– Хотелось бы чаще лицезреть вас в Клубе, Харизма, – сказал Манго, тренер Клуба.

Проблема с Манго в том, что он вежлив. Чересчур вежлив. Неестественно вежлив. Вторая проблема – это не напускное. Он смотрит вам в глаза, когда говорит с вами, и если у вас вместо сердца – крошащаяся от любви пышка, вам непременно захочется прижать его к груди и запустить в эти золотые кудри стайку рыданий. Когда Манго улыбается, он словно бы смущенно прикусывает нижнюю губу. Уточнение: в гигиенической помаде, пухлую, будто ужаленную пчелой, губу.

Третья проблема с Манго – это тоже не напускное.

Первая и единственная проблема с Харизмой Реньи – меня подобным не пронять.

– Словом «лицезреть» уже никто не пользуется, Манго.

– Можно задать вам один вопрос? – Его смуглое лицо точно подсвечивалось изнутри россыпью лампочек, таких же, как по кромке бассейна.

– Как тренер отчаявшемуся хромому клиенту?

– Вы отчаявшаяся?

По крайней мере, не стал отрицать, что я хромая. Если бы стал, наш разговор на этом закончился.

Однажды меня назвали «хромоножкой». Да, я хромая девушка, но во имя любви к Господу, кредиту, распродажам и керамическим щеночкам, не надо этих ярлыков вроде «хромоножки», ладушки?

Моя улыбка стала на километр шире:

– Ладно, не я, а мой врач. Хотя он и продолжает тараторить, что верит в меня. – Я посмотрела на часы. Мне было решительно плевать, как это смотрелось со стороны. Иногда вежливость перестает быть одной из моих определяющих черт. – Какой вопрос, Манго?

Мимо нас, шлепая задниками вьетнамок по морщинистым чистеньким увлажненным пяткам, продрейфовали два старика. На одном были салатовые шорты, через руку перекинуто полотенце с логотипом Спортивного Клуба. На другом – футболка с надписью «Невыездной из Кайфландии».

– Ты меня уел, хвастун. Думаешь, из тебя выйдет хороший танцор сальсы? – протрещали Салатовые Шорты. Рука в старческих пятнах метнулась назад и подтянула шорты обратно на костлявую бледную задницу. Там, под этими шортами, оружие массового поражения.

Невыездной из Кайфландии отмахнулся:

– Я всегда так думаю, когда выпиваю!

Скрипуче хихикая, старики скрылись за дверью с надписью «Массажная».

– Сложно ли получить лицензию чтеца? – спросил Манго.

Фокус в том, что вы начинаете по-настоящему видеть человека, когда он спрашивает у вас о лицензии чтеца.

Манго все еще оставался загорелым белозубым красавцем с шестью кубиками пресса, но в то же мгновение, как этот вопрос сорвался с его напомаженных губ, он стал чем-то большим и одновременно чем-то меньшим, если вы понимаете, о чем я.

– Достаточно трудно, – ответила я, – но при благоприятном стечении таких факторов, как упорство и везение, вполне возможно. Почему вы спрашиваете, Манго?

Он вновь улыбнулся этой своей потрясающей улыбкой, однако теперь за ней что-то было. Я назову вещи своими именами: неловкость.

– Я просто подумал, вы как никто другой сможете обрисовать реальное положение вещей…

– Хорошо, Манго, я поняла. Что вам сказали в Районной администрации?

– Что, если я подам заявление, мне придется запастись терпением, – выпалил он и этак ошарашено уставился на меня, как если бы я сказала, что его левая икроножная мышца не импонирует мне.

– Значит, вот как это нынче называется – «запастись терпением», – фыркнула я. – Вы стучитесь в сплошной бюрократический лабиринт, все верно. Я не понаслышке знаю о служащих администрации. Шесть лет назад получение лицензии не было головомойкой, в которую ее превратили после дела Рождественского. Но стоит отдать этим подонкам должное: тогда тоже хватало подводных камней.

– То есть не надо и пытаться?

Я пожала плечами:

– Почему же? Стойте твердо на земле и не сдавайтесь.

На его щеке была родинка, глаза – светло-голубые, как два аквамарина, плюс белый цвет с голливудским шиком оттеняет бархатистую смуглость его кожи. Я не хожу ни в какие солярии, я смуглая от природы, так что, пожалуй, мне тоже идет белый, но я редко проверяю это на практике.

Манго улыбнулся. Это была та улыбка, которую я наблюдала на его лице в лучшем случае три раза в неделю.

– Спасибо, Харизма, приятно слышать от вас ободряющие слова.

Я мысленно прокрутила фразу: «Приятно слышать от вас ободряющие слова» и невольно передернула плечами. Повтори Манго эту фразу еще хоть раз, и у меня кровь из ушей пойдет.

Я вновь глянула на часы:

– Не хочу показаться грубой, но мне действительно пора.

Он выставил руки ладонями вперед; ладони были неестественно белыми на фоне всего этого загорелого произведения искусства, хотя все же не такими белыми, как зубы.

– Конечно, конечно! Спасибо, что уделили мне минутку.

А вот это уже напускное, спасибо-пожалуйста.

Я обернулась и, глядя на Манго снизу вверх, сказала:

– Ясно. Вы никому не говорили.

Манго прикусил губу и сглотнул – достаточно громко, чтобы я услышала.

– Если в Клубе узнают, меня уволят.

Мой тренер смотрел на меня, как ребенок, узнавший, что Зубной Феи не существует; как старик, пытающийся смириться с мыслью, что заседание (читай – попойка) местного клуба шашек переносится.

Черт, такими темпами я отсюда никогда не уйду. Бесплатная консультация для бронзового Аполлона: бесстрашного, когда речь идет о вонючей белковой бурде в стакане, но до чертиков напуганного, как бы кто не узнал о горько-сладкой начинке под всей этой глыбой мышц.

Я закатила глаза:

– Да, дерьмо не ново, страх людей перед неизведанным, бла-бла-бла. Манго, насколько ярки ваши видения?

Чем сильнее чтец, тем больше боли причиняет процесс чтения. Словно ваш череп вдруг становится стеклянным, и на стенках начинают вспыхивать цветные, до рези в глазах четкие картинки. Мозг будто заливают горячим вязким бульоном, в который вместо жирного мяса и костей добавили прошлое и настоящее человека. Человека, о котором одним прикосновением вы узнаете все, я имею в виду, буквально все – больше, чем вы можете себе представить. Я просто знаю, о чем говорю.

– Достаточно яркие.

Я покачала головой, собранные в хвост волосы зашуршали по куртке.

– Насколько? – повторила я.

Его взгляд затуманился, и он затараторил:

– Штрафы за парковку госпожа Элеонора складывает в жестянку из-под полуфабрикатов «Дядя Овощ», а по выходным ставит пластинку Бинга Кросби и вальсирует голой по квартире, а потом к ней приходит старик из двадцать шестой квартиры и…

Я подняла руку, обрывая его.

– Манго, вам нужна проклятая лицензия больше, чем белковый коктейль. Если вы будете продолжать в том же духе, вы свихнетесь.

– Иногда мне кажется, что моя голова вот-вот треснет, как перезрелый фрукт.

– Вот почему вам необходимо попасть под крылышко закона. Станете лицензированным чтецом, большое дело, подумаешь!

– Но тогда в моей медицинской справке появится строчка о том, кто я. Меня не допустят на работу в учреждения, подобные Спортивному Клубу. Я никогда не был…

– Не таким, как все? – Я представила Манго в школьные, университетские годы: местная футбольная команда, гордость родителей, неплохая успеваемость, от поклонниц нет отбоя. И вот какая незадача: вдруг обнаруживается, что всеобщий любимчик может обскоблить ваш разум не хуже автолюбителя, сцарапнувшего с капота наледь вместе с краской, не хуже шеф-повара, чистящего молодой картофель. Я снова пожала плечами: – Боюсь, вы всегда были не таким, как все.

– Но я… не умею.

Так и хотелось рявкнуть: «За что мне это наказание?», но я промолчала. Манго был расстроен, ошарашен, сбит с толку. Я смотрела на него, не пытаясь утешить. Ему не нужны мои утешения. Что ему нужно, так это привыкнуть, смириться. Смирение – коктейль, который мы все разок да пробовали. Добавьте в бокал пару кубиков льда и подавайте с оливкой.

Ведь выше себя не прыгнешь, а вот ниже себя упасть можно. Вы скажите, что нужна золотая середина. Но – послушайте: однажды один мудрый человек, с мобильником у уха, в дорогих туфлях, тоже пожелал мне найти золотую середину. А потом мне отрезали мизинец. Я запомнила это пожелание в весьма специфическом контексте.