Но Викентьев не разозлился… Викентьев проговорил мягко, с жалостью:

— Хочешь дожить потихоньку? Так ведь все равно не получится. Это в семьдесят можно доживать. А в сорок жить надо. Хочешь не хочешь, а придется…

Эта жалость была больней всего. Пермяков выдавил угрюмо:

— Ладно. Там поглядим…

В коридоре его ждали. Раиса стояла у стенки прямо против двери, лицо у нее было решительное. На широкой лавке сидели Павлик и рыжий Костя. Еще два паренька из той же компании перетаптывались у выхода. Прямо в осаду взяли, подумал Пермяков. — Извинились хотя бы? — агрессивно спросила Раиса.

— Все в норме, — ответил он.

На улице она взяла его под руку. Павлик сзади спросил:

— Ужин греть?

— После придет, — сказала Раиса. Ребята проявили деликатность — молча отстали. Ночью стройка выглядела странно и красиво. Грязь, канавы, бетонный лом — все было скрыто темнотой. Редкие фонари вдоль не проложенных, а только намеченных улиц окраины лишь подчеркивали глухую огромность окружающей тайги. Вразброс поставленные дома светились теплыми окнами маняще и недосягаемо, как большие корабли на ночном рейде.

— Устал? — спросила Раиса.

— Не с чего. — ответил Пермяков.

Он чувствовал себя странно. С одной стороны, шел и говорил с Раисой, причем вполне внятно, даже в интонации попадал. С другой — все искал, что бы ответить Викентьеву на те его жалостливые слова. Прямо мать родная, думал он про начальника, но ухмылка не состраивалась.

Раиса озабоченно вздохнула, помедлила и вдруг предложила:

— Хочешь, уедем?

— Куда? — удивился он.

— Куда скажешь. Можно на Север.

— И чего делать будем?

— Что и здесь. Работать пойду. А ты — как настроение.

— Какой же тебе смысл хорошее место бросать? — возразил Пермяков.

Раиса спросила осторожно:

— А тебе тут… ничего?

Он пожал плечами:

— Нормально.

— А эти идиоты?

— Почему же идиоты? — не согласился Пермяков. — Ты вот на них напустилась, а зря. Кража у них. Никуда не денешься, надо искать.

— Не там ищут!

— А ты откуда знаешь, что не там?

Раиса остановилась и, придержав его за рукав, тревожно уставилась в глаза. Пермяков усмехнулся:

— Не бойся, не моя профессия.

— И за то спасибо, — пробурчала Раиса, — а то совсем бы полный набор…

Они шли просто так, без цели, гуляли, и все. Но Пермяков не удивился, когда в конце концов вышли не к Павликову общежитию, а к Раисиному.

Немного постояли на тротуаре под фонарем.

— Смотри, — удивился Пермяков, — уже ночь.

Раиса ворчливо сказала:

— Ночь не ночь, а ужинать-то надо. Пошли?

— Твои не спят?

— А хоть и спят. На кухне посидим.

— Павлик постное масло принес, — вспомнил он.

— До утра не скиснет! — отмахнулась Раиса. На кухне, куда прошли неслышно, она быстро собрала ужин. И, пока Пермяков ел, сидела, угрюмо задумавшись, бормоча:

— Чего же теперь делать-то, а? Надо же такое!

— Ты о чем? — спросил он.

— Да ну их! Я вот думаю — как бы дальше не цеплялись.

Поморщила лоб и неуверенно предложила:

— А может, сторожем пойти или вахтером? В универмаг, на базу… Сутки отработал, трое гуляй. На базе — там вообще сиди себе с книжечкой.

— Это можно, — сразу согласился Пермяков.

— Главное, числиться будешь, — обрадовалась она. — А ночь отдежурить, это и я за тебя могу.

— Тогда вообще милое дело, — с энтузиазмом, отозвался он, и Раиса вновь не уловила тонко позванивавшую в его голосе досадливую злость. Она снесла посуду в мойку и медленно перемыла под слабой, почти беззвучной струёй. Потом спросила:

— У тебя специальность хорошая была?

— Сперва хорошая, потом так себе.

— А я поняла, что ты был специалист. Хватка чувствуется.

Пермяков ждал, спросит, нельзя ли профессию восстановить. Однако Раиса больше на эту тему не заговаривала.

Они довольно долго сидели, обнявшись, в темноте кухни. Потом в комнате что-то зашевелилось. Одна из Раисиных девчонок вышла по своим делам, не обременяя себя излишней одеждой. Разглядев в кухне мужской силуэт, она с коротким визгом бросилась назад в комнату.

— Видишь, человека напугал, — огорчился Пермяков.

— Переживет, — сказала Раиса.

— Идти надо. Ты завтра как?

— В вечер.

— Ну вот и зайду с утра.

У двери снова обнялись. Он хотел идти, но Раиса не отпускала.

— Ты чего?

— Не было у дуры хлопот, — ответила она. Уже через порог спросила:

— Насчет вахтера узнать?

Так, подумал он, ничего себе. Весело. Кем только ни числился, а в сторожах еще не сидел. На пенсионные должностишки еще не сватали…

— Не, — ответил он, помедлив, — в вахтеры неохота. Вот в сторожа пойду.

Сказано это было с добродушной ленцой, интонацию он вполне контролировал, а вот настроение уже не мог удержать в положенной колее. Он ощущал, как нарастает внутри не то чтобы обида — на кого? — и даже не раздражение, а какая-то неясная злость. Это было глупо, но он чувствовал, что вот-вот сорвется.

Стоп, подумал он, ни к чему. Не по делу.

Но остановиться уже не мог…

— А разница? — спросила Раиса. — Что сторож, что вахтер, один черт.

— Не, — возразил Пермяков и упрямо потряс пальцем, — сторожем лучше.

— Ну, пусть сторожем, — терпеливо согласилась Раиса. — Узнавать?

— А сколько там платят?

Вопрос был риторический — сколько платят, знали оба.

— Хоть бы и даром, — сказала Раиса, — чего ты беспокоишься? С голоду не умрешь: уж одного мужика как-нибудь прокормлю.

Видно, пустой разговор вокруг ясного дела стал ей надоедать.

— Это конечно, — морща лоб, кивнул Пермяков. — Но, понимаешь, неловко как-то: мужику — и упираться за восемь червонцев. Ты вон баба, и то…

— Так я же на сварке. У нас книжечку не почитаешь!

Она начинала злиться, и от этой ее злости Пермяков сразу почувствовал себя, спокойнее. Он спросил беззаботным тоном стороннего человека:

— А вообще тут в Ключе кто больше всех огребает?

— Скреперисты, наверное, — хмуро бросила Раиса, — тоже давила в себе злость.

— По многу выходит?

— Как работают. А то и по восемьсот.

— Больше начальника стройки? — поднял брови Пермяков. — Вот это бы мне подошло..

— А кто мешает? — жестковато спросила Раиса. — Пойди на курсы, годик поучись, годик попрактикуйся — и все дела.

— Два года? Это долго, — отказался Пермяков. — Вот недели бы за две…

— Ну, попробуй, может, и получится.

— А на спор если — за два дня.

— И на что спорить? — спросила она, не слишком пряча пренебрежение к разболтавшемуся мужику.

— На что хочешь, — щедро сказал Пермяков и со спокойным азартом посмотрел в глаза Раисе. Она что-то заподозрила.

— Работал, что ли?

— Кем?

— На скрепере.

— И близко не подходил.

— А как же спорить собираешься?

Пермяков уверенно сказал:

— Нет такой машины, чтобы за двое суток ее не понять. Кроме, конечно, разных там… Ладно, Ключа это не касается.

Раиса посмотрела испытующе:

— А сломается что?

— В первый-то день не сломается! А за ночь я тебе не то что паршивый скрепер — дирижабль по винтику разберу, смажу и опять соберу.

От его напора Раиса совсем присмирела.

— Механик, что ли?

— Отчасти, — ответил Пермяков уже без азарта. Он был недоволен собой: завелся, расхвастался. Да и приврал — чего уж там…

Раиса вдруг спросила:

— Спать очень хочешь? Он удивился:

— Да пока нет.

— Давай чаю попьем.

— Мы же только из-за стола.

— Ну и что?

Снова прошли на кухню, только теперь, во избежание недоразумений, прикрыли за собой дверь. Пили чай, потом сидели так. Пермяков каялся:

— За ночь до винтика — это я, конечно, хватанул. Тут ночи в три бы управиться! И то лучше, чтобы умный человек рядом стоял. Узлы, конечно, типовые, докопаться можно. Но у каждого механизма свои тонкости. Так-то оно просто: подергал рычаги, понял, что к чему, — и рули! Но вот чтобы досконально…