…Ранним летним утром царский поезд отправился в загородное поместье Вяземы. Огромную, пышно отделанную золотом карету, в которой находились царь Борис Федорович и царица Мария Григорьевна, дочь печально известного царского палача Малюты, сопровождала пышная процессия. Здесь был весь «двор» — и думные бояре, и родовитые князья, и московская знать. Кто в своих колымагах, кто верхом. Царицу сопровождало много жен и дочерей боярских, ехавших верхом по-мужски, в одинаковых широкополых белых шляпах и длинных и широких разноцветных платьях из тонкого сукна.

Маржере, гарцевавший со своими всадниками вдоль процессии, лихо подкручивал ус и исподтишка оглядывал русских женщин, радуясь столь редко предоставляемой возможности увидеть их лица открытыми. Достаточно опытный в амурных успехах, он несколько даже растерялся, не зная, которой из них отдать предпочтение.

Впрочем, и сам капитан со своей импозантной внешностью не остался незамеченным красавицами. Во всяком случае, одна из них, на великолепном белом аргамаке, в белой шелковой поволоке, [37]отделанной золотым шитьем и драгоценными каменьями, в кокошнике, сверкающем на солнце сотнями розовых жемчужин, проскакала совсем рядом с капитаном и, будто невзначай, хлестнула своим арапником по крупу его коня, так что тот от неожиданности встал на дыбы, и только опытность всадника не позволила ему грохнуться наземь.

Красавица вроде бы от смущения закрыла лицо широким рукавом, однако так, что хорошо были видны ее черные смеющиеся глаза. Закипевший было от бешенства Маржере тут же оттаял и широко заулыбался, показывая ровный ряд желтоватых зубов.

Во время дальнейшего путешествия он уже не спускал взгляда с черноглазой красавицы, и, когда в Вяземах царский поезд остановился, Маржере, решительно оттолкнув слугу, сам помог сойти даме с лошади, за что был вознагражден нежным пожатием маленькой, но крепкой руки.

Впрочем, на этом все и кончилось, поскольку незнакомка с другими дамами удалилась вслед за царицей на лужайку у реки, а капитан должен был вернуться к своим прямым обязанностям — охранять государеву особу. Царь Борис чувствовал себя неважно, и прогулка не принесла долгожданного облегчения. От тряски в карете ему вдруг стало хуже, и он потребовал, чтобы его немедленно на носилках отнесли во дворец. Маржере сопровождал государя со своими телохранителями в Москву, и ему даже не удалось узнать имени прелестной незнакомки.

Царь тем временем чувствовал себя все хуже, он едва находил в себе силы, чтобы побывать на службе в соборе, и, естественно, ни о каких загородных поездках речи больше не было. Однако образ черноглазой красавицы не оставлял доблестного капитана. Не раз он останавливался, глядя вслед какой-нибудь боярской колымаге: вдруг в ней едет таинственная незнакомка?

Среди ландскнехтов особой популярностью пользовалась Настька Черниговка, проживавшая здесь же, в Замоскворечье. Разбитная бабенка охотно предлагала свои услуги в любовных делах — приворожить сердце какой-нибудь красотки, обмануть ревнивого мужа, узнать, изменяет ли тебе любимая женщина.

Маржере, повидавший на своем веку множество колдунов и колдуний во всех странах, лишь посмеивался над легковерием своих товарищей. Тем не менее сердце его екнуло, когда вдруг Настька Черниговка подошла к нему и, нагло улыбаясь, сказала:

— Любит тебя, капитан, черноглазая красавица из высокого терема. И ты ее любишь, из сердца выкинуть не можешь, хоть и видел ее всего один раз… Так?

— Так, так! — возбужденно воскликнул капитан, хватая гадалку за руку. — Говори, ты ее знаешь?

— Что-то глаза застилает, — застонала вдруг гадалка. — Ничего не вижу. Положи гривенник на ладонь.

Капитан торопливо сунул ей серебряную монету:

— Ну, говори же, как мне ее увидеть?

— Для начала подарочек надобен. Чтоб уверилась голубка, что ты ее любишь. Вот этот перстенек хотя бы…

Капитан послушно снял с левого безымянного пальца золотой перстень с драгоценным камнем.

— Это другое дело! — кивнула Черниговка. — Теперь ожидай весточки, скажу, когда сможешь свидеться.

Потянулись томительные дни ожидания. Капитан не находил себе места, его стали снова одолевать сомнения. Но вчера вечером Настька Черниговка со своим птичьим носиком снова появилась в его доме. Дождавшись, когда Маржере отослал своего слугу, шепнула:

— Завтра после обеда будь у часовни на крестце [38]у Варварки. Я тебя проведу куда надо.

…Настька Черниговка, увидев капитана, деловито засеменила впереди. Они долго шли вдоль высокого частокола, огораживающего дворы московских знатных людей и богатых купцов, пока не остановились возле незаметной калитки. Оглянувшись по сторонам, Настька осторожно тронула калитку, та послушно открылась.

Настька улыбнулась капитану:

— Ожидает тебя твоя красавица.

Крадучись прошли они густым яблоневым садом к терему, стоявшему поодаль от основного дома. Скользнув в заднюю дверь, Настька пропала на несколько минут, потом выглянула, подтолкнула взволнованного любителя приключений к лестнице:

— Ступай наверх. А обратно дорогу сам найдешь.

Капитан услышал, как закрылась за Настькой дверь, и осторожно шагнул на ступеньку лестницы, проверяя, не скрипнет ли она предательски.

Из приоткрытой наверху двери лучился неяркий свет свечи. На широкой лавке, устланной дорогой тафтой, сидела его прекрасная незнакомка. Женщина неторопливо расчесывала серебряным гребнем густые волосы.

Прижав шляпу к груди, Жак опустился на одно колено и прижался жаркими губами к полной ручке.

— Тише! — прижала палец к губам женщина. — У меня муж ревнивый!

Она подвинулась, предлагая Маржере сесть рядом.

— Как тебя зовут?

— Жак. Яков по-вашему. А тебя?

— Елена.

— О, Елена Прекрасная!

Уже совсем стемнело, когда Жак, опьяненный любовью, возвращался к калитке через яблоневый сад. Неожиданно у забора он увидел силуэт мужской фигуры. Выхватив шпагу, Жак бросился вперед. Прижав незнакомца к забору, эфесом шпаги он уперся в шею противника, не давая ему закричать, и хрипло спросил:

— Ты кто?

— А ты кто? — дерзко ответил незнакомец.

— Я гость.

— Хорош гость, — хмыкнул незнакомец, видно, не очень испугавшийся. — Никак немец к нам пожаловал!

Он вгляделся в лицо капитана:

— О, и не просто немец! А капитан телохранителей государевых! И пошто пожаловал к нам, да еще в такое время? Не иначе как прелюбодействовать! С кем же? Неужели с самой боярыней? Угадал?

— Я тебя сейчас зарежу, — яростно прошептал Маржере, и незнакомец понял, что немец шутить не намерен, поэтому сменил тон.

— Судьба, видать, такова, — грустно заметил он.

— Какая судьба?

— Моего папаню, он тогда в сотниках стрелецких ходил, в пьяной драке какой-то литвин зарезал, а меня теперь — немец.

— Шутки твои кровью пахнут, — мрачно буркнул Маржере, однако шпагу опустил.

— Кто я, ты знаешь. А ты кто, охранник здешний?

— Служилый дворянин я. Юрий Отрепьев. Только служу не у здешнего хозяина, а у его старшего брата — Федора Романова. А здесь оказался по тому же делу, что и ты. Есть у меня одна зазноба, из сенных девушек боярыни.

— Романова? — ошарашенно переспросил Маржере.

— Тю, хорош любовник, не знает, у кого был! Это же двор Александра, среднего брата из рода Романовых. Так что тебе не мужа ревнивого опасаться надо. Что он может? Разве что жену неверную по шею закопать на Поганом болоте. Тебе государевой огласки бояться надо. Знаешь, как царь к Романовым относится!

— Самих бояр он не трогает, — сказал капитан.

— Правильно. Зато все, кто к ним ходит, потом на дыбу попадают. Тут же вокруг его лазутчики шныряют. Идем, выведу. А то есть тут такой ирод Сашка Бартенев. Увидит — обязательно Семену Годунову донесет. Давай сюда. Да нет, в калитку опасно, можно наскочить. Тут доска есть оторванная…