Ноябрь 1963 года

Доктор Мартин Абраме не спеша набил тяжелую трубку ручной работы и, раскуривая ее, бросил взгляд на бумаги, отодвинутые на край письменного стола.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он, хмуря густые черные брови.

— Чувствую… — безучастно откликнулся пациент, прибывающий а глубоком трансе.

Доктор заметил, что ответ был дан будто бы через силу.

— Вы спокойны, — ровным голосом произнес он.

— Да, — как-то неуверенно подтвердил пациент. — Спокоен.

— Все хорошо.

Наступила тишина. Выдержав паузу, Абраме продолжил:

— Я хочу поговорить с вами о вашей матери. Пациент зябко поежился.

— Я не помню ее.

— Помните. Вы помните абсолютно все. Расскажите мне про нее.

Запинаясь, пациент стал описывать женщину, а потом и свое отношение к ней.

Абраме удовлетворенно кивнул.

— Хорошо, — сказал он, одновременно делая какие-то пометки в бумагах.

— А теперь расскажите мне о том, как она умерла.

Лицо пациента преобразилось. Его охватил неподдельный ужас.

— Я.., я не помню этого.

— Помните. Говорите же!

— Это было.., очень давно.

— От чего она умерла?

— От рака.

— Это неправда. Расскажите мне, как она умерла. Подробно.

— Рак. Меланома. Я навещал ее в больнице. Она мучилась, страдала от сильной боли.

— И это все, что вы помните?

Пациент с трудом выдавил из себя еще несколько бессвязных фраз, а потом и вовсе умолк. По его лбу и щекам струился пот.

Абраме разжег потухшую трубку и крепко сжал зубами мундштук.

— Как она умерла? — настоятельно требовал он продолжения рассказа. — Говорите!

Пациент дико озирался по сторонам, не понимая, где он находится.

— Говорите же!

— Потом ее привезли из больницы домой. К нам приходила сиделка, но один раз она заболела и не смогла прийти. А у мамы как раз начался сильный приступ… И она сказала, что если я действительно люблю ее, что должен помочь ей умереть… Я заплакал. А потом выдернул капельницу из ее вены и убежал в школу. А когда пришел домой после уроков, она уже умерла.

— И как вы себя чувствовали после этого?

— Как будто я виноват в чем-то…

— Вы пытались как-нибудь искупить эту вину?

— Не помню.

— Помните! Расскажите мне.

Пациент судорожно задергался в кресле. Он был в крайней степени смятения.

— Я понял, что не смогу больше так жить.

— И поэтому… — подсказал доктор.

— Я пытался покончить с собой!

Абраме, явно довольный своими успехами, тут же начал расспрашивать о подробностях, одновременно заполняя целые страницы ровным мелким почерком. Наконец он отложил ручку в сторону и не спеша вывел мужчину из-под гипноза. Через минуту тот уже был в полном сознании.

Абраме вызвал ассистентку и попросил сварить кофе.

— А теперь я хотел бы задать вам несколько вопросов, — сказал он, когда перед ними Поставили чашечки с дымящимся ароматным напитком.

Пациент кивнул, охотно давая свое согласие.

— От чего умерла ваша мать?

— От рака. Она долго болела…

— Разве ее не убили? — «удивился» Абраме.

— Убили? — Мужчина нахмурился. — Вы что, с ума сошли?

— Я нет. И вы, кстати, тоже далеко не сумасшедший. Пациент добродушно рассмеялся. Доктор озабоченно покачал головой.

— И вот о чем я еще хотел бы узнать…

— Да, слушаю вас…

— Вы когда-нибудь пытались покончить жизнь самоубийством?

— Я? Да что вы! Конечно, нет.

— Вы уверены? — прищурился Абраме.

— Абсолютно.

— Тогда у меня все. — Психиатр улыбнулся, давая понять, что прием окончен.

Мужчина с облегчением вздохнул, поднялся с кресла и, попрощавшись, быстро покинул кабинет.

Абраме проводил его до двери, потом вернулся в свое кресло, и, выбив пепел из трубки, крепко задумался. Он снова и снова перелистывал записи, размышляя о самом Удивительном случае в своей практике.

Декабрь 1966 года

Aртур Селигсон вышел из метро на пересечении улиц Бликер и Лафайет. Теперь уже он нисколько не сомневался, что правильно поступил, хлопнув дверью. К утру Сью забудет о размолвке, а он тем временем проведет ночь в городе и где-нибудь от души повеселится. Вообще-то их отношения уже стали для Артура настоящей обузой. Он смертельно устал от бесконечных придирок и постоянного ворчания своей подруги. А особенно сварливой она стала, узнав, что он — бисексуал и любит мальчиков ничуть не меньше ее. Впрочем, если она так и не сможет примириться с этим, то пусть убирается ко всем чертям. Уж он-то без нее как-нибудь обойдется.

Артур свернул на Хьюстон-стрит и направился по ней в сторону Ист-Вилледж, еще издали заметив яркий неоновый щит над ночным клубом «Суарэ». Хоть он и не заходил сюда раньше, это местечко было хорошо известно любому нью-йоркскому гомосексуалисту. Внутри клуб оказался небольшим и был даже немного тесноват для огромного количества столпившихся под низким потолком посетителей. У самого входа располагался бар, еще дальше — сцена, на которой сейчас демонстрировали свое мастерство четыре бледных худых музыканта и два мускулистых танцора в женских платьях. Артур отметил, что оформлен клуб на удивление скромно, хотя на это, похоже, никто из присутствующих не обращал внимания. Но вообще же сквозь густую пелену табачного дыма было трудно что-либо как следует разглядеть.

Артур проверил карманы — не забыл ли он в пылу ссоры дома бумажник и, убедившись, что тот на месте, поспешил к бару. Там он привстал на цыпочки, перегнулся через стойку и заказал чистый виски со льдом, стараясь перекричать оглушительный джаз. Потом подождал, пока бармен принесет напиток, и со стаканом в руке стал искать свободное место. Наконец, удобно устроившись в углу тесного зала, он принялся рассматривать посетителей, без стеснения заглядывая им прямо в лица. Артур знал, что в этом диковинном месте царят совсем иные нравы, нежели там, где ему приходилось бывать вместе с Сью. Здесь собиралось совершенно другое общество и было куда меньше церемоний. Артур чувствовал, что с каждой минутой клуб начинает нравиться ему все больше.

Поэтому он снял свой мохеровый свитер и небрежно бросил его на спинку кресла, с удовольствием сознавая, что, наконец, нашел именно то, что искал.

Его хлопчатая рубашка под свитером уже успела основательно взмокнуть, и он попросил у официанта стакан воды со льдом. Потом отпил глоток виски, протянул руку к блюдцу с солеными орешками, которые стояли здесь на каждом столике, и загреб сразу целую горсть. Сосед Артура внимательно оглядел его, и они тепло улыбнулись друг Другу.

Молодой человек оказался весьма приятной наружности: белокурый, на вид — ровесник Артура и очень стройный. Он был в черном шерстяном джемпере поверх белой рубашки и в плотно облегающих джинсах с замысловатой вышивкой на кармане.

— Как дела? — не переставая улыбаться, спросил парень, будто был старым знакомым Артура.

— Как всегда, прекрасно, — охотно отозвался тот.

— Меня зовут Джек. Джек Купер, — представился юноша.

— Артур Селигсон.

Джек улыбнулся, обнажая ослепительной белизны зубы, и отпил немного «бурбона».

— А я вас, по-моему, тут раньше не видел, — заметил он.

Артуру понравился и голос Джека, такой мягкий и отчетливо женственный.

— Это и неудивительно, ведь я здесь впервые. Позади музыканты объявили антракт и скрылись за сценой. Наслаждаясь тишиной, Артур маленькими глотками допил виски. Джек тут же заказал ему еще одну порцию, и Артур не смог отказаться.

— бы здешний? — спросил Джек, придвигаясь к нему поближе.

— Нет, — ответил Артур. — Я родился в Ионкерсе, и там же прошло мое детство. — Он улыбнулся. — Но школу я заканчивал уже в Буффало, а потом приехал в Колумбийский университет продолжить образование. И сейчас одновременно учусь и подрабатываю немного в универмаге, — Вы один живете? — поинтересовался Джек.