— Ого! Вы должны прежде попросить у меня разрешения на это.

— А вы разве просили разрешения сжечь алькерию? Вам бы в нем, конечно, тоже отказали, но вы все-таки сожгли ее.

— Сеньор, это воровство!

— Ладно, но в таком случае я — честный вор, тогда как вы — подлый поджигатель и конокрад. Вам останутся шесть тысяч талеров; я суну их в карман, как и часы. Это будет справедливо. Вы же покупаете быков, забиваете их и не платите. Вы арестовываете добрых людей, которые вас ничем не обидели, и требуете с них выкуп!

— Выкуп? О нем я ничего не знаю. Я задержал йербатеро потому, что он вместе с вами совершил тяжкое преступление. Я бы задержал и вас, если бы мог. Но о выкупе никто не сказал ни слова.

— Ладно! Вы очень красноречиво защищаетесь. Наверное, думаете, что мы отправились в погоню за вами до того, как ваши посыльные прибыли на эстансию.

— Мои… посыльные? — спросил он, запнувшись.

— Да. Ваш лейтенант с двумя своими товарищами.

— Они побывали на эстансии?

— Ба! Не делайте вид, будто вы ничего об этом не знали! Как же вы допустили такую глупость, решились на это мальчишество? Конечно, мы схватили этих людей. Они признались во всем и ждут теперь наказания! В этом деле ваше имя будет играть важную роль, ваша персона, вероятно, тоже, так как я приглашу вас посетить эстансию Дель-Йербатеро. Потом мы доставим вас в Монтевидео, где вы сможете испросить защиту у вашего доблестного comisario criminal.

Он умолк, глядя на то, как я передавал деньги двум йербатеро, вытянувшим жребий и немедленно пустившимся в путь.

Неважно, чем это могло обернуться, главное, старому хозяину надо было вернуть деньги. Наконец оба сборщика чая удалились, взяв лошадей, а индеец отправился проводить их через болото. Дорогу им ярко освещала луна.

Майор кипел от бешенства. Взгляд его блуждал от одного к другому. Превратись его взоры в клинки, он бы наверняка нас убил. Чтобы он не надоедал нам, его отвязали от дерева, скрутили ему ноги и положили в сторону, теперь мы не видели его, а он не мог подслушивать наши разговоры. Мы ремнем привязали его к дереву, впрочем, не затягивая ремень. Потом мы распаковали наши припасы и поужинали. Дайю, пришедшую к нам, мы также попросили присесть рядом с нами и поучаствовать в трапезе.

Тернерстик называл своего спутника шкипером. Он сидел напротив меня. Этот рослый, крепкий, широкоплечий человек выглядел как и положено настоящему моряку. Я принял его за фриза [118], поскольку он был белокурым и голубоглазым. Поэтому я обратился к нему на немецком наречии:

— Как же вас с вашими кулачищами сумели скрутить?

— Как? Вы говорите по-немецки? — изумился он тоже по-немецки.

— Я — немец.

— Ни в жизнь не поверил бы в это! Я — фриз с Северного моря. Зовут меня Хансом Ларсеном.

— Кто бы мог подумать! Чтобы в таком болоте встретить соотечественника!

— И выудить его оттуда! А мои кулаки…

Он воздел их к небу и окинул печальным взором. Да, это были кулачищи. Любые перчатки оказались бы для них малы. Шкипер покачал головой, уныло взглянул на меня и продолжил:

— Сударь, поверите вы или нет, где я только ни приложу кулаки, там и трава не растет. Поэтому мне ужасно обидно, что сегодня я не смог их пустить в оборот, не поспел я, так все быстро случилось. Несколько шишек я, пожалуй, все-таки набил, да вот делу это нисколько не помогло. Если миндальничать, то весь этот хрупкий народец с Ла-Платы можно разнести в клочья. А я-то, в общем-то, не хотел никому вредить.

С этими словами он сунул в рот кусок мяса, в котором было не меньше четверти фунта веса, затем снова встряхнул головой и спокойно принялся жевать его. Начало знакомству было положено. Тем временем Тернерстик спросил меня:

— Нравится он вам, Чарли?

— Очень! — кивнул я.

— Ларсен — мой любимый помощник. Человек из железа и пахты, крепкий телом и нежный душой. Ладно, теперь рассказывайте, что произошло с вами с тех пор, как мы расстались, и что завело вас в этот унылый край?

— Давайте об этом попозже, капитан. Сейчас нам полезнее узнать, как вы попали в плен к этим людям.

Он почесал за ухом, его смущенное лицо вытянулось, наконец, он ответил:

— Как, как? Вот как! Мой «The Wind» [119]попал в эту дыру, которую они там, в Буэнос-Айресе, зовут гаванью — я-то, собственно, сюда не собирался. В Баию [120]пришел с балластом, получил груз в Буэнос-Айрес, дурная гавань, надо сказать, настоящий лягушатник! Хотел новый груз взять, все равно какой. Услышал тут о товарах из Риу-Гранди-ду-Сул [121], грузят их на реке Уругвай: дорогие сорта древесины, парагвайский чай, медь, цинк, горный хрусталь, агаты, яшму и многое другое. Хотел лично на них посмотреть, поехал пароходом вверх по реке. Добрался до Сальто и принял фрахт [122]. Хотел отправиться сразу же в Буэнос-Айрес, да взбрело в голову поглядеть на здешнюю жизнь, попросился со своим помощником на плот. Вот сегодня мы здесь и причалили. Пять дней на нем шли — как мухи на листке.

— И здесь на вас напали?

— Well! [123]Здорово! Даже слишком. Лежим себе на койке в этой дощатой будке, которую здесь называют «кабанья». Плот в это время причаливает. Нам-то что за дело до этого? Курим спокойно, лежим, отдыхаем, утром все равно пойдем дальше. Тут на баке, хотел сказать — в передней части плота, поднимается дикий шум, и я как раз высовываю голову из этой кабаньи, получаю затрещину и мигом убираюсь назад. Не слишком-то вежливы эти люди. Well! Потом несколько парней заползают к нам, говорят, дальше мы не сдвинемся с места, завтра и послезавтра будем стоять на якоре. Мы на это не соглашаемся, деньги за проезд мы платили, не они. Они грубят, и мы их поэтому выставляем наружу и сами выползаем, надо же за мою затрещину расплатиться с ними хорошенькой оплеухой. Но, черт побери, мы-то думали, что их человек десять, пятнадцать или двадцать, а их оказалось чертова уйма! Мы даже из будки вылезти не успели, как они на нас навалились. Размахнуться нам по-настоящему было негде, вот мы с ними и вертелись, пока они нас не повязали своими ремнями чертовыми, как их здесь называют — лассо или болас. Потом они отволокли нас на сушу, которую здесь называют, наверное, мысом Потасовок. Там с нас хоть лишние ремни поснимали, привязали к дереву так, что вам двумя взмахами ножа удалось нас освободить. Вам за это воздастся, сэр!

— Где ваше имущество? Вы понесли убытки?

— Нет. Фрик Тернерстик — не ребенок, которого легко обвести вокруг пальца. Не показал им решительно ничего. В кошельке было всего несколько бумажек, которые в этой благословенной стране как бы в насмешку зовут талерами. Остальное укрыто, надежно укрыто, так что я сам бы ничего не нашел, если бы не знал, где оно припрятано. Талеры из кошелька они у меня, конечно, отобрали. Пусть они их себе оставят. Сочту за подаяние. Но, сэр, что же приключилось? Хоть я и не очень спешу, но все равно хотелось бы как можно быстрее добраться до Буэнос-Айреса, а не сидеть в этом болоте, где, того и гляди, лихорадку заработаешь.

— Надеюсь, уже утром вы продолжите прерванное путешествие.

— Эта шайка освободит плот?

— Думаю, что да. Не захотят по доброй воле, мы заставим.

— Вы освободите майора только при этом условии?

— Да.

— Гм! Есть в этом деле одна загвоздка. Допустим, вы освобождаете офицера и получаете взамен пленников, а нам позволяют отчалить. Все равно, пока эти люди не уберутся на другой берег, вы будете в опасности. Так ведь?

— Да.

— Значит, их нужно скорее отправить подальше отсюда. Сделать это можно лишь на нашем плоту. Далее. Я считаю, что и майору хочется побыстрее скрыться. Для этого ему тоже нужен наш плот. Итак, как ни смотри на это дело, они используют плот. Но тут возражаю я.