Поскольку наша связь с самого начала основывалась на категорической невозможности стать явной, я вижу, что Алиса хочет, но не осмеливается задавать мне слишком много вопросов. Рядом с Александриной я ощущаю себя по-дурацки, в роли лицемерного женатого любовника, у которого не хватает духу на что-то решиться. От всего этого у меня начинается депрессия. Разумеется, я не даю Алекс никаких клятв и обещаний, но легче мне не становится. Чтобы выяснить, как у меня дела в семье, напрямик не спрашивая об этом, Алиса как бы невзначай сообщает, что бросила своего парня в Монте. Я воспринимаю ее слова как знак, однако отвечаю, что не могу поступать так вольно. Она говорит, что понимает меня и ничего не просит. Мы переписываемся регулярно — это уже большой шаг. Эсэмэски, электронная почта — все к нашим услугам. Мы по очереди рассказываем друг другу историю своей жизни во всех подробностях, мы слушаем друг друга, мы то и дело перебрасываем десятки тысяч слов на расстояние в десять тысяч километров любовного эфира; день за днем мы учимся узнавать друг друга, наше взаимное притяжение растет, мы похожи; в конце концов становится очевидным, что мы могли бы создать прекрасный союз, но это нереально, и каждый день я против собственной воли повторяю: «Ты, как и я, знаешь, что это невозможно!» Однажды я пишу такую фразу: «Куда нас все это заведет? Эти отношения — абсурд». На следующий день я добавляю: «Да какая разница, куда нас это заведет, какая разница, абсурд это или нет, мы не должны прекращать любить друг друга, переписываться, скучать». А как-то раз я написал: «Это больно, но я не могу тебя оставить», а на следующий день переделываю фразу так: «Как же это здорово, но как больно!» Несмотря на то что я по-прежнему каждый день возвращаюсь с работы сначала в полдень, а затем вечером, обнимаю детей, обсуждаю с Алекс насущные дела, будто ничего не происходит, обстановка в доме делается невыносимой. Я отдаю себе отчет в том, что, каким бы лживым и коварным изменником я ни был, бесконечное вранье мне все же не по силам. Я чувствую, что не выдержу долго такого напряжения и что надо действовать. Однажды утром я провожаю детей в школу. Я наблюдаю за тем, как они медленно удаляются, рука об руку, каждый с огромным рюкзаком за спиной, и у меня в глазах встают слезы. Мысль о том, что я могу оставить своих ни в чем не повинных детей, убивает меня. Напрасно я пытаюсь представить их себе шестнадцатилетними дылдами с парнями, с подружками, с их маленькими тайнами — от этих мыслей я становлюсь еще более сентиментальным. Нет. Я не могу так с ними поступить. Я вытираю слезы, бегу за дочками, обнимаю их и, отправив в школу, посылаю Алисе эсэмэску на испанском. Я пишу о том, как мне плохо, как я устал, как меня убивает сложившаяся ситуация, и объявляю ей, что решил прекратить наши отношения, иначе я просто свихнусь. С самого начала этой истории я двигался в ритме: шаг вперед — два назад. С Александриной — один шаг вперед: я ухожу, два назад: я остаюсь.С Алисой — один шаг вперед: никакой электронной почты, никакого телефона, никакого адреса, два назад: электронная почта, адрес, телефон, переписка, которой мы живем и которая делает нашу связь все более крепкой. То ли я на самом деле не знаю, чего хочу, то ли мне не хватает силы воли, чтобы бросить Александрину. Вот Алиса, в отличие от меня, не сумасшедшая — она женщина, а женщины, что ни говори, чаще думают головой, чем задницей, опять же в отличие от мужчин. Женщины — сильные существа, и Алиса одна из них, она раскусила меня с самого начала. Как, впрочем, и Александрина. Просто они увидели меня под разными углами зрения. Алиса в ответ на мою эсэмэску шлет известное стихотворение Неруды, помнишь, ну то самое, с метафорой про дерево, которое не смогло пережить любовное разочарование, выбралось с корнями из земли, ушло далеко-далеко и зацвело уже на другой земле. Помнишь? В общем, этим Нерудой она крепко ударила мне по башке, я почувствовал себя отвратительно. Мне показалось, что я прохожу мимо женщины своей жизни. Но я держу удар. Целых два дня. Я возвращаюсь с работы, как обычно, в полдень, а потом вечером, стараюсь не думать об Алисе, изо всех сил стараюсь убедить себя, что сделал правильный выбор, что я избавился от тяжелого груза, что теперь все будет как раньше: жена и дети, отец и безупречный муж, возвращение в семью. А от истории с Алисой пусть останется дорогое сердцу воспоминание. Спасибо, Боже, что Александрина ничего не заподозрила. Однако стоит мне остаться в одиночестве, за рулем машины например, как я начинаю представлять себе разочарование Алисы там, в Италии, ее улыбку, мягкий свет Романце. Я понимаю, что теперь мое прошлое должно навсегда превратиться в волшебный сон. Я лукавлю сам с собой, говоря себе, что будет не так больно, если я сохраню в портфеле визитку ресторана, а в компьютере все ее письма. Александрина все равно об этом не узнает, так что вреда не будет. И потом, ведь у каждого есть право на секреты? Ведь должен же человек немного жить для себя, правда?

Вот так я держусь два дня, пытаясь забыть Романце, улыбку Алисы, незабываемые письма и Неруду. А потом, в одно прекрасное утро, я ломаюсь и посылаю Алисе электронное письмо, в котором вроде как говорится о разрыве отношений, но на самом деле отношения восстанавливаются. Все как я сказал: шаг вперед — два назад. В письме я объясняю ей свой выбор: понимаешь, много лет совместной жизни против одной-единственной ночи; двое детей, понимаешь, я устал от лжи, есть же такие понятия, как этика и разум, надо иметь волю, чтобы не дать себе свихнуться, чтобы дать себе и жене еще одни шанс; ну и потом, мы с тобой загнаны в тупик, ты ведь понимаешь. Но я хочу, чтобы ты знала: я всегда говорил тебе только правду, я никогда не использовал тебя и ты навсегда останешься моим белокурым итальянским ангелом, свалившимся на мою бедную головушку прямо с неба. Понимаешь? Если ты согласишься, я бы очень хотел просто переписываться с тобой, для меня это поддержка, понимаешь? Ведь мы можем переписываться, никому не причиняя боли, как взрослые люди, которые хотят друг другу добра, правда? Вот что я ей написал. Теперь ты понимаешь, насколько все зыбко и неясно в моих словах? Однако Алиса не обезумела даже от этих строк.

Она благодарит меня за деликатность и прямоту, утверждает, что прекрасно разобралась в ситуации, что понимает меня и не собирается претендовать на что-то большее. По поводу возобновления переписки она говорит, что нельзя начинать новую жизнь с женой со лжи. Однако тут же неуверенно добавляет: «А впрочем, я нуждаюсь в этом так же, как и ты, о'кей, давай продолжим». И тут мы начинаем переписываться пуще прежнего, мы будто компенсируем разлуку и виртуальность наших отношений божественными словами. И пошло-поехало: электронные письма на пять страниц, стихи, эсэмэски, звонки под надежным металлическим прикрытием моего автомобиля. Прошлое вновь врывается в настоящее и уже высовывает нос в будущее — мне вновь становится страшно. На этот раз встает вопрос о том, чтобы увидеться. Мы должны освежить память друг о друге, снова посмотреть друг другу в глаза, снова заняться любовью, дабы поверить, что наше прошлое не сон, что все на самом деле было. Просто разок встретиться, без задней мысли, без обещаний, на недельку, ни к чему не обязывающие восемь дней. Надо выбрать нейтральную территорию, где будет светить солнце, но подальше от Италии и Танамбо. Наконец решено: встреча планируется на Сейшельских островах в феврале следующего года. Кстати, Александрина много раз уговаривала меня взять отпуск и съездить куда-нибудь якобы для успокоения ее совести, якобы для излечения моей ревности. Еще тогда я заподозрил, что она просто-напросто хочет избавиться от меня для новых встреч с мобалийцем, а потом я нашел ее дневник, где планировалось их следующее свидание в Кении. Этот факт несколько успокаивает меня — получается, что я совершаю уже не обман, а только наполовину обман, ибо другую половину берет на себя Александрина.

Сентябрь и октябрь проходят так: я как идиот прячусь где ни попадя, чтобы написать или позвонить Алисе; перспектива встречи на Сейшельских островах греет мне душу, но я обсуждаю и свои планы с Александриной; я по-прежнему храню визитку ресторана, она будто невидимый спасательный круг для моего измученного сознания; фотографии Алисы до сих пор хранятся в компьютере; об Александрине я не знаю почти ничего, кроме того, что она думает о мобалийце, когда мы трахаемся, часами смотрит Brozasound TV, висит на телефоне, что-то строчит в своих записных книжках, а мое полное равнодушие к ней вне постели отнюдь не способствует укреплению супружеских отношений. В последние два месяца произошли две кошмарные сцены, которые сейчас уже несколько поблекли, как и все, что уходит в прошлое, но я тебе расскажу. Я тогда не верил, что мне удастся выпутаться. Однажды вечером я случайно отправляю Александрине эсэмэску, предназначенную для Алисы. Ужас, да? Я понимаю, что это попахивает безумием, так оно и есть. Сообщение было следующего содержания, я точно помню: «Did you receive my SMS? Why are you afraid to lose me, my love?» Я всегда отправлял эсэмэски с тревогой, ибо в глубине души боялся, что по невнимательности могу ошибиться и отправить сообщение Александрине. На этот раз именно так и произошло. Незадолго до этого я поговорил по телефону с Александриной, надев на себя маску мистера Хайда, потом повесил трубку и стал набирать эсэмэску. Однако в голове все еще звучал голос Александрины, и, выбирая адресата, я машинально выбрал Алексвместо Алисаи нажал на «Отправить». Это произошло именно потому, что я этого боялся, трепетал от одной мысли о том, что подобное может случиться, и спустя две минуты, когда позвонила Алекс и спросила сдавленным голосом, я ли только что отправил ей сообщение, меня словно электрошоком поразило; нечто подобное я испытал, узнав из ее дневника о существовании мобалийца, да-да, я как будто уже один раз пережил эту сцену. Я и представить себе не мог, что способен врать так изощренно, как врал в тот вечер. Ни минуты не задумываясь, я ответил: «Какое сообщение? О чем ты? Я тебе ничего не посылал. Ты получила от меня какое-то сообщение?» Я ответил именно так, ибо в ту долю секунды, когда я размышлял, я успел сообразить, что развивать этот абсурд не стоит. Ведь глупо было бы заерзать. «Да, дорогая, это я отправил тебе сообщение по-английски, ты его получила? Я хотел сказать, что ты не должна бояться меня потерять, ибо я люблю тебя, я послал это сообщение, чтобы ты поняла, насколько для меня важно начать все сначала». Это мрачный бред. Но и тут она мне не верит и бросает трубку. Еле переводя дыхание от ужаса, я еще раз проверяю по своему телефону: да, я отправил сообщение Александрине, в этом нет сомнений. Мне начинает казаться, что мир взбунтовался против меня, а удача окончательно отвернулась. Я набираю воздуху в легкие и звоню Алисе в Италию; как можно спокойнее я рассказываю ей о том, что произошло, обзываю себя кретином, она в сильном волнении, я говорю, что, разумеется, это никак не отразится на наших отношениях, что я дорожу ею, обнимаю ее, обещаю скоро перезвонить и вешаю трубку. Мне кажется, что мир внутри меня разрушился, в сердце произошел внезапный взрыв. За последние несколько месяцев моя жизнь превратились в череду сплошных бед и микроапокалипсисов. А я ведь просто хочу спокойно жить. И мне нужен длительный отдых. Чертыхаясь, я удаляю из телефона все следы существования Алисы, оставляю компьютер включенным, выхожу из офиса, не закрыв за собой дверь, и на бешеной скорости пролетаю два километра между домом и работой, всю дорогу не переставая кусать губы. Минуту спустя я оказываюсь возле своего дома, я даже не ставлю машину в гараж, не выключаю фары, тяжелым шагом пересекаю двор, открываю дверь гостиной и вижу совершенно ошалевшее лицо Алекс. Она сидит на диване, я приближаюсь к ней и с видом человека, который от изумления вне себя, говорю: «Что происходит? Что произошло? Что это за ерундистика с эсэмэской?» В течение получаса я хладнокровно доказываю ей, что мне нет никакого смысла отправлять кому бы то ни было сообщение на английском; и потом, когда это я, по-твоему, мог успеть завести любовницу, с которой надо говорить по-английски? Где и когда? Для пущей достоверности я пускаю в ход козырь: «Слушай, мне понятна твоя паника, мне жаль, но меня не в чем винить, и я вовсе не заслуживаю такого тона. Все, что ты говоришь, полнейшая чушь. Я понимаю, что тебе неприятно, на твоем месте я бы тоже почувствовал себя убитым наповал — я знаю, что это такое, — и я, наверное, тоже не смог бы тебе поверить. Именно поэтому я примчался сейчас к тебе, чтобы сказать, даже если это прозвучит невероятно: КЛЯНУСЬ ТЕБЕ, АЛЕКС, Я НЕ ОТПРАВЛЯЛ ЭТОГО СООБЩЕНИЯ.»