— Значит, по-вашему, пусть эта вонючая птица ранит меня — ничего страшного, так? — обиженно спросил Телеф. — У меня кровь течет!

— Ничего, это не смертельно, — ответил Соклей. — Если и вправду болит, перевяжи. Меня клевали взрослые павлины столько раз, что и не сосчитать, а тут — подумаешь, птенец!

Все еще обиженный, Телеф вернулся к работе.

«Я обошелся с ним бессердечно», — подумал Соклей, мысленно прокрутив в голове короткий разговор.

Потом, как поступил бы на его месте Менедем, просто пожал плечами. Гребцов легко нанять за полторы драхмы в день. С другой стороны, птенец павлина способен принести прибыль в полторы мины серебром, а может, даже и в две.

Кроме того, у птенцов было еще одно достоинство.

Один из моряков, сидевший рядом с Телефом, сказал:

— Смотри, он только что слопал скорпиона! От скорпиона бы тебе досталось куда больше, чем от птицы.

Телеф фыркнул, но не попытался еще раз пнуть птенца.

Соклей подумал, не возобновить ли спор с Менедемом, но потом решил, что не стоит. Вместо этого он пошел на бак и стал разглядывать вдалеке гору Этну.

Отсюда она выглядела голубой, а ее вершина, где, несмотря на лето, еще держался снег, — белой. Дыма с вершины не поднималось; не вырывалось оттуда и расплавленных камней, как много раз случалось в прошлом.

Соклею не хотелось бы жить в тени горы, которая могла почти без предупреждения обрушить на людей катастрофу.

Он вернулся на ют, где Менедем поворачивал «Афродиту» с юго-западного курса на восточный, чтобы подойти к Сицилийскому проливу. Вместо того чтобы возобновить спор, прерванный выходкой птенца, Соклей спросил:

— Ты и вправду считаешь, что циклоп Полифем жил на склонах Этны?

Этот вопрос наверняка заинтересует Менедема, хотя и не имеет отношения к деньгам или к женщинам.

Соклей угадал — его двоюродный брат просто обожал Гомера. Менедем с энтузиазмом ответил:

— По-моему, такое очень даже может быть. Все считают, что Сцилла и Харибда находились в Сицилийском проливе, поэтому циклопы должны были жить где-то неподалеку.

— А ты не думаешь, что люди просто поместили чудовищ из «Одиссеи» в реальный мир? — настаивал Соклей. — Никто, кроме Одиссея и его товарищей, никогда их не видел.

— Египет находится в реальном мире, а Одиссей бывал там — или утверждал, что бывал, — заявил Менедем упрямо. — Итака находится в реальном мире; как ты знаешь, он там жил.

— Но у Гомера нигде не упоминается о чудовищах в Египте или на Итаке, — возразил Соклей. — Я думаю, тебе удастся выяснить, где Одиссей видел чудовищ, когда ты найдешь сапожника, который сшил ему мешок для ветров.

— Было бы здорово отыскать того сапожника, — ответил Менедем. — Если бы я смог поместить в такой мешок северный ветер, когда мы войдем в Сицилийский пролив, все было бы куда проще. А так нам придется грести.

— Мы войдем туда завтра, — сказал Соклей, глядя на солнце, которое скользило к горе Этна.

— Скорее всего, послезавтра, или даже послепослезавтра, или через два дня, — поправил Менедем. — Я собираюсь сделать остановку в Регии, на итальянской стороне пролива. Мы можем избавиться там от пары павлиньих деток.

Соклею казалось очень заманчивым сплавить покупателям парочку павлинов, поэтому он кивнул.

Закат застал «Афродиту» у мыса Левкотера, который отмечал итальянскую сторону входа в Сицилийский пролив: именно белые камни утесов над самой водой дали мысу его имя. Менедем решил провести ночь в море, и ни Соклей, ни моряки с ним не спорили, потому что вытащить акатос на берег значило пригласить всех бандитов на десять стадий вокруг ринуться на добычу.

После того как якоря плюхнулись в море, моряки поужинали жесткими ячменными хлебцами с солеными оливками и ноздреватым сыром. Они запили еду дешевым вином, которое Соклей купил в Таренте. На твердой земле он презрительно отворотил бы нос от такого угощения, но благодаря соленому воздуху и мягкому покачиванию судна, вино казалось лучше.

Диоклей выплюнул оливковую косточку через борт.

— Не думаю, что ветер переменится, — сказал он.

— Я тоже так не думаю, — ответил Менедем. — Будь мы на обычном торговом судне, нам пришлось бы долго ждать и много лавировать. А так… Что ж, вот почему мы платим гребцам.

На следующее утро люди на веслах немного поворчали; они хорошо проводили время с тех пор, как оставили Тарент, потому что ветер был все время попутным. Но колотушка и бронзовый квадрат Диоклея быстро задали им нужный ритм. Менедем посадил только по десять человек с каждой стороны: не было причин запрягать всю команду. «Афродита» скользнула в гавань Регия задолго до полудня.

Так как Менедем собирался провести здесь целый день, Соклей отправился на агору, чтобы оповестить местный люд пришла торговая галера — и чтобы рассказать, что у них имеется на продажу. Несколько человек двинулись к пирсу, чтобы купить птенцов павлина, вино, шелк, благовония и другие товары, которые акатос привез с востока.

Верный своей натуре, Соклей в придачу ублажил собственное любопытство.

— Скажи, а почему ваш город так называется? — спросил он у горшечника, который выглядел довольно смышленым.

— Ну, путник, я слышал об этом пару историй, и, должен признаться, сам не знаю, которая из них правдива.

— Перескажи мне их, — попросил Соклей нетерпеливо. — Я всегда рад познакомиться с человеком, который признаёт, что знает не все.

— Хе, — отозвался горшечник. — Держу пари, ты встречаешь таких людей не слишком часто.

Соклей громко засмеялся.

— Как бы то ни было, — продолжал местный, — одна история гласит, что название якобы произошло от слова, означающего «разлом», потому что у нас бывает множество землетрясений, а еще потому, что, похоже, Сицилия отломилась от Италии.

— Это имеет смысл, — ответил Соклей, — название Регий вполне могло происходить от слова rhegnumi. Эсхил говорил нечто подобное, верно? — заметил он. И, не дожидаясь ответа, продолжил: — А какова вторая версия?

— Некоторые утверждают, будто название города пришло из одного из италийских языков, потому что «регий» или похожее слово у них означает «царский», — ответил горшечник.

— Ну а ты как думаешь? — спросил Соклей.

— Я скорее поверю в то, что эллины назвали наш город сами, чем в то, что они одолжили слово у варваров. Да, мне кажется правильной первая версия, хотя я и не могу доказать свою точку зрения.

— Ты честно ответил на мой вопрос, — признал Соклей. — Этого у тебя не отнимешь!

И он отправился дальше, надеясь, что не забудет рассказ горшечника к тому дню, когда начнет наконец писать свою историю.

«Ну а сейчас, — подумал Соклей, — я должен оповестить граждан Регия, что на „Афродите“ имеются на продажу птенцы павлина. В противном случае этот день никогда не настанет. Менедем попросту убьет меня, если я не сделаю свою работу».

Он вернулся на судно далеко за полдень, решив, что, если никто из жителей Регия еще не явился на пристань, чтобы осведомиться насчет птенцов, то его вины в этом уж точно нет.

— Ну, как успехи? — окликнул он Менедема, шагая по пирсу.

— Я продал двух птенцов, — ответил тот. — Продал разным людям, и похоже, что они нарочно набавляли цену, чтобы показать друг другу, кто из них богаче и способен больше заплатить. Я выручил почти пять мин: можно было подумать, что каждому из покупателей приспичило заполучить последнюю птицу.

— Здорово! — Соклей хлопнул в ладоши. — Мы продали двух птенцов примерно по цене трех, то есть получили дополнительно сумму, равную двухдневному жалованью всей команды.

— Так и тянет остаться тут еще на денек, — сказал его двоюродный брат. — Может, в Регии есть еще богатые дураки… Я имею в виду — покупатели.

— А почему бы и нет? — воскликнул Соклей. — Теперь мы можем себе это позволить. И если даже мы продадим следующих птенцов по обычной цене, мы равно останемся в выигрыше.

— Верно, — кивнул Менедем. — Тогда решено: задержимся еще ненадолго.