— Может, разберем вещи, а потом поиграем? — сказала она. — Там в гостиной всякие настольные игры.

   — Спасибо, неохота, — угрюмо отозвался Сэм.

   — Ну… или можно сделать пиццу. И вместе посмотреть какое-нибудь кино…

   — Я не голоден! — огрызнулся Сэм. Он добрался до верхней площадки и повернулся к Хлое. — И я не желаю играть ни в какие паршивые игры. Ты уже изгадила мне день, и я не собираюсь портить его еще сильнее. Ясно?

   Он резко развернулся и зашагал по коридору; дойдя до их с Натом комнаты, он так хлопнул дверью, что эхо разнеслось по всей вилле.

   Хлоя осталась стоять, глядя ему вслед, готовая расплакаться. Она добрела до украшенного резьбой кресла и опустилась в него, силясь взять себя в руки. Но внутри у нее нарастала боль, грозящая прорваться рыданием или криком.

   «Что я тебе сделала? — хотелось закричать ей. — Что?» Хлоя обхватила голову руками и, тяжело дыша, с напряженным лицом стала глядеть на мраморный пол, ожидая, когда боль пройдет.

   Хью отыскал на дальней стороне виллы, вдали от всех, маленькую тенистую террасу. Он ждал звонка Деллы примерно с час, потом сдался. Должно быть, ее отвлекли — либо она ушла в двухчасовой запойный забег по магазинам, который почему-то называла обеденным перерывом. Хью взял плавки и спустился к бассейну, думая, что плавание поможет ему прочистить мозги, но вернулся обратно, увидев вдалеке Хлою. Теперь он сидел за маленьким кованым столом, потягивал вино из бутылки, найденной в холодильнике, и пытался привести мысли в порядок.

   Он оказался поставлен в кошмарную ситуацию. Кошмарную — иначе и не скажешь. Филипп Мюррей — работник Национального южного банка. Он проводит отпуск вместе с работником Национального южного — который понятия не имеет, кто он, Хью, такой. Это напоминало мрачную шутку, вопрос из разряда «что вы будете делать, если…» — такие время от времени рассылались по компании в качестве психологических тестов. Здесь рядом с ним находился один из безымянных руководителей отделений, о которых Хью столько времени дискутировал в конференц-залах ПБЛ. Один из работников среднего звена, которых он изображал на схеме интеграции как человечка в котелке. Филипп и был одним из этих треклятых человечков. Сюрреализм какой-то. У Хью было такое ощущение, будто одна из его шахматных фигур вдруг ожила и заговорила с ним.

   Почему он не знал? Почему ему никто ничего не сказал? Но они с самого прибытия тщательно избегали всяких разговоров о работе. В ушах Хью снова зазвучал голос Хлои — словно солью посыпали свежую рану: «Мы не говорим о работе… У нас последнее время был очень напряженный период… Филиппу грозит увольнение…»

   Хью передернуло, и он глотнул еще вина. Увольнение. Это было слово, которое он с коллегами избегал употреблять даже в личной переписке. Слишком много негативного подтекста: депрессия, неудача и тому подобное. Хью предпочитал использовать термин «реорганизация» — и по возможности говорить о подразделениях, а не о людях. Он понятия не имел, какие слова используются, когда приходит пора сообщить работникам скверные новости. Он не имел дела с людьми напрямую.

   Конечно, он так или иначе встречался со многими из персонала Национального южного. Он бывал на встречах с ведущими вкладчиками этого банка. Он присутствовал на многолюдном, напряженном собрании, проходившем сразу вслед за объявлением о слиянии. Он даже участвовал в работе группы психологической поддержки, которая усердно расспрашивала работников, что, по их мнению, это слияние компаний будет означать для них лично, а потом их ответы скармливали специальной компьютерной программе.

   Но это все была теория. Да, это были живые люди — но безымянные, неизвестные и потому остающиеся теорией. А вот теперь он столкнулся с реальной жизнью. Жизнью Филиппа и Хлои. И его собственной.

   Хью сделал еще глоток и уставился на бокал так, словно пытался запомнить его форму. «Дело в том, — сказал он себе, — что если Филипп потеряет работу, Хлоя ни за что его не бросит». В этом Хью был абсолютно уверен. Это знание громоздилось у него в уме, словно стеклянная гора. Твердая, сверкающая, непреодолимая преграда. Если Филиппа уволят, все будет кончено. У него не останется ни малейшего шанса.

   Хью крепче сжал бокал. Возможно, у него и так нет шанса. Хлоя ведь сказала ему это не далее, как сегодня утром. Сказала прямо в лицо, что все кончено, что все это было дурацкой ошибкой. Возможно, стоило ей поверить.

   Но он не мог, просто не мог! Он видел, как сияют ее глаза, как дрожат губы. Все это неприкрыто свидетельствовало, что Хлоя испытывает ту же страсть, что и он сам. Конечно, следовало ожидать, что она отвергнет его этим утром. Естественно, она, проснувшись, ощутила себя виноватой. Но ее отказ был поспешной, автоматической реакцией — признаком вины. Это еще не значит, что в глубине души Хлоя по-прежнему не испытывает те же чувства. Она еще может сдаться. Это все еще возможно.

   Но перестанет быть возможным, если Филипп лишится работы. Если это произойдет, всякая возможность исчезнет. Хью допил бокал и наполнил его снова. Он сделал глоток, поднял взгляд и окаменел. К нему шел Филипп.

   Хью твердо велел себе не паниковать. Ему нужно вести себя совершенно спокойно и ни в чем не сознаваться. Пока все факты не окажутся в его распоряжении.

   Он заставил себя сочувственно улыбнуться Филиппу и указал на бутылку.

   — Вот, позволил себе слегка опохмелиться. Не желаете присоединиться?

   — На самом деле, — сказал Филипп таким тоном, словно делал над собой огромное усилие, — на самом деле, Хью, у меня для вас факс.

   — А! — озадаченно произнес Хью. — Спасибо…

   Филипп продемонстрировал несколько листков бумаги кремового цвета; Хью протянул руку и застыл, увидев наверху страницы знакомый логотип ПБЛ. «Черт! — мысленно вскрикнул Хью; в горле у него внезапно встал комок. — Делла, идиотка!..» Он поднял голову и встретился глазами с Филиппом. Сердце у него бешено заколотилось.

   — Ну так, Хью, — произнес Филипп все тем же странным тоном и натянуто улыбнулся. — И когда же вы намерены сообщить мне новости?

   — Я не знаю, — сказал Хью. Он посмотрел на напряженное, гневное лицо Филиппа и сглотнул. — Поверьте, я правда не знаю.

   Он перевел взгляд на факс, который держал в руках, и проглядел сообщение от Деллы.

   «Уважаемый Хью, надеюсь, вы получили мое сообщение. Прилагаю соответствующие страницы из отзыва Маккензи.

   Ниже следовало официальное уведомление, гласящее, что содержимое данного факса является конфиденциальным и предназначается исключительно для того лица или юридического субъекта, которому он адресован.

   Хью пока что даже не взглянул на следующие страницы. Но было совершенно очевидно, что они означают для Филиппа. «О господи! — снова ужаснулся Хью, которого слегка мутило. — Чем Делла вообще думала?!» Для любого служащего Национального южного увидеть этот отзыв своими глазами — настоящий шок. Не говоря уже об этом мужчине, стоящем тут перед ним в одних шортах и босиком. Об этом человеке, которого он знал — и не знал, чью жизнь он уже намеревался разрушить — но совершенно иным путем…

   — Филипп, я понятия не имел, что вы работаете в Национальном южном, — сказал Хью. Голос его окреп — благодаря тому факту, что хотя бы это утверждение действительно было чистой правдой. — Сначала не знал.

   — Ну а это как понимать?

   Филипп невежливо ткнул рукой в факс. Хью подумалось, что сейчас он совсем не похож на того дружелюбного парня, с которым они вчера напились за компанию. Этот человек был напряжен, рассержен и исполнен подозрений, и смотрел он на Хью без малейшего дружелюбия. Они словно бы встретились в первый раз.