Неужто в самом деле ни одной? А сам город — новый мир, бурно развивающийся, бурлящий энергией, столь схожей с энергией самого юноши? Никита приехал в Юзовку в четырнадцать лет: в 1917 году ему исполнилось двадцать три. За эти годы он обрел не только свое место в жизни, но и мечту, к тому же встретив женщину, которая разделила с ним и то и другое 23.
Родители Хрущева в дни возмущений и беспорядков отсылали сына в Калиновку — от греха подальше. Однако чем больше старались они защитить сына от городских опасностей, тем больше должна была его привлекать шумная, суетливая, полная неиссякаемых возможностей городская жизнь. Поначалу он занимался здесь тем же, что и в Калиновке — пас коров и овец, работал в саду у местного помещика. Потом, как и другие подростки, сделался трубочистом — тяжелая и опасная работа, в процессе которой нужно было залезать в узкую трубу, а потом выбираться оттуда, перемазавшись сажей и пеплом 24. Потом стал учеником на заводе — в это время у него появилась «мечта научиться слесарному делу». Ему предложили на выбор учиться на токаря или на слесаря — он выбрал последнее и, «немного поучившись, получил удостоверение и инструменты и начал ходить по цехам, чинить оборудование. Так в пятнадцать лет я стал рабочим» 25.
Металл для слесаря — все равно что дерево для плотника. На вопрос, почему он выбрал профессию слесаря, Хрущев отвечал: «Токарь имеет дело только с отдельными деталями, а слесарь собирает всю машину целиком и запускает ее в работу» 26. В первые же годы работы он собрал себе из обрезков труб велосипед, потом приделал к нему самодельный мотор и гордо разъезжал по городу на этом «мотоцикле».
Хрущев стал учеником слесаря-еврея по имени Яков Кутиков на фабрике Инженерной компании Боссе и Генфельда, неподалеку от шахт, в так называемом старом городе — темном районе с узкими, мощенными булыжником улочками, — так непохожем на раскинувшийся выше на холме современный Донецк. Немецкая компания Боссе и Генфельда занималась ремонтом сложного шахтового оборудования — подъемников, вагонеток, насосов и т. п., а также производила некоторые более простые устройства, используемые на шахтах. Хрущев работал на заводе с шести утра до шести вечера, с получасовым перерывом на завтрак и часовым — на обед, и получал за свой труд двадцать пять копеек в день. Пока он не соорудил себе велосипед, на работу и с работы, за несколько километров от дома, ходить приходилось пешком 27.
Жизнь была нелегкой, но увлекательной. На групповой фотографии рабочих компании, относящейся к 1910 году, мы видим степенных, потрепанных жизнью рабочих в темных куртках и теплых шапках; и среди них, в самой середине переднего ряда, широко улыбается нам курносый круглолицый парень — ученик слесаря Никита Хрущев 28.
В своем энтузиазме Никита был не одинок. Согласно исследованию настроений молодых санкт-петербургских рабочих, ровесников Хрущева, «…ученики стремятся как можно скорее и как можно полнее втянуться в субкультуру взрослых товарищей: они гордятся своим растущим мастерством и смотрят на себя как на полноценных рабочих» 29.
Молодой московский рабочий так описывал свой профессиональный рост: «После года за станком я уже умел чертить и мог сделать не очень сложный чертеж. Я чувствовал все большую уверенность в собственных силах… Я становился смелее и увереннее в суждениях. Власть надо мной „старших“ слабела. Я начал критически относиться к обыденной морали» 30.
Дальше тот же рабочий вспоминает (словами, поразительно напоминающими знаменитый соцреалистический роман «Цемент»), как «был захвачен поэзией большого металлургического завода: мощный рев машин, струи пара, колонны труб, черный дым, вздымающийся к небесам — все это казалось мне прекрасным… Я чувствовал, что растворяюсь в фабрике, в суровой поэзии труда, поэзии, ставшей мне ближе и дороже тихого, ленивого течения сонной деревенской жизни» 31.
Важно иметь в виду, что слесари в иерархии заводской жизни стояли почти на самом верху. По категориям оплаты в компании «Новороссия» слесари занимали третье место в первой десятке 32. Работа строителей, например, ценилась куда дешевле: в результате, как вспоминал Хрущев, «те, которые строили дома: клали стены из кирпича и выполняли плотницкие работы, считались „деревней“» 33.
Несмотря на тяжелый труд, Никита всегда находил время для общения с друзьями. Целые дни проводил он с Михаилом и Ильей Косенко, ровесниками и такими же, как он, учениками на заводе. Восемьдесят один год спустя дочь Ильи Ольга еще жила в семейной глинобитной мазанке, выстроенной в 1910 году. Улица, по которой Никита ходил в гости к своим друзьям, в 1991-м выглядела, должно быть, еще хуже, чем восемьдесят лет назад: посреди дороги — канава, полная мутной воды, обочины заросли травой, по сторонам, за изломанными заборами — мазанки дореволюционных времен. Прохожие опасливо пробирались краешком канавы, перепрыгивая через камни и обходя кучи мусора. В 1910 году, когда круглолицый рыжий паренек приезжал к друзьям на своем «мотоцикле», распугивая шумом мотора окрестных голубей, будущее виделось ему в розовом тумане и жизнь казалась прекрасной.
На вечеринках, устраивавшихся в доме Косенко, Никита был «душой общества». Он любил шутить и смеяться, мастерски рассказывал забавные истории. Правда, в компании Косенко и их друзей ему не удавалось почувствовать себя вполне своим. Никита увлекался девушками, однако три сестры Косенко оставались к нему равнодушны: мало того что «кацап», мало того что рыжий и чересчур мал ростом — еще и слишком беден для того, чтобы вызывать романтический интерес 34.
Там же, у Косенко, Никита впервые познакомился с политикой. Однажды, еще будучи трубочистами, друзья решили пожаловаться начальству на невыносимые условия работы — и были уволены 35. Примерно в то же время Хрущев начал читать радикальные газеты, которые расклеивались на воротах шахт и фабрик. В мае 1912 года он уже собирал пожертвования в помощь семьям погибших ленских рабочих — подозрительный факт, привлекший внимание полиции 36. Известие об этом дошло до администрации Боссе и Генфельда, и Хрущева снова уволили. Не без труда он устроился слесарем по ремонту оборудования на шахту № 31, вблизи Рученкова. Здесь, по рассказу самого Хрущева, он распространял социал-демократические газеты и участвовал в организации групп по изучению марксизма. В 1914 году он перешел на машиноремонтный завод, обслуживавший десять шахт, что помогло ему расширить круг знакомств 37.
Везде, где работал Хрущев, он становился заметной фигурой. Согласно льстивому сообщению советских источников, «благодаря своей работе он постоянно был на виду, а живым, энергичным характером, открытостью и общительностью легко привлекал к себе людей». Шахтеры, ожидающие подъемной клети, были «подходящей для Хрущева аудиторией. А рассказчик он был удивительно ловкий — не заскучаешь» 38. Сам Хрущев добавляет к этому: «Шахтеры считали, что я хорошо говорю, и просили меня выступать от имени всех перед хозяином, когда хотели что-то от него получить. Меня часто отправляли к хозяину с ультиматумами, потому что считали, что у меня для этого хватит смелости» 39.
Еще живя вместе с родителями, Никита начал проводить все больше времени в доме Ивана Писарева, управлявшего главной клетью на Рутченковской шахте. Как сообщалось в прижизненной биографии Хрущева, Писарев придерживался одних с ним политических взглядов: его квартира «стала надежным местом для бесед более острых и важных, чем у клети» 40. Однако столь же, если не более, привлекал Хрущева и круг людей, собиравшихся у Писарева, — новый для него социальный слой, куда он всей душой стремился проникнуть.
Сама фамилия «Писарев» показывает, что предками Ивана были грамотные крестьяне, писавшие письма и составлявшие прошения для своих односельчан. Иван был довольно образованным человеком (хотя и самоучкой) и принадлежал к «рабочей интеллигенции». Помимо работы на подъемнике, он подрабатывал сапожным ремеслом. Семья держала двух коров и нескольких свиней и была довольно зажиточна: жене Писарева работать не приходилось. Писаревы были знакомы с французами и немцами, работавшими в администрации шахты, и по крайней мере один раз были в гостях в доме с гувернанткой 41.
