Первой их удачей стал захват одного из судов каперской флотилии — пинка «Заяц». Корабль шел с Борнгольма, где захватил двух шведских каперов, в Копенгаген. Ночью пленники освободились от оков, убили вахтенных, ранили командира, заперли команду в трюме и взяли курс на Померанию, где сдали судно властям. Сохранился список команды пинка. Эти имена дают представление о национальной принадлежности первых русских каперов, «подданных» Московского государства: Клаус Тоде из Любека — капитан; Гейнрих Шульие из Гамбурга — помощник; Ганс Гаусман из Дитмарксена — шкипер; Петр Хазе из Травемюнде — штурман; Нильс Гейнрихсен с Борнгольма — боцман; Тевес Бартельшен, также с Борнгольма — боцман; Олоф — сын Хазе, двенадцати лет. На пинке находился и пленник — некто Гейнрих Куль, золотых дел подмастерье.
Самого же Роде взять долго не удавалось. Дважды осторожного датчанина выручала разведка, и, получив вовремя предупреждение об экспедициях, снаряжаемых на его поимку, он успевал скрыться в датских водах. И все же шведам удалось захватить корабли Роде на острове Борнгольм. Правда, сам датчанин вновь ускользнул в Копенгаген. Однако его отряд уже не мог соперничать с превосходящими силами поляков и шведов и был вытеснен с Балтики. Изменилась и международная обстановка — Дания заключила мир со Швецией…
Прошло немного времени, и теперь уже Копенгаген был озадачен известиями о разбое Роде в датских проливах и захвате им судов. Это положило конец его деятельности русского капера. По приказу короля (05.10.1570) Роде был арестован и отправлен в замок Галь, близ Виборга. Коменданту крепости предписывалось отвести для узника комнату и принять все меры к тому, дабы никто не говорил с ним, кроме стражи. Особо оговаривалось требование соблюдать осторожность в общении с заключенным, отрекомендованным «шустрым малым», полагаться на которого нельзя. К Ивану IV был послан специальный гонец с донесением об аресте Роде [74]. Суда флотилии Роде конфисковали датчане, а «товарищей его» выдали шведским властям. Через три года, летом 1573 года, Роде перевезли в Копенгаген, предложив ему выкупить свободу за тысячу талеров. Дальнейшая судьба «московитского адмирала» неизвестна.
XVII век
Так закончилась история первого русского капера Карстена Роде и его флотилии. Столь же неудачной оказалась и первая попытка закрепления Российского государства на Балтийском море и ведения им самостоятельной морской торговли с Западной Европой. В 1581 году Швеция захватила Нарву, в 1611 году заняла русское балтийское побережье (Ижорскую землю — Ингерманландию) с берегами Невы и окончательно преградила России выход к морю. Столбовский мир 1617 года подвел конечную черту в катастрофическом падении России. Шведский король Густав II Адольф заметил: «Великое благодеяние оказал Бог Швеции. Русские — опасные соседи. Но теперь этот враг без нашего позволения не может ни одно судно спустить в Балтийском море, в большие озера Ладожское и Пейпус [75]. Нарвская область — тридцать миль обширных болот — и сильные крепости отделяют нас от него: у России отнято море, и, Бог даст, теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеек». Через четыре года, в 1621 году, с занятием шведскими войсками Риги, был положен последний камень в «прибалтийский барьер», разрушенный только в 1721 году Ништадтским миром, превратившим Россию в морскую державу.
Впрочем, превращение Балтийского моря в «шведское озеро» совершенно не означало уничтожения внешней торговли России. На протяжении XVII в. купцы из Новгорода, Пскова, Тихвина, Олонца, Ярославля ездили торговать в Стокгольм — единственный западноевропейский порт, в который приходили русские суда и где существовал Русский гостиный двор. Другим регионом российской балтийской торговли являлась Прибалтика и, несмотря на то, что Ревель, Дерпт, Рига оказались под властью Шведского королевства, немецкое купечество вело здесь выгодную посредническую торговлю между Россией и Западом. В 1632 году, со строительством в устье Невы шведского, города Ниеншанца, возник еще один центр транзитной торговли. По замыслу короля Густава II Адольфа, новый порт, создаваемый в противовес прибалтийским портам, должен был монополизировать внешнюю торговлю России на Балтике и вытеснить из русской торговли прибалтийское купечество.
Вторая торговая магистраль России — беломорская — шла севернее: «по божьей дороге океану-морю». Она огибала Скандинавский и Кольский полуострова и следовала к устью Северной Двины — в «жемчужину державы», в порт Архангельск. Сюда в весенние месяцы в сопровождении военных конвоев стекались нидерландские, немецкие, шведские, датские, французские купцы.
На этом пути таилось немало опасностей, были часты нападения пиратов, а в периоды войн — многочисленных каперов. Страдали в основном европейские коммерсанты. Летом 1582 года, например, датские «пять кораблей… разбойным обычаем на море у Колы и у Колмогор разбили немей, которые к нам в наше государство ехали… и корабль их со всем животом взяли, и их самих взял». В царской грамоте, направленной королю Дании, было выставлено требование сыскать этих людей, казнить их и вернуть захваченное. В начале 1613 года судно нидерландского купца Г. Кленка, зимовавшее у Тотьмы, разграбили «литовские люди». Разбойники захватили имущества на 15 тыс. руб., а самого купца и его людей «мучили и едва живыми отпустили». В 1614 году, «как приходили воры к Архангельску», воевода и посадские люди жгли склады и товары. В 1639 году два датских корабля захватили у побережья Кольского полуострова четыре голландских судна; в 1643 году испанские разбойники взяли еще нескольких голландцев. Зафиксированы случаи, когда местные жители пользовались привилегиями «берегового права», — в сентябре 1635 года недалеко от Архангельска затонул голландский торговый корабль, и вряд ли жалобы владельцев разбитого судна привели к возвращению товаров, присвоенных «промысловиками» Беломорья.
Нередко торговцам приходилось оставаться на зимовку в Архангельске, как вынуждены были сделать в 1687 году пять гамбургских судов (Гамбург осаждался Данией) или в 1690 и в 1692 годах голландские и немецкие суда, опасавшиеся нападения французских корсаров, оставивших печальную память. Один из них, кавалер де Форбен, не единожды громил северные караваны, направлявшиеся в Архангельск. В северных водах зафиксированы нападения немецких, голландских и даже испанских пиратов. Приходилось сталкиваться с морскими разбойниками и русским людям, причем жертвами нападения, по причине редкости торговых купеческих плаваний, становились дипломаты. Так, например, летом 1580 года немецкие разбойники ограбили в Пернове царских посланников. А в апреле 1654 года немало неприятных минут пришлось пережить у Западных Фризских островов посланному во Францию Константину Мачехнину. Торговый корабль, на котором он шел из Нарвы, оказался в непосредственной близости с «аглинскими воровскими караблями», захватившими на глазах дипломата четыре нидерландских и гамбургских буера. Мелководье спасло русскую делегацию, но каково же было изумление дипломатов, когда шкипер их судна оказался братом шкипера «карабля воровскою». Он признался, что «…к ним теперво и сам пошол, а для вас не пойду, чтобы государеву делу какая поруха не учинилась и вас не побили». Неожиданный союзник привел судно в Харлинген, где Мачехнин нанял другое судно и добрался до Гааги. Здесь из-за английских «воинских и воровских кораблей» пришлось простоять до 27 июня, и во Францию делегация прибыла только в октябре.
Приходилось российским государственным деятелям сталкиваться и с барбарийскими корсарами. В 1697 —1699 годах с образовательными целями за границу был направлен стольник Петр Алексеевич Толстой (1645 — 1729), будущий посол России в Турции (1702 — 1714), глава Тайной канцелярии и противник светлейшего князя Меншикова. Совершив путешествие по европейским странам (Польша, Силезия, Моравия, Австрия), он прибыл в Италию, где принялся за изучение морского дела. Пятидесятидвухлетний вельможа поступил волонтером на корабль, совершавший каботажные плавания по Адриатическому морю, и, обойдя побережье Далмации, приобрел немалый опыт в навигации, получив похвальный аттестат об успехах в «навтичных науках». Спустя некоторое время, в июле 1698 года, он отправился в Неаполь и на фелюге обогнул Сицилию, собираясь плыть на Мальту, когда неожиданно были получены известия, что в море ходят три «корабля турецких великих». У острова Капо-Пассеро срелюга встретилась с двумя мальтийскими галерами, которые уступали корсарам по боевой мощи. «Однако ж те галеры, — рассказывал Толстой в путевых записках, — от ник не побежали, а стояли, ожидая их, блиско помяненнаго острова (Капо-Пассеро. —Д. К.); также и я в своей филюге, где был поставлен на стороже, с того места бес повеления капиганскаю не уступил… И так мы тое ночь стояли всю…»