но спать хотелось все равно.
* * *
– Очень неплохо, молодой человек. Очень, очень неплохо, – заявил мне врач. – Отменное здоровье с точки зрения… здоровья. И мои коллеги, похоже, вас неплохо загрузили. Все самое новое, самое надежное. Кроме, конечно, вашего любимого «Ходока», но тут уж, как я понимаю, либо пан, либо пропал. Здоровье у вас отличное…
В его словах чувствовалось очень большое «но», и я сразу насторожился.
– Да… отличное здоровье. Вот только хиловаты вы. Мышечная масса, вес. Явная склонность к простудным заболеваниях, хотя, похоже, все детство вы закалялись, так что в рамках фенотипа вы сделали максимум. Рост опять же. Хиловаты вы для воина, сами не думаете?
Я лишь пожал плечами. Вопрос явно не требовал ответа. Если бы я так думал, то меня бы здесь и не было. По поводу трехочковых вспоминать не хотелось. Что им тут мои баскетбольные достижения? Да тут, наверное, через одного чемпионы. Еще и накачанные ботами так, что и к соревнованиям давно уже перестали допускать.
– Ну да, ну да, – покивал врач то ли моим, то ли своим мыслям. – С другой стороны, вроде как не со стороны идете. А раз вас из безопасности порекомендовали, значит, тоже о чем-то думали.
– Шустрый я, – буркнул я, лишь бы сказать хоть что-то. Я сам неожиданно оказался чуть ли не в той же ситуации, что и Виктор. И вдруг понял, что не хочу обратно в город. В пустую квартиру, в темные подворотни, которые все реже оказывались освещены, не хочу возвращаться к прошлому. Что бы ни было впереди, оно казалось предпочтительней того, что осталось позади.
Так я думал.
– Да, точно, шустрый, – вновь закивал доктор. – Это верно подмечено. Но я так скажу: в охране вам будет неинтересно, в штурмовые группы – точно не возьмут, вы бы видели тех детин, что там служат. Можно попробовать лишь в специальные подразделения, но в них и набор разовый, и далеко не всегда вообще хоть кого-то берут.
– А эти чем занимаются? – с легким подозрением спросил я. Отдельный спецназ в частной армии – это казалось слишком даже для корпорации.
– Да все тем же, – махнул рукой врач. – Просто не всегда сила все решает. Иногда, как вы говорите, шустрым быть важнее. Ну и умным. В общем, в учебку я вас пропущу, но учтите – если на выходе вас все вербовщики забракуют, то пойдете в охрану. И деваться будет некуда, потому что контракт подписывается сейчас, а куда вы попадете – узнаете только потом.