– Похоже, да, Валентин Петрович. Странный бомжик, Валентин Петрович: одежда с мусорки, а цепь на шее как минимум две штуки стоит. Рублей, конечно. Плетение обычное… Знаете, Валентин Петрович, недавно одного пацана ограбили, он заявление писал, так вот, по-моему, эта цепь – его.

– Ошибаешься, – процедил старший, едва взглянув на шею бомжа, – это не его цепь. У Иванова она была из потемневшего серебра, а эта блестит.

– Почистили, – не унимался парень.

– Никто ее не чистил, – начал злиться старший, – тебя вообще кто просит делать выводы? Иди вон… к Борисову. Там помогай. А протокол я сам составлю!

– Отчет по практике включает в себя составление протокола на месте происшествия, Валентин Петрович, – хмуро сказал младший. – И потом, это вы мой руководитель, Валентин Петрович…

– Тогда слушайся! Тебя дисциплине учили?

– Учили, Валентин Петрович, – еще более насупился парень. – Только, Валентин Петрович…

– Прекрати называть меня Валентином Петровичем! – не выдержал мужик. – С этого момента – только капитан Самойленко!

– Есть, капитан Самойленко! Так точно, капитан Самойленко! Можно выполнять, капитан Самойленко? – вытянулся во фрунт пацан в джинсах.

Я тихонько фыркнула. Интересно, он издевается или на самом деле такой идиот?

– Иди уже, – устало мотнул головой Валентин Петрович. – Швейк хренов…

Парень послушно развернулся и пошел к вышеуказанному лейтенанту.

– Твою мать, работнички! – процедил сквозь зубы старый оперативник. – Молокосос! Работает от силы дня два, а достал уже во как!

– Зря вы так, – миролюбиво сказала я, – мальчику нужен опыт.

Капитан моментально оглянулся со свирепым видом, чтобы узнать, кто тут такой умный, но я послала ему свою самую очаровательную улыбку, всем видом показывая, что я на его стороне.

– Кто же его еще научит, как не вы. А государству нужны обученные кадры в милиции. Такие, как вы, честные и неподкупные, – надеюсь, он не заметит сарказма.

– Спасибо на добром слове, – оттаял капитан. Не заметил, значит. – Приятно, что хоть кто-то верит в милицию. А то все – оборотни, оборотни… Из-за нескольких сук всех порядочных ментов готовы перевешать…

Так, мужик сейчас в полемику ударится, наболевшим делиться станет. Я добрая и не против того, чтобы пожалеть страдающую душу, но информации от этого ноль. Надо менять разговор.

– А все же странно, что у бомжа на шее цепочка дорогая висит. Интересно, почему?

Вопрос я задала подчеркнуто индифферентным тоном, вроде как мне и неинтересно совсем. Чтобы он не рассердился на то, что я сую нос не в свое дело.

– Цепь действительно не совсем подходит к его… костюму, – согласился мент. – Сам бы хотел знать, как она у него оказалась.

– А отчего умер этот несчастный?

– Сейчас патологоанатом приедет и скажет. Я думаю, что от перелома шейных позвонков. Сам видел, как этот парень летел, ударившись о джип. Повезло еще, что не сгорел.

– Повезло? – скептически переспросила я.

– Нам повезло, – сказал мент. – Иной раз по обгоревшему трупу с трудом определишь, кто погиб: мужчина или женщина. А тут… Полный набор! И отпечатки, и описание… Красота!

– Не думаю, что она спасет мир, – подытожила я.

Тот, к которому всех посылали, то бишь лейтенант Борисов, скоренько опросил меня и отпустил, взяв обязательство приехать в ближайшее время в районный отдел милиции. Ага, есть у меня время по отделам разъезжать! У меня пропавшая где-то бродит, а я все заняться ею никак не могу! Заказ ведь могу потерять! Я бросилась в наш офис звать Шульгина, но тут он сам выскочил.

Глупого вопроса, что случилось, он не стал задавать – и так все было видно. Прищурив близорукие глаза, Родион Потапович оглядел полыхающий джип, к которому только-только подъехала бригада пожарников и спешно теперь разворачивала шланги. Вскоре пенные струи стаяли, открыв миру новую форму моего джипа – обгорелый остов. Я отвернулась, чтобы не видеть это чересчур печальное зрелище. Право, в языках огня он даже интереснее смотрелся, чем сейчас…

– Сочувствую, Мария, – потрепал меня по плечу шеф. – Старый добрый «Чероки»… Хорошая была машина.

Мы молча направились к офису.

– Родион Потапыч, а где Беловицкая? – неожиданно спохватилась я. – Я ее не встретила во дворе.

– В кабинете. Она вбежала вся перепуганная почти сразу после аварии. Глаза вытаращенные, кричит что-то вроде: «Меня хотят бить! Меня хотят бить!» – и взвизгивает. Ее кто-нибудь бил? – флегматично осведомился шеф у меня.

– Нет, конечно. Кому взбредет в голову такая дурная идея?

– Значит, нервы, – констатировал шеф. – Я ей налил коньяка, посоветовал успокоиться, но сама понимаешь, что времени у меня было в обрез. Да еще и парень этот со своей взрывчаткой – она как увидела его, опять давай визжать, я думал, оглохну. Как же трудно иногда с бабьем… Короче, она должна быть у меня в каб…

Неожиданно дверь офиса распахнулась, и на улицу выскочил паренек в синей фланелевой рубашке, застегнутой на две или даже одну пуговицу где-то у пупка. Завидев нас, он стремительно бросился в сторону и со скоростью хорошего спринтера понесся в сторону оживленной магистрали. Кроме нас, на него никто не обратил внимания.

– Что за черт! Машка! – одернул меня Родион. – Чего стоишь?

Можно было бы объяснить шефу всю бессмысленность погони, но я предпочла не спорить. Был приказ догонять – значит, надо бежать. Тем более, чем черт не шутит, вдруг действительно догоню? Может, он споткнется и будет там лежать, меня дожидаючись?

Все это я додумывала уже на бегу. Завернув за угол, я помчалась за парнем, который был уже почти в конце квартала. Рубашка билась парусом. Прохожие шарахались в стороны.

Орать: «Стой, падла, стрелять буду!» – не имело смысла, все равно нечем. Да и дыхание можно сбить. Лучше молча догонять убегающего. Львы, например, догоняя жертву, никогда не орут на всю саванну, расписывая в подробностях, как же они будут сейчас есть эту гниду позорную, антилопу гну. Они просто бегут за ней. Молча и красиво, сильными прыжками.

Я прибавила скорость, хотя что-то мне подсказывало, что я вряд ли догоню пацана. Правда, это вредные мысли, дезориентирующие. Мы ж рождены, чтоб сказку сделать былью…

Парень свернул в арку, я – за ним. Наши шаги гулко отдавались под высоким, исписанным непотребными словами сводом арки. Кроме нас, тут никого не было. Случайно шедшая мимо кошка остановилась на секунду, оценила обстановку и легкой рысцой посеменила в другую сторону. Сосредоточившись, я явственно услышала одышку парня. Он уже начал сдавать. Курить надо меньше.

«Упадешь ты, нет?» – взмолилась я. Бегать по московской жаре не очень-то приятно.

Мои мысли словно трансформировались в реальность, и парень, зацепившись за какую-то коробку, покатился кубарем по земле, остановившись в луже, не просохшей здесь с позавчерашнего дождя.

– Попался, голубчик! – облегченно завопила я, накидываясь на него, как амазонка. Был ли смысл убегать?

– Слушай, не трогай меня, ага? – взмолился парень, стараясь увернуться от моих рук, коими я крепко придавила его к земле. Пришлось пустить в ход колено. – Ты че? Че надо? Я больше не буду, правда! Пока он стенал, я старалась прикинуть, что делать дальше. Прижимать его к асфальту, как сейчас, более не имело смысла. Народ мимо пойдет, что подумает?

Излишнее внимание привлекать не хотелось.

– Ты чего удрал? – спросила я. – Кто тебя освободил? Ты же в наручниках был!

– Никто, никто не освобождал! – залепетал парень. – Я сам. Я ловкий, меня мама научила.

– А тому, что за свои глупости нужно отвечать, тебя мама не научила? – Вопрос был чисто риторический, потому я перешла к сути: – Короче, так! Сейчас ты встаешь. И не вздумай рыпаться, сломаю что-нибудь. Руку там или шею. Но шею – вряд ли, ты нам еще живой нужен. – Парень позеленел, говорила я вполне серьезно. По крайней мере, старалась. – Понял?

– Понял! – смирно кивнул парень, едва не плача.