Ему не нравилось, что Анника постоянно куда-то ездит. Не нравилось, и все. Она не слишком хорошо себя чувствовала. Он точно это знал, но когда Томас пытался говорить с ней на эту тему, она становилась холодной и замыкалась в себе. Он хотел, чтобы она всегда была рядом, чтобы все было как надо, чтобы жена была спокойна и счастлива.

После того ужасного Рождества, когда худшее уже было позади, все, как ему казалось, постепенно наладилось. Анника немного поблекла, но зато стала более собранной. Она много играла с детьми, пела и танцевала с ними, вырезала и клеила аппликации. Все свое время она посвящала попыткам объединения жителей квартала и переоборудованию кухни. Это последнее желание появилось после того, как им удалось выкупить право аренды. Мысль о том, что они смогут выкупить квартиру по цене вполовину меньше рыночной, вселила в Аннику поистине детскую радость, но, как и всегда, денег не было даже на это. Сам он к покупке относился с философским спокойствием, понимая, что деньги приходят и уходят. Но Анника не давала ему забыть о том, как он прогорел с акциями «Эрикссон».

Он бросил взгляд на духовку. Наверное, лосятина уже достаточно согрелась, но Томас не встал, чтобы достать и поставить мясо на стол.

Когда Анника снова начала работать, она стала отдаляться от него, стала отчужденной и непонятной. Иногда, во время разговора, она застывала и цепенела с открытым ртом и выражением ужаса в глазах. Когда он спрашивал, что случилось, она смотрела на него так, словно никогда прежде его не видела. От этого Томас покрывался гусиной кожей.

– Папа, у меня ничего не получается.

– Попытайся еще раз, а я сейчас приду.

Перед этой неприятностью он был совершенно бессилен. Он в последний раз посмотрел на утреннюю газету, и до него вдруг дошло, что этот журналистский труд сегодня же вечером будет выброшен на помойку и забыт.

Чувствуя свинцовую тяжесть в теле, он накрыл на стол, бросил грязную детскую одежду в стиральную машину, нарезал салат и показал Калле, как запустить компьютер.

Как только они сели обедать, явился курьер с брошюрами, которые предстояло обсудить и оценить завтра вечером.

Пока дети болтали и баловались, он читал сжатую информацию о том, как должны вести себя политики и должностные лица, если им угрожают. Он прочитал материал дважды.

Потом он подумал о Софии.

Анника заглушила мотор, остановившись перед темным подъездом редакции «Норландстиднинген». Желтый свет уличного фонаря скупо освещал панель.

В то время, когда она сидела дома, у Томаса появились возможности, которые он быстро усвоил и стал принимать как должное. В течение трех месяцев он принимал как должное все ее услуги, считал жену и детей украшениями жизни. Вечера его были свободны для тенниса и рабочих встреч, в праздники и выходные он катался на яхте и ходил на хоккей. Но с тех пор, как она вернулась на работу, Томасу опять пришлось привыкать к разделению труда. Он упрекал ее в том, что она работает под тем предлогом, что ей нужен покой и отдых. На самом деле хотел есть теплую еду, которую она бы ему подавала, и – странно – эти мысли вызывали у нее злость.

Она открыла дверь машины и вышла на неубранную улицу. С заднего сиденья она взяла сумку и компьютер.

– Пеккари? – произнесла она в микрофон домофона. – Это Бенгтзон. Мне надо обсудить с тобой одно дело.

Дверь открылась, и Анника вошла в темный и мрачный вестибюль.

Ночной редактор встретил ее на верхней площадке лестницы.

Она с удивлением вдохнула запах устоявшегося перегара и постаралась говорить тихо и медленно.

– Бенни натолкнулся на то, что ему было не положено знать, – сказала она.

Пеккари широко распахнул глаза. Кровеносные сосуды их явно взывали о помощи.

– Речь идет о Ф–21?

Анника пожала плечами.

– Пока об этом рано судить окончательно, – сказала она. – Мне надо пообщаться с Сюпом.

– Он всегда уходит с работы ровно в пять.

– Но он же не умер, – возразила Анника.

Пеккари усадил ее за стол в отделе писем. Анника поставила на стол ноутбук и осторожно расчистила место, сдвинув в сторону груду писем. Она сразу позвонила в полицию и узнала, что комиссар Сюп действительно ушел домой ровно в семнадцать ноль-ноль.

– Как его зовут по имени? – спросила Анника у дежурного.

Удивленный полицейский не смог ей ответить.

– Я сам не знаю, если честно сказать.

Он громко обратился к кому-то сидевшему в том же помещении:

– Хёрни, как зовут нашего Сюпа помимо Сюпа?

В ответ послышалось какое-то невнятное бормотание.

– В списках личного состава он значится, как Л. Г.

С редакционного телефона она позвонила по 118118 и обнаружила, что номер блокирован. Помнится, то же самое они делали в «Катринехольмскурир» – некоторые звонки были слишком дорогими для редакции. Она отсоединила телефонный шнур от аппарата и включила провод в гнездо своего компьютера, потом нажала клавишу ноль для выхода в телефонную линию и подключилась к серверу «Квельспрессен».

Через домашнюю страницу Телии она смогла сразу же убедиться, что в телефонных справочниках Лулео, Ронео, Питео, Будена, Каликса и Эльвсбюна нет абонента Сюпа с инициалами Л. Г. Наверное, он давно не менял регистрацию номера, подумала Анника и набрала фамилию в поисковой строке.

Там нашелся Сюп, Ларс-Гуннар, 1941 года рождения. Родился в Лулео, на улице Кронвеген.

Вернувшись на страницу Телии, Анника вписала Кронвеген в поисковое окно адресов и нашла двух абонентов. Некто Айно Сюп имел два номера, зарегистрированные по адресу Кронвеген, 19. Она отсоединила шнур от компьютера и снова подключила его к телефону.

В этот момент зазвонил мобильный телефон, и Анника схватилась за голову.

– Я чертовски занята, – сказала она Анне Степхане. – Или почему, ты думаешь, я тебе не звоню?

– Что-что? – не поняла Анна.

– Где ты? – спросила Анника.

В трубке что-то шумело и трещало.

– Алло! – кричала Анна. – Алло? Ты опять во что-то впуталась?

Анника произнесла тихо и раздельно:

– Я нашла убийцу журналиста. Позвони мне в двенадцать, если не будешь спать.

Она отключилась и набрала первый из номеров Айно Сюпа, но попала на факс. По второму номеру Анника попала точно по адресу.

– Значит, вы тоже из тех, кто не стесняется звонить даже домой, – сказал комиссар, не проявив, однако, особого раздражения.

Как Бенни Экланд, подумала Анника, закрыла глаза и произнесла:

– Скажите, «вольво», который вы нашли в Рудной гавани, был марки V70? Машина желтого цвета?

В трубке послышались включенные на полную громкость телевизионные новости, потом звук стал тише.

– Теперь вы меня заинтриговали, – сказал комиссар, не отвечая на вопрос по существу.

– Это не утечка, – поспешила уточнить Анника. – Я поговорила с возможным свидетелем. Мои данные верны?

– Я не могу это комментировать.

– А если не для протокола?

– Можно я поменяю телефон?

Он отключился. Прошла целая вечность, прежде чем трубка снова ожила. На этот раз телевизионного фона не было.

– Можете ознакомиться у дежурного с записями в журнале заявлений в полицию в Бергнэсете за четверг, – сказал он.

– Но это соответствует действительности?

Молчание комиссара подтверждало уверенность Анники.

– Теперь я хочу, чтобы вы мне что-нибудь рассказали, – сказал Сюп.

Она помедлила, но только для вида. Без комментариев комиссара ей не обойтись.

– Я беседовала с человеком, – заговорила Анника, – который видел, как Бенни Экланд был сбит машиной на Шеппергатан в Свартэстадене, между Мефосом и Сандгатан. Желтый автомобиль марки «Вольво-V70» стоял у въезда на футбольное поле, двигателем к улице.

За рулем сидел один мужчина. Больше в машине никого не было. Когда Бенни Экланд, шатаясь, прошел мимо автомобиля, водитель включил двигатель, выкатился на улицу и на полной скорости погнался за Экландом. Мой свидетель утверждает, что Экланд пытался уйти от машины, отбежав сначала на одну сторону улицы, а потом на другую, но автомобиль упорно и целенаправленно следовал за ним и сбил приблизительно на середине дороги.