Вот тут-то Ивану Игнатьевичу и простор для подлых действий, уж он-то хорошо, даже будучи в сильном опьянении, запомнил слова какого-то пьяного генерала, сказавшего кто пытался помешать ему получить заветные Звезды Героя.
Что только он не наговорил в своем рапорте на Штеменко!
Если прочитать рапорт, то окажется, что во всех бедах, которые принесла нам война, виновен один генерал Штеменко. Что эта бездарность загубила цвет советского офицерства, генералитет, что этот человек разрушил военную разведку, пытался деморализовать работу Генштаба и что отсталость Вооруженных Сил нашей страны целиком и полностью на совести этого штабного работника… Красноречиво и категорично…
Неужели доносительство– истинное занятие советских генералов в мирное время?
И вот наступил 1968 год. Повеяли новые ветры. Хрущев был уже на пенсии, а у власти новый человек. Которому тоже у кормушки нужны были свои преданные люди, свои герои. А где их искать? Да все там же, среди прежних…
Еще почти четыре года назад Иван Игнатьевич легко уловил своей широкой физиономией, откуда и куда веет ветер. И уже будучи на должности 1-го заместителя Главнокомандующего Группы советских войск в Германии (кстати, эту должность он получил за свое лизоблюдство перед Хрущевым сразу после XX съезда КПСС, в 1957 г.), вновь в Кремль отправляет «чистосердечное» письмо-рапорт члена КПСС с 1937 года Ивана Игнатьевича Якубовского о верности ленинскому Центральному Комитету партии, возглавляемому новым верным ленинцем дорогим Леонидом Ильичом Брежневым.
Подобное обращение к новому генсеку, ставшее впоследствии вполне официальным, еще не было принято в таком вот виде. И не считать ли автором сего обращения товарища Якубовского?
После поступившего «чистосердечного» письма Ивана Игнатьевича вызвали в ЦК партии и заслушали на Главном военном совете. Ему задали вопрос: «Каким вы видите дальнейшее совершенствование Советской армии?» Не задумываясь, генерал ответил: «Совершенствование Советской армии всегда находилось в прямой взаимосвязи с решениями Центрального Комитета родной Коммунистической партии». Мощный голос генерала вызвал бурные аплодисменты у членов ГВС.
И тут же последовало назначение на один из самых мощных военных округов– на должность командующего войсками Киевского военного округа.
До недавнего времени там руководил хрущевский лизоблюд Маршал Советского Союза Петр Кошевой. Кстати, в телефонном разговоре с отдыхавшим на даче в 5–6 км от Адлера в октябре 1964 года Никитой Сергеевичем он обещал «в случае чего…» силами войск округа поддержать друга Никиту… Но Пленум в Москве состоялся без присутствия Первого секретаря ЦК Хрущева, где Никиту Сергеевича сняли, а Кошевой словно бы забыл об обещании «в случае чего…» и наряду с другими фальшполководцами быстренько побежал на поклон к новому хозяину Кремля. Но места у кормушки ему не досталось…
Должность в Киеве главного военного руководителя соответствует званию Маршала Советского Союза. Мог ли ею довольствоваться Якубовский? Да, мог, но что-то подтачивало его сознание, что-то давало жгучую надежду, что и это – не предел.
И оказался прав. Леонид Ильич не забудет верность мятущегося дворового пса. Во главе войск братских стран Варшавского Договора ему нужен был не такой человек, как Антонов, несколько лет назад скоропостижно скончавшийся, не его последователи. Над этими войсками нужен был унтер с лампасами, который в случае чего, не раздумывая и не задавая вопросов, мог бы плетью гнать войска на подавление инакомыслия в странах войск Варшавского Договора. В общем, такой, как Якубовский.
Интриги и игры продолжаются. Иногда побеждают умные, но чаще – дураки…
И вот к этому Якубовскому начальником штаба назначают Штеменко. Ивану Игнатьевичу, скорее из-за скудости мышления, невдомек: почему Штеменко к нему первым замом? Как так? Кто позволил? Зачем?
Иван Игнатьевич поднял трубку связи ВЧ и гаркнул: «Соедините меня с министром обороны!»; и тут же до его слуха донесся знакомый голос, который он в запале не смог узнать: «Я вас слушаю, Иван Игнатьевич…».
Не знал, ох, не знал Иван Игнатьевич, что мужчины, обладающие, как и он, басом, приходят в шок от голоса мужчин, имеющих баритон, но которых они не видят, и, согласно законам физиологии, он впал в шоковое оцепенение. Он даже не сообразил, что когда бросил повелительно в трубку: «Соедините меня с…», то сработала синхронно высокочастотная связь, и на другом конце провода трубку поднял министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Андрей Антонович Гречко. Опешивший Якубовский поперхнулся, а из трубки снова повторили: «Я вас слушаю, Иван Игнатьевич». Но, очевидно не надеясь услышать что-либо вразумительное, министр добавил: «Иван Игнатьевич, приезжайте, я вас жду».
Якубовского охватила лихорадочная дрожь.
Знавшие его люди утверждали, что в минуты страха он истекал потом и был вонючий как кнур.
Этот животный страх появился после того как он с должности командира дивизии был выдвинут на должность командующего объединением. Нет, он боялся не подчиненных, закаленных в боях полковников и генералов.
Страх появился перед вышестоящими начальниками, ибо этими начальниками были те люди, которые в годы войны командовали армиями и фронтами, и немало из них было в фаворе у товарища Сталина еще в то время, когда он только поднялся на ступеньку старшего офицера. И оказавшись в силу обстоятельств в ранге командующего объединением, он не знал что делать, с чего начать…
Не помогало и академическое образование. Да и какое там образование, когда вместо того, чтобы осваивать тактику и стратегию, – что трудно давалось, Якубовскому достаточно было вовремя закричать преподавателю: «Я – дважды Герой Советского Союза, полковник! Я животом исползал всю войну».
Знавшие себе цену преподаватели академии просто не считали нужным перечить дважды Герою-хвастуну, бахвалившемуся, как он, пузом (и это-то сидя в танке, а чаще в «виллисе»!) пропахал полстраны. Так пролетели годы учебы в академии; знаний не прибавилось, ибо то, что говорилось на лекциях, не воспринималось, зато регулярно получаемая зарплата всегда пропивалась в попойках с такими же собутыльниками, как и Якубовский.
А в одночасье появившийся страх больше никогда его не оставлял. И когда он стал первым заместителем главкома ГСВГ, и когда командовал войсками Киевского военного округа, и вот теперь, когда возглавил войска Варшавского Договора.
Нареканий со стороны ЦК партии в его адрес не было, но то была заслуга не его, а офицеров штабов, командиров соединений и командующих объединениями. Которые не заглядывали в рот Маршалу Советского Союза, а в силу своих знаний и умения управляли тысячами и тысячами людей, причем чаще не за страх, а за совесть в деле служения Родине.
Пришедшему к руководству Вооруженными Силами СССР после смерти Маршала Советского Союза Родиона Яковлевича Малиновского весной 1967 года его первому заместителю Маршалу Советского Союза А. А. Гречко, в соответствии с задачами и требованиями сегодняшнего дня, ЦК партии поставил задачу: более активно и напористо, чем его предшественник, взяться за оснащение новейшими вооружениями вверенных ему Вооруженных Сил. Должность обязывала его встретиться и с важным силовиком– председателем КГБ СССР; на встрече прозвучало мнение, во многом совпадавшее с позицией самого маршала. Руководитель КГБ Андропов прежде всего ориентировался на смену кадрового состава руководства Министерства обороны, Генерального штаба и командования видов, округов и флотов. Были названы имена советских военачальников, использование которых комитет не считал целесообразным. Прозвучало и имя Якубовского, но председатель комитета, снизив голос до полушепота и наклонившись к Гречко, произнес: «Но, Андрей Антонович, вы же понимаете, что Ивана Игнатьевича уважает Леонид Ильич. Я надеюсь что вы деликатно решите этот вопрос. Но а если…»