На КП входят медики, укладывают на носилки Мастер-Инженера и пытаются усадить на место Лучано – чтобы перебинтовать.

…Иван заталкивает беспомощного Везунчика в рубку «Стрекозы». Защелкивает байонет его дыхательного автомата на новом воздушном баллоне, открывает вентиль, пару раз хлещет по щекам. Потом спрыгивает на комингс «Борея» и захлопывает снаружи маленький нижний люк. Срывает заслонку забортной воды на юбке.

– Удачи тебе, Имон, – бормочет Иван, захлестываемый горько-солеными потоками.

Пару секунд, цепляясь за комингс, провожает взглядом из-под запотевающей маски «Стрекозу», криво и нехотя отрывающуюся к зеленому свету, быстро крестится, а потом проваливается в открытый люк «Борея». В схлестку огромных пузырей, рвущихся из чрева субмарины, и водоворота океанской воды, в лодку низвергающегося. И по проходу бежит к командному посту, по колено… пояс… грудь… во взбесившихся бурунах, задержав дыхание, рассекая инферно лучом подствольного фонаря.

Навстречу первым ударам подрывов, сотрясающим плоть, и душу, и океанские глубины.

– …Капитан, сэр! Цели… Вероятно, уничтожены, сэр!..

– Вероятно?

– Визуально не наблюдаются. На локаторах не наблюдаются. «Аваксу» послан запрос на подтверждение.

– Капитан, сэр, акустики фиксируют подрыв лодки!

– …Капитан, сэр… Морские спасатели ничего не нашли. В точке Ориентира было интенсивное падение обломков и поражающих элементов. Лодка спасателей повреждена, но терпимо. Потери – один человек, еще один ранен средне, еще двое легко…

– …Джонни?..

– Не нашли ничего, Йен. Прости. Мне чертовски жаль. У моих лодка в пяти местах пробита и полностью обездвижена, они тонут. В живых осталось двое, оба тяжело ранены.

– Смит, попросите своих спасателей, кто живой, подобрать «Серебряных», у тех совсем задница… Джонни! Мне тоже жаль, Джоунс. Твоих подберут. И с удачной Охотой тебя.

– Тебе спасибо, Йен. И твоим парням. Упокой, Господи, души, кто не выжил.

– …Капитан, сэр, Мастер-радист. «Авакс» подтверждает поражение целей. Поздравляют…

– «Поздравляют»… Ну, что ж… Мистер Смит, мы закончили. Отбой боевой тревоги.

На кормовую наделку с надсадным воем опускается перехватчик. Без ракет под плоскостями он кажется ощипаным и неуверенным в себе. Шасси касаются палубы. Вой переходит в скулеж. Из правой турбины сочится белый дым. Фонарь кабины откидывается, летчик остается неподвижен в своем ложементе. Бегут пожарники.

На противоположном крыле наделки стоят двое оранжевых техников, держа наготове найтовы для «Воробушка» и вглядываясь в океан из-под ладоней.

По всему судну лязгают гермодвери, отзываясь на сигнал отбоя тревоги.

Нули на табло в командном пункте гаснут.

Усталое «Уже» превращается в терпеливое «Когда-нибудь».

…Тихое покачивание и солнечный свет. Вечерний солнечный свет, тихое покачивание, и танец змеек-зайчиков на подволоке рубки.

Верхний люк приоткрыт. Сброшенная маска раскачивается на своем хоботе. Пищит спасательный радиобуй. Мелкая рябь плещет звонко снаружи по пузатому корпусу.

Моня-Везунчик лежит в кресле и дышит.

Просто лежит и дышит.

Под пайолами с журчанием перекатывается вода.

В восьмидесяти с лишним метрах под ним, заваливаясь на корму и на борт, медленно уходит в черноту опустевший, парализованный, но целый ракетоносец, унося с собой своих губителей – семерых мертвых и раненного, но живого еще Ивана.

Который в сжимающемся воздушном пузыре, в каком-то отсеке, с последней мокрой сигаретой в зубах, досылает патрон и поворачивает автомат стволом к виску, морщась от быстро нарастающего давления.

– …Капитан, сэр! Сигнал со «Стрекозы»!.. Не буй, а сигнал! Она на поверхности. Там дайвер-хакер.

– О'Хейли… Слава Богу… Первая хорошая весть за вечер. Смит, распорядитесь о подборе и буксировке… Мастер-медик, доложите состояние раненых.

– …Да, сэр. Морские спасатели: тяжелые – один скончался, из «Серебряных», остальные стабильны. Средней тяжести – вне опасений. Легкораненные отпущены из санчасти. Бортовой спасатель: ожоги третьей и четвертой степени, пятнадцать процентов тела. Состояние средней тяжести, стабилен, без сознания, вне опасности… Мастер-Инженер сильно контужен, разрывы барабанных перепонок, резаные раны затылка и шеи, вне опасности…

– Оператор из правого «Эрликона»?..

– Оператор… Да, Сэмюэль Джой, юнга. Скончался десять минут назад, не приходя в сознание.

Безумный Йенссен выкладывает на стол трубку, кисет, грин-дер, салфетку. Начинает туго набивать табак, посыпая крошками клавиатуру и брюки. Потом вынимает из кармана спички, встает и выходит из КП на ходовой мостик. Джереми Смит тихонько следует за ним, прихватив со стола забытую Йенссеном фуражку.

…Внизу, под крылом мостика, возле бакборта, пятеро священников разных конфессий переговариваются о чем-то друг с другом в ожидании похорон. Взблескивает православный наперсный крест; ребе в своем черном и в шляпе сдержанно жестикулирует, мулла кивает. Лама светится среди них ярким шафрановым пятном. Патер отошел к леерам и смотрит в воду, сжимая маленький томик Библии. Матрос из палубной команды тащит от форпика пластиковые венки, следом – еще один, с тележкой, на которой простыни, веревки и какие-то железяки вместо грузов к ногам.

Ветерок треплет, уносит к горизонту клочья дыма над Океаном. Солнце тускнеет и склоняется к горизонту, подсвечивая багряным облака, быстро собирающиеся в нехорошую гряду на вест-норд-весте. Погода портится.

Со стороны «Серебряного Заката» доносится тихий залп из стрелкового оружия, потом второй. Капитан Джоунс, человек слова, нашел-таки своих «ублюдков».

– …Эээ… Сэр?

Йенссен вздрагивает и роняет вниз, на далекую палубу, обжегшую пальцы спичку.

– Капитан, сэр… Позвольте личный вопрос, хоть и не ко времени?.. Когда Охота закончится… чем вы думаете заняться?

– Ну… Как обычно, Джем. Как обычно. Запрусь в каюте на всю бункеровку. Буду читать новые книги и потягивать свой джин под сухарики.

– Нет, сэр. Я имею в виду – вообще закончится. Вся.

Тут Йенссен отвернулся от заката и удивленно, со вниманием, стал рассматривать старпома, будто тот впервые появился на мостике «Баловня».

– Вы это серьезно, мистер Смит?.. Не надейтесь. Она никогда не закончится. Ни-ког-да. Неужели вы не понимаете? Никто. Никогда. Не сможет. Гарантировать. Что там, – Капитан ткнул трубочкой в окровавленный горизонт, – не осталось ни одной, как изящно выразился утром наш… покойный юнга, «гадины».

Даже когда они расчетно выработают все ресурсы. Мы не можем рисковать. Да… Просто деньки, подобные нынешнему, станут реже. Вербовочные листовки, которые «…Сироты предпочтительны…», будут меньше мозолить глаза. Но Охота – о, нет, сэр! Охота – это теперь навсегда… До последнего выстрела, который найдется на Земле. И «Баловень» всегда будет утюжить океан, пока не сожжет весь оставшийся на планете мазут или пока не просыплется на дно ржавой трухой между шпангоутами. А я… Я всегда буду здесь, на мостике или в своей каюте… Всегда…

Смит дрогнул. На мгновение примерещилось: истлевшие паруса, водоросли на реях, скелет у штурвала, смертная мгла над морем… Сгинуло.

– И вообще, Смит, какого черта?! Я что – институтка, которую надо отвлекать от печальных мыслей?.. Гм… Простите, Джем. И спасибо.

Офицеры замолчали и стояли так, рядом, молча, пока мутное солнце, провалившееся под облака, не коснулось пелены на горизонте.

Тогда Безумный Йенссен вздохнул, заглянул в трубочку и аккуратно выколотил ее о планширь в ладонь. Полез в карман за пепельницей, последним подарком покойницы-жены.