– Да ладно, девки. Не буду я реветь. Правда не буду, – улыбнулась она им, смахнув со щеки одинокую выпавшую слезу. – А знаете, почему не буду?
– Ну? – хором спросили сестры, уставившись на нее в ожидании.
– А потому, что я вдруг сейчас поняла – судьба-то у меня очень была счастливая, оказывается… Ведь я как раньше думала? Расквитаюсь с вами – и заживу тогда по-настоящему! Во дура была… Так оно всегда у глупых людей и бывает! Думают о своей судьбе как о наказании, да все в будущее норовят заглянуть, и того не понимают, что настоящее счастье было там, позади, в самых трудных его трудностях… Твое счастье, собственное, одной тебе даденное. И нельзя, нельзя его посылом гневить! Потому что пойдешь, как тебе кажется, за ним в поход, и обязательно в овраг какой-нибудь попадешь да и сгинешь там заживо… А я еще сердилась на тебя, Сонюшка, когда ты мне все про этот говорила, как его…
– Про отсроченный гедонизм? – подняла на сестру грустные глаза Соня.
– Ага. Про него. А теперь уж все, девки. Теперь уж я ученая буду… Давайте, что ль, пропустим за наше счастье по рюмочке? Наливай, Вика…
Схватив с подоконника початую и захватанную мучными руками бутылку кагора, Вика разлила вино по рюмкам, не забыв кликнуть и Славика:
– Эй, там, на корабле! То есть в ванной! Иди быстрее сюда, выпей за наше сестринское счастье!
Над Сониной рюмкой ее рука дрогнула – в прихожей скрипуче прохрипел старый дверной звонок. Вино пролилось на стол, покатилось тонкой струйкой по столу, закапало на пол.
– Кто это? – испуганно подняла голову Вика и напряглась высокой красивой шеей, как молодая пристяжная лошадь.
– Ой, да хватит тебе вздрагивать, Вик! – сердито проговорила Томочка, промокая салфеткой вино. – Прямо ненормальная какая-то… Это, наверное, Ванечка пришел! Это я его в гости вчера пригласила! Иди, Сонька, открывай! Чего сидишь, глаза выпучила?
Соня поднялась на ватных ногах, улыбнулась им счастливо и растерянно. Прежде чем открыть дверь, бросила на себя взгляд в старое мутное зеркало, висевшее в прихожей. И сама своему отражению удивилась – как щеки странно горят… Это от вина, наверное?
В дверях и правда стоял Иван. И опять – с цветами. Кремовые роскошные хризантемы качнулись головами в Сонину сторону, словно сами потянули к ней руки. Иван переступил порог, молча протянул ей цветы. Соня улыбнулась сначала, потом, застеснявшись и Ивана, и цветов, и улыбки, зарылась лицом в пахучие желто-кремовые лепестки. А когда снова подняла голову, резко вздрогнула – в дверях, за спиной Ивана, стоял Вадим…
– Господа, можно мне пройти на минутку? – громко и насмешливо проговорил он, пытаясь отодвинуть рукой Ивана в сторону. – Я вам ничуть не помешаю, господа, у меня тут секундное дело всего! Моя жена здесь находится?
Обернувшись, Соня увидела, словно сквозь дымку, как выскочила из кухни охваченная ужасом Вика, как бросилась со всех ног в комнату, где на ее кровати безмятежно спал Сашенька, как заметалась вокруг него, раскинув руки. Подумалось ей отстраненно, что Вика сейчас похожа на большую черную птицу, которая знает, что там, за кустом, сидит охотник, что дуло его страшного ружья уже направлено ей в сердце… Правда, отстраненность Сонина длилась недолго. Через секунду в прихожую вышла из кухни Тамара, из ванной – Славик со ржавым гаечным ключом в руке.
Они стояли в тесной прихожей плечом к плечу, как маленький отряд спецназа. Вчетвером. Соня лихорадочно прижимала к груди цветы, Томочка на всякий случай грозно выпятила вперед объемистый пухлый живот, Славик держал на весу в чуть оттопыренной руке свой ключ. Лишь Иван был спокоен, лицо его, как обычно, оставалось непроницаемым и чуть равнодушным.
– Может, вы позволите мне пройти, господа? – пожал полными плечами Вадим. – Чего это вы тут выстроились, извините? Я же говорю – мне только на секунду… Я вас совсем не побеспокою, господа! Мне только сына забрать, и все…
– А вот это видел – сына тебе? – выставила Тамара вперед толстую фигу. И даже покрутила ею смачно у Вадима под носом. – Ишь, чего захотел! А ну давай убирайся отсюда подобру-поздорову! Иначе мы всему миру про тебя расскажем, какая ты сволочь есть! Все, все расскажем, во всех подробностях! Вон, Славик напишет в свой Интернет, и все про тебя все узнают!
– Да? И кто же у нас такой Славик? – чуть улыбнувшись, поднял он слегка бровь. – Я полагаю, что Славик – это вот тот юноша с гаечным ключом в руке? Так? – слегка мотнул он головой в сторону Славика.
– Да! Правильно полагаете! – звонко и задиристо выкрикнул Славик.
– И какое отношение вы, юноша, имеете к моей, с позволения сказать, жене?
– Я… я люблю ее! И она теперь будет со мной, всегда со мной!
– А, ну это ради бога, это пожалуйста… – осклабился Вадим, разведя широко руки в стороны. – Более того, это даже меняет дело, юноша! Пусть будет на здоровье, я рад за вас, просто страшно рад! На вашу… любимую женщину я и не претендую вовсе, мне бы только сына забрать…
– Ладно, хватит. Речь свою сказал, и хватит, мужик, – тихо, но очень твердо произнес Иван. – Ребенка мы тебе не отдадим.
– Хм… А вы, юноша, кто? Тоже претендент на руку и сердце? Шустро же здесь Викуля без меня раскрутилась, однако…
– Нет. Я не претендент. Я – брат. И тебе придется считаться с тем, что у Вики есть брат. А еще у нее есть две сестры – Соня и Тамара. И ребенка мы тебе не отдадим.
– Это почему же? Я ему отец все-таки…
– А Вика – мать. И вы будете строить свои взаимоотношения цивилизованно, как это делают все нормальные люди, когда разводятся. А если тебе это пока непонятно, то давай выйдем, я тебе объясню еще раз. Ну так что, выйдем? Побеседуем?
От его жесткого голоса у Сони мороз шел по коже. Было в этом голосе, кроме жесткости, что-то еще, не поддающееся ее объяснению. Какая-то железобетонная и пуленепробиваемая безапелляционность. И за ней было вовсе не страшно, а, наоборот, хорошо, и понятно было, что и впрямь этот Викин муж Сашеньку у них не отнимет…
Наверное, что-то такое и Вадим услышал в Ивановом голосе. Потому что замолчал, обмяк лицом, взглянул в лицо Ивану настороженно и исподлобья. Потом проговорил невнятно:
– Что ж, это мы еще увидим…
– А ты нас не пугай – увидит он! – взвилась в скандальном приступе Тамара, посчитав, видимо, что без склоки здесь все же не обойтись. – А то я тебя так напугаю, что на всю жизнь инвалидом останешься! Наиздевался над девчонкой, сколько хотел, а теперь, смотрите-ка, пугать нас пришел!
Вадим на ее всплеск эмоций никак не прореагировал. Не отрываясь, он смотрел Ивану в глаза, будто пытался таким образом понять, стоит ли ему выходить с ним на «беседу». Все-таки поняв, что не стоит, первым опустил глаза, медленно развернулся, вышагнул за порог, напоследок шарахнув кулаком о дверной косяк. Томочка тут же выскочила из строя вперед, торопливо захлопнула за ним дверь, потянула за рукав в комнату Славика, проговаривая громко на ходу:
– Вика! Эй, Вика, ты где? Все, не трусь! Все уже кончилось, мы его прогнали! Ой, а Славик-то твой, не могу… Представляешь, что заявил? Теперь, говорит, она со мной всегда будет… Люблю ее, говорит… Нет, представляешь, так прямо ему в глаза и заявил, да еще и гаечным ключом замахнулся! А ты говоришь – танцор никудышный…
– Сонь… Ты до сих пор дрожишь… Перестань! Все уже кончилось! – осторожно развернул к себе Соню Иван, положив теплые квадратные ладони ей на плечи. – Испугалась, да? Не бойся. Что теперь делать? Вот такой он, социум. Он всякий бывает, и дикобразный тоже. С иголками. Надо просто в нем жить, нормально жить… Надо принять его, надо войти, надо научиться. Не бойся, я тебе помогу! Я всегда буду рядом, если ты этого захочешь…
– Да… Я этого очень хочу… А это правда, что я научусь? – подняла она на него ясные, будто промытые изнутри глаза. Странно, но они оказались яркого и совершенно синего цвета. Действительно, синего! Просто раньше этого не замечал никто. А может, не видел.
– Правда. Конечно же правда. Когда любишь, обмануть никого не можешь. А я тебя люблю, Соня…