— Я просил не выпускать ее из дома сегодня.

Хорошее настроение Джиллиан мгновенно испарилось.

— А ты ей объяснил, почему?

— Всего я, конечно, объяснять не стал. Просто сказал, что сегодня могут прилететь злые люди, и что я боюсь, как бы они ее не забрали, — нехотя пояснил Синклер.

— Ах вот как? Злые люди?

— Я объяснил так, чтобы она поняла.

— Как плохо, что приходится объяснять ребенку подобные вещи, — сказала Джиллиан. Она сказала это себе, но Син ответил:

— Полностью с тобой согласен.

— Следовало бы издать закон, что ничто дурное не должно задевать детей до восемнадцати лет, пока они еще не могут дать сдачи.

Син слегка улыбнулся.

— Я бы за него проголосовал.

При виде улыбки Сина Джиллиан снова обдало жаром. За прошлую ночь это ощущение стало для нее привычным. И желанным. Но сейчас был день, и дело приближалось к развязке.

— От Стефана что-нибудь слышно?

— Напрямую — ничего, но известия все же есть. Собственно, по этому поводу мне и звонили утром, — он говорил медленно, как бы нехотя. — Похоже, Уайс готов сделать свой ход. Наш источник доложил, что он готов отправиться в путь в любое время.

— О Господи!

Джиллиан почувствовала, как кровь отлила от лица, и без сил опустилась на кушетку. Его слова обрушились на нее холодным свинцовым грузом.

«Это она из-за отчима», — подумал Син и ощутил прилив совершенно беспочвенного гнева. Да, беспочвенного. Потому что сердиться было не на что. С тех пор, как ему была дарована Лили, Син знал, какой слепой, доверчивой любовью может любить ребенок своего отца. Вот и Джиллиан любит отчима так же.

Но если он все понимает, почему его так раздражает то, что Джиллиан переживает о своем отчиме? Почему он не может смотреть на вещи объективно? Почему он так старался открыть ей глаза и показать, что Уайс — чудовище?

Он еще раз взглянул на Джиллиан и мысленно обозвал себя несколькими отборными ругательствами. Ей плохо, а он тут рассуждает!

— Я не стану повторять, как мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это. Я могу только сказать, что для тебя это почти закончилось. Скоро я отправлю тебя домой.

Джиллиан обхватила себя за плечи, пытаясь согреться от вдруг завладевшего ею озноба. Ей было холодно. Она чувствовала, что вот-вот начнет стучать зубами.

— Джиллиан! — Син опустился на кушетку рядом с ней и взял ее руки в свои. — Джиллиан, в чем дело?

— В тебе.

— А что я такого сделал?

— Откуда ты знаешь, может быть, для меня все только начинается! — с отчаянием произнесла она.

Он озадаченно наморщил лоб.

— Я не понимаю, о чем ты! Мы же тебя скоро отпустим, Джиллиан! Может быть, даже завтра утром…

Да, она все время помнила, что когда-нибудь этот момент наступит. Джиллиан часто думала об этом. Но теперь она осознала, что ее мысли настолько были заняты Сином, что она не задумывалась всерьез над тем, что будет, когда это произойдет.

Она принужденно рассмеялась.

— Я понимаю, ты и мысли не допускал, что Стефан может добраться до этого острова и забрать меня с собой. Но, уверяю тебя, такая возможность тоже существует.

— Шансов почти никаких.

Его уверенность должна была ей помочь, но не помогла. Джиллиан снова невесело рассмеялась. Как она ни старалась, она не могла избавиться от страха. Син слишком многого не знает.

И никто этого не знает — она же никому еще не рассказывала!

— Ну вот, видишь? Ты даже не хочешь брать этого в расчет. А мне приходится.

Зачем рассказывать ему о своих страхах? Совершенно незачем. Просто она уже привыкла искать у него помощи и защиты. Он так хорошо умеет успокаивать ее! А сейчас ей это было особенно нужно.

— Син, я боюсь.

Он выпустил ее руки.

— Боишься, что ему это не удастся?

— Нет, — Джиллиан покачала головой. — Боюсь, что удастся.

Синклер взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе.

— Джиллиан, ты о чем? Тебе нечего бояться! Она медленно покачала головой.

— Ты ошибаешься. Ох, как же ты ошибаешься!

«Да нет, даже если я ему все расскажу, это ничего не изменит», — сказала она себе. Разве что освободит ее от груза молчания, который она столько лет носила в душе. И все же она расскажет ему — о том, в чем она никогда никому не признавалась.

Решившись на это, Джиллиан сразу почувствовала себя лучше.

— Я боюсь Стефана. Вы были правы, когда решили, что он явится за мной, — начала она.

Он кивнул.

— Да, ну и что? — Синклер пока не мог понять, к чему она клонит.

— Поставь себя на его место, Син. Стефан очень заботится обо мне и поэтому прилетит сюда. При этом он окажется в большой опасности. И он будет вне себя от ярости, что пришлось подвергнуться такому испытанию. Поверь мне, я-то его знаю. И если ему удастся получить меня обратно, Стефан примет все меры к тому, чтобы такое никогда не повторилось.

Синклер пожал плечами.

— А-а, понимаю. Он, скорее всего, приставит к тебе телохранителей. Но, ты знаешь, многие ведь так живут, и ничего.

— Телохранителей можно обмануть, обезвредить… — Она покачала головой. — Нет. Он увезет меня к себе на Ближний Восток, и оставит там на всю жизнь.

Синклер не мог скрыть своего удивления.

— Ты хочешь сказать, что он будет держать тебя там против твоей воли? — наконец спросил он.

— Ну да, конечно!

Джиллиан всматривалась в его лицо, пытаясь понять, действительно ли дошло до него то, что она хотела сказать.

— Мне было разрешено жить отдельно и самой распоряжаться своей жизнью только потому, что я дала слово каждые полгода появляться там, чтобы повидать его.

Он нахмурился.

— Его и твою мать, так? А разве тысама к этому не стремилась?

Джиллиан вздохнула. Он ничего не понял, и объяснить все как следует будет очень трудно.

Она встала и подошла к окну. Его близость успокаивала ее, настолько, что все, чего ей хотелось, — это чтобы он обнял ее. Но если она окажется в его объятиях, она никогда не выскажется до конца и не снимет с себя эту тяжесть.

— Он много лет пользовался моей матерью, чтобы держать меня в клетке, — призналась Джиллиан.

— В клетке?!

Она оглянулась на него через плечо.

— В клетке. Его наемники — телохранители, если хочешь, — все время следили за мной с тех пор, как я уехала с Ближнего Востока. Нет, они мне не мешали, не лезли в мою жизнь, не путались под ногами. Но я всегда знала, что они где-то рядом. И все время чувствовала, что они в любой момент могут схватить меня и отвезти к нему. Вот почему я все время переезжала с места на место. Я ненавидела свою зависимость и пыталась скрыться от них. Глупо, конечно. Они каждый раз меня находили. Я честно выполняла свое обещание — каждые полгода я ездила домой, и еще иногда приезжала на праздники, но в остальное время я всеми силами старалась быть свободной.

Она снова обняла себя за плечи…

— А потом вы меня похитили. И я снова очутилась в клетке.

Он подошел к ней и прижал ее к себе.

— Ты, наверно, решила, что тебя похитили люди Уайса.

— Да. И, если бы это был он, это означало бы, что Стефан в конце концов не выдержал. Я боялась этого все эти годы. Если бы это произошло, я больше никогда не вырвалась бы на свободу.

Син молчал, прижимая ее к себе, и пытался разобраться в том, что она говорила. Ей было больно и страшно. Теперь и ему тоже. Потому что теперь он понимал, что Джиллиан никогда не полюбит его, человека, который тоже держал ее в клетке против ее воли. Ведь она всю жизнь пыталась вырваться на свободу! Как это ни печально, даже если бы он заранее знал все это — что она боится неволи и что она завладеет его сердцем, — он не смог бы ничего изменить.