Внявшая увещеваниям Энмеркара, Инанна отвернулась было от Аратты и перестала ее защищать… Гонец несколько раз носил грозные приказы из Урука в Аратту, а обратно – неопределенные ответы. Приказы, помимо требований и угроз, включали магические загадки и напоминания о тех временах, когда не только Шумер и прочие страны, а «все благочестивое человечество, вся вселенная общим наречием искренне восхваляли Энлиля», чей храм теперь – главный в Уруке. Ответы тоже аппелируют к истории и сетуют на то, что нынче «Аратта подобна отаре, которая разбрелась; пути ее – враждебная (араттам) земля»; взамен дани, которую вымогает Энмеркар, его коллега-антипод молит прислать зерна своим страждущим от засухи соотечественникам. Не сразу, однако же, удовлетворяется эта просьба. А пока благодарные горожане собирают в ответ караван, нетерпеливый Энмеркар вновь присылает гонца – с новой головоломкой о скипетре, который надлежит принести в храм Энлиля. На это верховный жрец Аратты отвечает достойной загадкой. Такое дипломатическое общение вскоре настолько запутывается, что несчастный гонец уже не в состоянии запоминать поручения. Вот тогда-то Энмеркар будто бы изобретает письменность, которую его «неграмотный» коллега из Аратты почему-то без затруднений прочитывает. А пока обдумывает очередной ответ, Инанна, смилосердясь к родному городу, поливает его поля долгожданным дождем.
Теперь Аратта спасена от жажды и голода, защищена разливами рек! К тому же богиня устраивает здесь праздник в честь воскресающего Думузи… Ввиду таких неблагоприятных для себя перемен, Энмеркар решает закончить спор миром – и отправляет в Аратту новую партию зерна, а также скот на предстоящее празднество. В ответ на это жители Аратты посылают-таки дары для храмов Урука… Конец поэмы почти не сохранился, но все же понятно, что некто на празднике поучает Энмеркара: дела следует улаживать не войною, а миром.
В VII тыс. до н. э. земледельцы и скотоводы малоазийского происхождения продвинулись в долины Дуная, Днестра, Буга, Нижнего Днепра, населенные аборигенами-охотниками и собирателями. Постепенно в циркумпонтийской зоне начала формироваться общность племен, которая позднее получит название индоевропейской. Самая большая волна переселенцев из Малой Азии (культура Винча) тронулась на Балканы и в Подунавье во второй половине V тыс. до н. э. Новые пришельцы оттеснили предшественников дальше на север в Среднее Поднепровье. Здесь в IV тыс. до н. э. и расцвела земледельческая цивилизация, условно названная трипольской археологической культурой.
Если вооружиться теорией Шилова, можно сделать вывод, что за тысячелетие до цивилизаций Шумера и Египта трипольцы образовали государство, которое называли Аратта. Она должна была представлять собой содружество государственных образований полисного типа: крупные поселения с сельской округой – те самые, которые разыскали украинские археологи. Города достигали невиданных в древнем мире размеров – до 500 га и численности населения – до 40 тысяч. Преимущественно деревянные одно– и двухэтажные дома с подвалами, хозяйственными помещениями и мастерскими строились для проживания больших семей, которые даже в условиях города держались своих родов (обычное число родственников, которые жили под одной крышей, достигало 50–60 человек). Города строились одновременно, по единому концентрическому плану – внешние стены домов крайней улицы соединялись и служили защитой, в центре находилась большая площадь, которая была одновременно загоном для скота. Некоторые постройки выполняли роль храмов (древнейшие из святилищ обнаруживают схожесть со зданиями жреческого квартала Чатал-Гююка). Наконец, в каждом доме для отправления молитв отводилась отдельная комната, в которой возле костра находился глиняный алтарь со статуэтками богинь. Почти все статуэтки изображают стоящую женщину – Праматерь. Ее черепашья голова, змеевидная и прочая орнаментика позволяют некоторым специалистам отождествлять ее с шумерской богиней Гатумдуг; Инанне же более отвечают реалистические статуэтки второго этапа развития трипольской цивилизации. Живот и лоно Праматери орнаментировались преимущественно ромбическими символами плодоносящего поля (что усиливалось примесями муки и зерен в глине статуэток), а груди – змеевидными символами мужского начала. Последний образ был особенно характерен для предшествующей буго-днестровской культуры. В роли священника выступал, вероятно, патриарх рода.
Могильники раннего и среднего этапов Триполья до сих пор не обнаружены – их, вероятно, в виде привычных нам кладбищ и не было. Из этнографии различных индоевропейских народов известны захоронения на деревьях (древние черкесы и осетины), на столбах у дорог (славяне); трупосожжения (у индусов) доныне сочетаются с обычаями развеивать пепел над полями, а останки спускать по воде. Такой обычай доминировал, быть может, в Аратте; данным образом можно объяснить распространенность среди индоевропейских народов слов «навь», «наус» и т. п. со значениями не только «судно», но также и «покойник», «смерть». На кремирование умерших указывают также редкие останки человеческих жертвоприношений, которые в виде черепов и отдельных костей по древней, еще ближневосточной традиции располагались в жилищах возле очагов. О сожжениях жертв свидетельствуют и такие надписи из подунайской Аратты:
40-е княжение (?). По велению бога Шауэ старейшина ритуально сожжен. Это 10(-я жертва); «женщина воинов» возвеличила [сожгла как жертвоприношение] воинов-стражей святилища Огня, не дав (им) выйти из (пылающего) святилища; «женщина воинов» (их) в степи возвеличила.
Сожжение, как видим, возвеличивает человека; добровольно-принудительное (узаконенное традицией и неприятием смертности души) самопожертвование является честью. Жрецы и жрицы господствуют в обществе. Воины, помимо защиты родины, прислуживают в храмах и время от времени приносятся в жертву – как и старейшины (вожди, достигающие преклонного возраста)… Так вот, в Аратте были заложены основы присущего индоевропейцам института Спасительства, снятия основного противоречия всех времен и народов – противоречия бытия-и-небытия, жизни-и-смерти. Вполне очевидно, что именно этот институт самопожертвования во имя общего блага являлся стержнем и авторитета, и власти «первобытной интеллигенции» – жрецов-правителей «Солнцеподобной страны».
Среди известных нам надписей Аратты единожды упоминается раб (да и то в шумероведческом понимании соответствующего иероглифа). Сей «раб плуга страны» мог быть и жрецом, обязанным починать пахоту и прочие работы сельскохозяйственного цикла – пережитки чего сохранялись, например, на Руси и в царских обязанностях времен Иоанна Грозного…
II этап развития «трипольской» Аратты начался примерно в 3600 г. до н. э. – где-то за полтысячелетия до возникновения Шумера. На этом этапе хозяйство, быт, территория изменились немного, однако количество поселений и площади их значительно возросли; несколько племен или родов достигли Днепра выше Роси.
Итак, практически исчезли малые поселения, их площадь составляет теперь 3—40 га. Рядовая планировка сменяется концентрической с майданом – площадью посередине. Оборонительные рвы замещаются соединенными между собою домами внешнего круга. Защищались, по-видимому, не столько от врагов, сколько от хищников – волков, медведей и львов (которые встречались в Северном Причерноморье еще в скифское время). Дома становятся большими и преимущественно двухэтажными; в них обитают, по-видимому, парные семьи трех поколений. В планировке поселений прослеживаются «концы», группирующиеся по ремесленно-профессиональным и, вероятно, родственным признакам. На алтарях нередко встречаются керамические модельки святилищ – в том числе и весьма архаического типа, восходящего к храмам малоазийского Шу-эден-на-ки-дуга.
Из ремесел наиболее развиваются обработки камня и металла (ковка и сварка медных изделий, простейшее бронзовое литье), а также гончарство. Последнее все еще обходилось без круга, но пользовалось горном. Наряду с традиционной «кухонной» посудой распространяется расписная «парадная». Гораздо разнообразнее становятся женские и др. статуэтки, иногда даже с портретными лицами. Хоть они почти исключительно культовые, однако позволяют судить о внешнем виде араттов.
