Интересно, куда это она? Судя по направлению — на Волковское кладбище… Господи, опять этот бред! Неужели я и сама верю, что Геновера ведьма?

Сзади раздался топот.

— Нонна, подожди, — прохрипел кто-то совсем рядом.

Я оглянулась и увидела бледное лицо и огромные от страха глаза Модестова.

— Ты оставил пост?

— Я испугался… за тебя. Одна, на пустынной улице, кругом расхитители канализационных люков…

— За меня? Ну-ну. Ладно уж, пошли.

Тетка шла, не оглядываясь. В конце улицы действительно замелькали знакомые очертания… могильные кресты… Тетушка чесала прямиком туда.

— Модестов, шабаш в какое время года происходит?

— Весной, а что?

— На кладбищах?

— Нет, на Лысой горе.

— Странно, почему мы идем на кладбище?…

— Куда мы идем? — после минутной паузы медленно спросил Модестов.

— На кладбище.

— Почему?

— Потому что. Видишь, куда она идет?

— У меня куриная слепота. Я в темноте вообще ничего не вижу. Но мы ведь на кладбище не пойдем?

— Пойдем. Мы ведь за ней следим.

Это же святотатство. Праздно разгуливать среди могил могут только сатанисты, ведьмы, параноики и…

— Журналисты.

У кладбища Модестов остановился. Теткин силуэт неумолимо отдалялся, грозя затеряться среди памятников и хилой кладбищенской растительности. Я потянула мужа за руку.

— Нет. Я туда не пойду. Это грех, — уперся он.

«А Спозаранник пошел бы», — невольно подумалось мне, но вслух я ничего не сказала. Бросив поскуливающего Модестова у ворот, я бросилась вслед за теткой. Она уже успела скрыться за памятниками, и я шла почти наугад, прислушиваясь, старалась отделить посторонние звуков от чавканья грязи под моими ногами. Но посторонних звуков не было, я была единственная, кто производил шум в этой мертвецкой тишине.

Кругом мерцали зеленоватые огоньки гнилушек. Мне померещилось, что теткин силуэт мелькнул немного правее моего маршрута, за старинным резным крестом. Я кинулась туда, но земля разверзлась у меня под ногами, и я упала. В полете попыталась схватиться за скользкий памятник, но гравитация оказалась сильнее моей слабой хватки. Упала, правда, на размытую почву кладбищенской тропинки. На одежде и лице осталось килограмма три грязи, на руке — царапина.

Вдруг с той стороны, где исчезла тетка, кто-то истошно закричал. Я поспешила на крик, но, не успев пройти и десяти метров, запуталась в могильных плитах. Теперь я не знала, ни где кричали, ни где тетка, ни где я…

С кладбища я выбиралась полчаса. Тетка как сквозь землю провалилась! В поисках выхода я обошла кладбище раза три. Ни одной живой души! Модестов верно ждал меня у входа. Я была злая как черт и, судя по всему, выглядела так же, потому что Модестов при моем появлении попятился назад, крестясь.

— Пошли! — рявкнула я, не особо церемонясь.

— Нонночка! — Модестов был вне себя от счастья. В этот момент я подумала, что мне повезло с мужем. Кто бы еще согласился ждать меня у кладбища?

Назад мы шли без фонарика, на ощупь.

Не ради конспирации — чтоб людей не пугать. Но и даже без света мы заметили, что «наш» люк исчез. Это было уж чересчур.

Значит, тетка и правда заодно с похитителями. Ее поход на кладбище и вопли над могилами были всего лишь отвлекающим маневром. На который мы, как дураки, купились. Впрочем, почему мы?

— Модестов! Этот люк на твоей совести!

— Чудеса! Когда я уходил, он еще был на месте.

— Был, был… Гораздо интереснее, где он есть сейчас…

— Может, у тетки? Пошли, изымем. С понятыми.

Предложение было признано рациональным, и Модестов реабилитировался.

…В квартиру мы заходили на цыпочках, не включая света. План взятия тетки с награбленным был разработан по дороге. Как все гениальное, он был прост: она заходит с люком, мы ее хватаем и прессуем.

— Стоп! А как быть с понятыми? — Модестов традиционно внес хаос в стратегию.

— Дениску разбудим.

— Нужно два.

— Будет три! — Я выразительно посмотрела на Модестова, потому как знала, что он сейчас будет говорить, что двойняшки еще маленькие, у них режим, и они не имеют право выступать понятыми. Ну и что? Маленькие, зато объективные. Но Модестов промолчал.

Тут скрипнула дверь в теткиной комнате, и появилась она сама, волоча за собой здоровый грязный мешок с чем-то тяжелым и зловонным. Мы вжались в темноту. Геновера скрылась в ванной.

— Почему ты ее не задержал? — Я первой подала голос.

— Ты думаешь, там был люк? — шепотом отозвался Модестов.

— А что?

— Думаю, что-то похуже, — многозначительно ответил он.

— Полагаешь, она что-то выкопала?

— Да. Или — кого-то. Может, не надо ее сейчас задерживать? Она ведь к хищению люка непричастна. И вообще, чего ты к ней прицепилась? Каждый имеет право… делать, что ему нравится.

Модестов едва не сказал «имеет право выкапывать трупы». Нас обуял ужас…

Сквозь сон я услышала, как звонит телефон. Автоматически накинув халат, выбросила тело в коридор. Тетка из своей комнаты тоже хищно бросилась к телефону, теряя по дороге тапки, но я ее опередила. Звонят ведь мне в квартиру, и есть шанс, что хотят услышать именно меня.

— Алло!

— Добрый день! Александру Филипповну можно? — спросил незнакомый мужской голос.

— Кого? — шепотом спросила тетка.

Я прикрыла ладонью трубку:

— Какую-то Александру Филипповну…

— Это меня, меня. — Она вырвала трубку у меня из рук. — Алло?

Геновера так выразительно посмотрела на меня, что я предпочла скрыться в комнате, демонстративно хлопнув дверью. Пусть знает, кто в доме хозяйка. И раз я хозяйка, никто ведь не запретит мне стоять там, где я хочу? Я встала впритык у двери и приложила ухо к щели. Совершенно случайным образом до меня стали доносится обрывки фраз: двести долларов, очень выгодно, хорошая работа, полкило серебра, клянусь родней и т. д.

Я поняла так, что она взялась сотворить какое-нибудь чудо, например, полкило драгметаллов всего за двести долларов, и если у нее ничего не получится, то нам — ее родне — придется худо. И что Александра Филипповна — ее творческий псевдоним. Дениска донес, что этот звонок «Александре Филипповне» — далеко не первый. Все это было очень странно.

…Горностаева сидела на подоконнике, покачивая ногами и задумчиво куря. Рядом дымилась чашка кофе. Изредка она поднимала на меня глаза, пристально смотрела, говорила: «Понятно» — и продолжала курить. Никто из посторонних и не подумал бы, что она думает, но тем не менее это было именно так. Только ей я рискнула рассказать о том, что творится у меня в квартире. Во-первых, она самая рассудительная, во-вторых, не будет смеяться.

— Ведьма, говоришь?… — наконец произнесла она.

— Нет, это Модестов так считает. И кошки. И соседи. И тот мохнатый тип из ванной, наверное, если его спросить.

— А она сама что говорит?

— А что, надо было поинтересоваться?

— Конечно, в первую очередь.

— Ну, понимаешь, это как-то нетактично: «Дорогая тетушка, а вы случайно не ведьма? Не вас ли видели прошлой ночью на месте преет… то есть на Лысой горе»? Честно говоря, я за ней маленько пошпионила. Помимо кладбища… Порылась в комнате, послушала, с кем она по телефону разговаривает. Геновера почему-то представляется Александрой Филипповной. Ей много звонили, особенно в первые дни. А потом, Дениска говорит, звонки прекратились, и она сама стала пропадать где-то целыми днями.

— Знаешь, я думаю, что если слежка ничего не дала… Да, да, ничего существенного. Надо к ней внедриться!

— Как?

— Просто. Скажи ей, что тоже хочешь заниматься колдовством, что почувствовала зов предков или что-то в этом роде. Она тебя посвятит в таинство, и ты наконец узнаешь, что у тебя творится дома.

Идея мне неожиданно понравилась. Правильно, пусть посвятит. В конце концов, может быть пригодится в жизни поколдовать.