Но сейчас под влиянием испуга девушка с разноцветными волосами забыла все эти наставления и позвонила по телефону ноль два.

– Милиция, – почти сразу отозвался строгий женский голос.

– Приезжайте! – пискнула администратор. – У нас человека убили… женщину!

– Где это – у вас?

– В центре красоты «Диана»… – И девушка продиктовала адрес.

Как ни странно, милиция приехала очень быстро, минут через десять трое мрачных мужчин ввалились в золотисто-розовый холл. Тот сразу стал тесным и гораздо менее гламурным.

– Где тут у вас труп? – осведомился старший. – Кто обнаружил?

– Вот… вот она! – и администратор дрожащим пальцем указала на Нинель Леонидовну.

– Показывайте!

Нинель Леонидовна, преисполнившись чувством собственной значимости, повела милиционеров по коридору, по лестнице. Однако перед роковой дверью раздевалки она остановилась. Сердце ее снова забилось от страха, руки задрожали.

– Вы… вы откройте сами!.. – робко обратилась она к мрачному милиционеру. – Она там… на полу…

– Нет проблем, – милиционер распахнул дверь, вошел внутрь, вслед за ним втянулись его молчаливые коллеги.

Несколько секунд из раздевалки не доносилось ни звука, и Нинель Леонидовна, в душе которой страх боролся с любопытством, не выдержала и тоже вошла внутрь.

Милиционеры стояли живописной группой и смотрели на нее. Причем выражения лиц у них были очень странные.

Собственно, очень странным было уже то, что они смотрели на нее, пожилую скромную уборщицу, а не на мертвую женщину, из-за которой приехали.

– Ну, и как это понимать? – спросил наконец старший.

Затем он повернулся к одному из своих спутников и спросил:

– Кривошеев, сегодня какой день?

– Понедельник, – ответил тот, не задумываясь. – Судя по тому, как башка трещит.

– Нет, какое число и какой месяц?

– Десятое декабря, до получки еще три дня…

– Значит, точно не первое апреля. А вот женщина нас решила разыграть. Вы, женщина, странно так шутите.

– Я?! – удивилась Нинель Леонидовна.

– А кто – Пушкин? Где же ваш труп?

– Как – где? – Нинель шагнула вперед и показала на пол за скамейкой. – Вот… здесь…

– Кривошеев, ты видишь труп? – строго осведомился старший группы.

– Нет, – дисциплинированный Кривошеев замотал головой и поморщился от боли.

– А ты, Пастушков, видишь? – старший повернулся к третьему, молоденькому пареньку с девичьим румянцем во всю щеку.

– Никак нет, – смущенно отозвался тот.

– Вот видите – мы с Кривошеевым не видим никакого трупа, Пастушков практикант, у него глаза молодые, и организм не измучен тяжелыми трудовыми буднями и еще более тяжелыми праздниками, но он тоже не видит!..

Нинель Леонидовна и сама не видела никакого трупа. Там, где двадцать минут назад лежала мертвая женщина, сейчас было совершенно пусто. Больше того – кафельный пол совершенно чист, на нем нет следов крови…

– Не может быть! – прошелестела Нинель Леонидовна, прислонившись к стене. – Он был, был… то есть она… и кровь… здесь все было забрызгано кровью, как… как на мясокомбинате!

– Ничем не могу вам помочь! Мы не видим ни трупа, ни крови. Так что в следующий раз, когда захотите пошутить, вызывайте лучше МЧС. Они вроде посвободнее, и с юмором у них получше, а у нас и без ваших шуток дел хватает…

– Но я… но она… – бормотала уборщица, переводя взгляд с милиционеров на пол и обратно. Но ее уже никто не слушал.

Зато в дверях раздевалки появилась хозяйка центра Римма Федоровна. Она смотрела на Нинель Леонидовну многообещающим взглядом. Губы ее, и так всегда неприязненно поджатые, вытянулись и вовсе в узкую малиновую ниточку.

Старший милиционер опытным глазом узнал в ней начальника и проговорил скучным голосом:

– Значит, ложный вызов… как разбираться будем? У нас, между прочим, с преступностью полный зарез, одних убийств нераскрытых четыре штуки висят, а мы тут у вас время драгоценное тратим…

– Не волнуйтесь, ребята! – заворковала Римма. – Сейчас ко мне поднимемся и все урегулируем… в смысле, компенсируем…

Милиционеры потянулись к выходу. Римма задержалась в дверях, обожгла Нинель Леонидовну полным ненависти взглядом и процедила сквозь плотно сжатые губы:

– Чтобы я тебя больше у нас не видела! Ты уволена со вчерашнего дня и без выходного пособия!

Несчастная уборщица осталась одна.

Она еще несколько минут тупо смотрела на пол – туда, где совсем недавно лежал труп неизвестной блондинки… или не лежал? Или ей это только померещилось?

Неужели Володечка прав и у нее действительно начались галлюцинации?

Нинель Леонидовна еще раз внимательно оглядела пол – плитку за плиткой.

Пол был чистым, подозрительно чистым. Ведь она его сегодня не протирала…

Уборщица принюхалась и почувствовала легкий, едва ощутимый запах моющего средства – не того дешевого, который покупала сама, а дорогущего, немецкого… завхоз центра Михалыч выделял ей деньги на покупку именно такого, но экономная Нинель покупала дешевый хлорный состав, а лишние деньги припрятывала.

Так что же это значит?

Она боялась додумывать мысль до конца. Да и вообще – кто ей теперь поверит? Нинель Леонидовна и сама-то себе уже не верила…

Важнее было другое.

Римма выставила ее с работы, значит, нужно срочно подыскивать другое место, потому что на ее пенсию просуществовать невозможно, а обращаться за каждой мелочью к Володечке, то есть, считай, к Светлане – нож острый…

Бормоча что-то себе под нос, она отправилась наверх. Там, в маленьком чуланчике позади приемной, она хранила свою городскую одежду и кое-какие мелочи. Теперь все это нужно забрать – ведь в фитнес-центр ее больше не пустят…

Нинель Леонидовна открыла чуланчик, стащила форменный розовый халат с логотипом фитнес-центра, повесила на крючок. С соседнего крючка сняла свое неказистое стеганое пальтишко унылого светло-крысиного цвета…

И увидела в углу чулана прислоненный к стене огромный мешок из плотной желтоватой бумаги. В таких пакетах, только поменьше, продают древесный уголь для шашлыков и другие тяжелые пачкающиеся вещи.

– Ничего не знаю, – проговорила Нинель Леонидовна, прижимая к себе пальто. – Ничего не знаю и знать не хочу! И совершенно не интересуюсь, откуда здесь этот мешок и что в нем такое!..

Тем не менее она не могла оторвать взгляд от подозрительного мешка и даже потянулась к нему рукой.

В мешке было явно что-то очень тяжелое. Он привалился к стене чуланчика и, казалось, в любую минуту может упасть набок. Но не падал.

Плотная желтая бумага смутно обрисовывала форму предмета, находящегося в мешке, и этот предмет удивительно напоминал человеческое тело.

– Ничего не хочу видеть! – пробормотала отставная уборщица, но ее рука сама по себе дотянулась до мешка и чуть-чуть приоткрыла его.

И тут же отдернулась. Потому что из мешка на нее смотрел мертвый глаз той самой блондинки, которую она видела в раздевалке…

– Что же это такое… – проговорила Нинель Леонидовна плачущим голосом. – Выходит, и правда у меня начались эти… галлюцинации? Нет, ничего не вижу и ничего не хочу знать!

Она поспешно натянула пальто, с трудом попав в рукава, покидала в пакет свои пожитки и торопливо покинула фитнес-центр.

Проходя мимо стойки регистрации, она смотрела в пол и тихо, монотонно бормотала:

– Ничего не вижу, ничего не знаю, ничего никому не скажу!..

Девушка-администратор проводила ее удивленным взглядом и повертела пальцем у виска.

На следующее утро Василий Макарович Куликов тяжело вздохнул и неприязненно покосился на телефонный аппарат. Этот вздох и этот взгляд значили следующее: как раз сегодня нужно было связаться с рекламной газетой, чтобы продлить публикацию злополучного объявления. «Частный детектив с большим опытом работы поможет вам в решении ваших проблем…»

Продлить или не продлевать?

Кто поможет ему самому в решении его собственных проблем?

Василий Макарович усомнился в светлом будущем, которое сулила ему профессия частного детектива. Первый заказчик, на которого он так рассчитывал, здорово его подвел. Больше того – он его подставил, выражаясь языком криминального контингента, с которым Куликову часто приходилось общаться по роду своей прежней деятельности. Причем подставил не только его самого, но и Василису, которую Куликов необдуманно подключил к расследованию.