На другой день к вечеру я уже был в посёлке у серебряной шахты. Тускул, что заправлял тут делами, как раз собирался на Адычу. Та самая долблёнка-тримаран, уже была нагружена слитками серебра, облуженными для скрытности, и замотанными в старые поистёршиеся шкурки -- это, чтобы не царапнуть ненароком. С этим человеком я поговорил начистоту -- он и так хранит одну из важнейших тайн, причём, надеюсь, делает это осознанно.

   Тут тоже было чему порадоваться -- ножницы, щипцы трёх видов освоили без меня. На всё имеются шаблоны, матрицы, пуансоны -- я ведь горячую штамповку показал ещё, когда мы для арбалетов детали делали, а он перенял эту методу и для других вещиц. Ну да не об успехах речь. Мне на новом месте помощники потребуются, а тут они во множестве, и кое-кому их них уже пора подумывать о собственной семье. Поэтому я и прибыл в это самое место, где в своё время организовалось что-то вроде училища.

   Подростки, что первыми начинали, уже стали вполне взрослыми юношами, и трое оказались готовы вместе со мной поискать счастья на новом месте. Вообще-то желающих было больше, так что пришлось выбирать. Лошадок для них взял тоже у Тускула -- он не обеднял. Теоретически они вроде как и без того принадлежат мне, но на этом мы внимания не заостряли. То есть, договорились полюбовно.

   Кое-какие части для резьбонарезного инструмента я тоже прихватил. Вообще-то и токарным станочком, и сверлилкой тут пользуются -- их я не разграбил. Но несколько приспособлений всё же забрал - они себе ещё сделают. Выяснил, что пока меня не было, Пелым взял пяток лерок на шестнадцать, и этим спрос ограничился. Выходит, чересчур рано я хлопотал. Опередил время.

   Зато с резьбами на шесть без меня совладали, и теперь собирать арбалеты стало проще. Так что для внутреннего употребления в отдельно взятой мастерской технический прогресс продолжает свой победный марш.

   ***

   В Батагае мы с подмастерьями задержались буквально на часок -- лето наше северное коротко и осталось от него очень немного. Спешили на новое место. Айтал с детьми сразу с нами не поехала -- мысль о переезде понравилась ей очень -- это ведь как раз там, где мы, считай, только что побывали. Но хозяйке большого дома и матери двоих детей необходимо обстоятельно собраться. Так что приедет позднее. Дела оловянные я без малейших сомнений в душе оставил на одного из своих "рабов", отдавая себе отчёт в том, что за остальным хозяйством присмотрит его жена. Люди они обстоятельные, неторопливые. Уверен, что действовать станут без рьяности и оловянных пуговиц и посуды наделают не чересчур много. Не перенасытят рынок.

   Через неделю мы оказались на берегу той самой, текущей с юга на север речки, впадающей в Селеннях. Как раз неподалеку от второго обнаруженного мною месторождения магнитного железняка. Теплого времени в нашем распоряжении оставалось очень мало, поэтому работали мы исходя из минимально достаточного для зимовки объёма строительства.

   Из шестиметровых брёвен скатали восьмиугольный сруб. Почему из шестиметровых? Потому что нас всего четверо, а устраивать подъёмник для каждой детали -- это как раз и есть та самая потеря времени, которой мы старательно избегали. Благодаря продольным двуручным пилам бруса на двойной пол и потолочные перекрытия наделали энергично, плиты и дверцы для печей привезла Айтал -- она обо многом не забыла в своих неторопливых сборах. Сени и крыльцо мы спланировали и построили сразу, баньку тоже не забыли -- одним словом, когда залетали белые мухи, тёплое жильё уже стояло.

   Уфф.

   Караван с мукой, рисом, и множеством иных продуктов привела младшая сестрёнка моей супруги -- она провожала её с детьми и домашним скарбом, а потом ещё раз обернулась с существенной провиантской поддержкой. Пару коров привела и выводок лаек этого года выпуска. Она же забрала обратно на Адычу почти всех лошадей -- как Вы понимаете сена мы успели запасти немного.

   Тем не менее, в зиму мы входили во вполне комфортабельных условиях. Я сидел на чурбаке, любуясь штабелем корявых брёвен, ожидающим распиловки на дрова, когда послышался стук опыт и наш старшенький Тургун вернулся с прогулки по окрестностям, которую проводил в сопровождении всей группы наших псов и Вожака, разумеется. А ещё рядом с ним верхом на олене ехал эвенк непонятного возраста. Вообще-то в здешних краях я ожидал увидеть нарты, ну да всего не предугадать. Пошел встречать гостя. Скорей всего в эту зиму будем соседями.

   Сам-то я по-эвенкийски немного объясниться могу, но для обстоятельной беседы попросил Айтал переводить. Звали нашего гостя Ивул, мне показалось, что услышав его, супруга ухмыльнулась про себя. Ну а мы последовательно рассказали о своих планах. Я - про наш приезд и желание обустроиться, а эвенк -- о том, что привёл оленей на южный берег Селенняха и осматривал ближайшие пастбища, чтобы оценить, на сколько их хватит. Обычный разговор-знакомство. Мы даже ещё не начали друг перед другом ничем похваляться, как вдруг меня словно что-то торкнуло изнутри.

   Оспа!

   Ведь я точно помню, что мой народ, заселяя территорию, на которой сейчас проживает, почти не встречал сопротивления со стороны охотников и оленеводов, ранее живших в этих местах. А ещё упоминалось об эпидемиях оспы, косившей людей там, куда приходили мы со своими табунами и стадами. Точно-точно. Только в писаный период истории русские не меньше двух раз отмечали вспышки именно оспы в районах, куда пригоняли мы коров. На реке Оленёк -- точно. Её открыли казаки, а потом в богатые соболем земли отправились якуты-ясакоплательщики из среднего течения Лены. И вскоре -- помчались назад из-за начавшегося там мора. Эпидемия оспы -- на неё точно указывали в документах.

   И тут же на память пришла история первой вакцинации, проведённой именно против оспы. Не помню имени этого человека, но он уловил связь между заболеваниями коров и людей, и догадался привить людям что-то там, образовавшееся в крови коров через царапину на коже. Кажется.

   Раньше Ивул не встречался ни с русскими, ни с якутами. А теперь он запросто может от нас заразиться болезнью, с которой его организм незнаком. А мне вовсе не хочется его гибели. И как быть?

   С другой стороны эвенки кочуют на Бытантае между стойбищами моих соплеменниками, и не болеют. Мы ведь жили там пару зим, и ничего особенного не происходило.

   Одного из своих молодых помощников, а они все уроженцы тех мест, я спросил, когда закончилось в их краях моровое поветрие. Оказывается, буквально года за три до того, как я приехал. В их стойбище двое умерли, а вот у тунгусов от некоторых кочевий вообще никого в живых не осталось, так свирепствовала болезнь.

   Тогда я с таким же вопросом обратился к Ивулу. А вот он, оказывается, только слышал, что где-то по другую сторону Яны умирали люди от болезни, которую раньше в их краях никто не знал.

   Вот тут-то я и призадумался. Некое озарение о том, как следует поступить, у меня появилось довольно быстро, но этому не вполне обычному действию следовало придать очевидный для нынешних моих современников смысл. Иначе говоря - найти убедительные с точки зрения язычника и шаманиста доводы. Они не сразу сформулировались. Сначала я долго и многословно распространялся о том, что соседям нужно жить по-соседски, и что надо друг другу дружно помогать и дружить по-жизни. Айтал несколько раз удивлённо смотрела в мою сторону -- чего это я вдруг вздумал талдычить общеизвестные истины, да ещё и столь назойливо ходя по многу раз вокруг одного и того же. А у меня лихорадочно скрежетали мозги, и что-то поскрипывало под шевелюрой. В конце концов, мысль выкристаллизовалась, и я помянул о том, что обязательно нужно обмануть духов. Тех самых, которые дружны с нами, но ещё незнакомы с соседями. То есть не то, что уж совсем обмануть, а сбить с панталыку. А то они, не разобравшись, могут наделать беды ни в чём неповинным людям.

   Провести обряд я обещал быстро и... мы всей толпой отправились к стоянке рода Ивула. Там сам хозяин оцарапал оленя, и ножиком, испачканным его кровью, я сделал надрезы на тыльной стороне кисти руки и себе, и жене, и работникам. А потом уже сам, добыв немного крови из приведённой с собой коровы, провёл такую же процедуру со всеми обитателями соседнего стойбища.