— Сид? — наконец спросил он. — Сид помогает разрешать проблемы. Сам он не высовывается, но устраивает чужие дела. Стоит обратиться к Сиду, как больше не о чем волноваться.

— Это ужасная трагедия, — позже отмечал Чарльз в своей речи на похоронах Остина. — Почему так случается, что человек находится на самом гребне жизни, карьеры и славы и вдруг на его пути встает мерзкий пьяный водитель? Какая кошмарная трагедия!

В память об Остине Чарльз пообещал выделить полмиллиона долларов для курса безопасного вождения, который читали в колледжах.

— Будет справедливо, если эту программу назовут именем Остина, — сказал он в заключение.

Последующие десять лет жизни Чарльз посвятил восстановлению компании, которая чуть не прекратила свое существование. Он приложил все усилия к тому, чтобы эта компания — символ его уверенности в будущем, его репутации, грядущая опора его наследников — никогда больше не подвергалась риску. Отныне никаких партнеров со стороны — только члены семьи. Имя Стивенса, конечно, останется в названии фирмы, иначе трудно будет объяснить отказ от имени основателя, но фактически только Годдарды будут управлять всеми делами.

— Не думай, что я был счастлив, унаследовав гибнущую фирму, — не раз говорил Чарльз своему сыну Джеймсу. — Но я хотел бы, чтобы ты был в состоянии посвятить свою жизнь процветанию компании «Годдард-Стивенс» и мы больше не знали плохих времен.

Мать Джеймса, Дина фон Хальтер с Парк-авеню в Лоукаст-Вэлли в Палм-Бич, была урожденной Дианой Хальтц из Хобокена, штат Нью Джерси. Ее отец был мечтателем, несостоявшимся скульптором, который зарабатывал на жизнь лекциями по искусству в государственном колледже. Ее мать посвятила свою жизнь семье, заботясь только о том, чтобы в доме все блестело чистотой, и без конца жалуясь, что муж не в состоянии обеспечить ей достойное существование. В возрасте восьми лет Диана твердо решила уехать из Хобокена. В пятнадцать она работала моделью в местном универмаге, в семнадцать забеременела от младшего Принстона, а в восемнадцать на деньги, которыми откупилась от нее семья парня, Диана устроилась в Нью-Йорке и всерьез принялась за поиски богатого мужа. В двадцать один год для простоты и благозвучия она поменяла в имени и фамилии несколько звуков и для пущей важности прибавила приставку «фон». В двадцать два она встретила Чарльза Годдарда и в двадцать три женила его на себе.

Это была высокая красивая блондинка в стиле Грейс Келли, с умными, но холодными голубыми глазами, с какой-то сверхъестественной способностью добиваться своих целей. У нее был непревзойденный талант радушной хозяйки: любого гостя, даже самого тупого и бездарного, ей легко удавалось убедить в том, что он венец красоты, верх остроумия и кладезь премудрости. Этот ее дар решающим образом способствовал тому, чтобы фирма ее мужа достигла надлежащего могущества и размаха. В качестве жены и матери она ограничилась тем, что родила мужу двоих детей: будущего наследника Джеймса, а через два года — дочь Эмили, после чего решила, что ее миссия выполнена, и переселилась в отдельную спальню.

Все раннее детство Джеймс проводил то в четырнадцатикомнатной квартире на Парк-авеню, то в особняке в Лоукаст-Вэлли, который в двадцатые годы построил для себя один полуграмотный газетный магнат, то в вилле на берегу океана на северной стороне Палм-Бич, недалеко от особняка Кеннеди. Образование Джеймс получил в Шоте, альма-матер отца, и в Пенсильванском университете, библиотека которого была основана его дедом и носила его имя. Он вырос, ясно осознавая, чего от него ждут: по окончании колледжа он начнет работать в «Годдард-Стивенс», а к тридцати годам станет вице-президентом, потом он должен обеспечить компанию достойными наследниками и всегда следовать семейным традициям, выработанным не одним поколением Годдардов.

У него не было ни малейшего шанса встретиться с Кэролайн Шоу.

С первого дня существования «Элеганс» графиня Тамара думала только об одном: как обойти Селесту, давно известную в Палм-Бич законодательницу мод. Тамара провела много дней и не одну бессонную ночь в раздумьях о том, как победить своего смертельного врага — эту наглую потаскушку, которая увела у нее мужа. Оборудуя интерьер «Элеганс», выбирая самые дорогие изящные товары, покупая антикварные «роллс-ройсы» для доставки товаров клиентам, Тамара преследовала единственную цель: быть самой лучшей и уничтожить бизнес этой крашеной блондинки Селесты. Как только это произойдет, то трансильванский прощелыга — бывший муж Тамары — отвернется от Селесты и найдет себе следующую богатую дуру, чтобы доить ее. Характер человека не меняется.

За десять месяцев существования салона «Элеганс» графиня добилась значительных успехов. Она сумела переманить к себе несколько лучших клиентов Селесты; кроме того, многие из известных обитателей Палм-Бич покупали у Тамары белье, одежду и аксессуары для торжественных обедов, благотворительных вечеров, свадебных церемоний и вечеринок, которые фактически составляли основную часть жизни в этом курортном городке. Графиня оказалась очень искусной в бизнесе, возникнув как бы из небытия со своим маленьким салоном и став грозным конкурентом Селесты.

Что касается Кэролайн, то для нее эти первые месяцы работы в «Элеганс» были ошеломляющими, восхитительными, но очень утомительными. Весь первый рабочий день она убирала, вытирала пыль и натирала мебель, пока магазинчик не заблестел. Ее престижная работа на Ворт-авеню, казалось, превращается в настоящее испытание. Когда девушка сделала перерыв, чтобы съесть бутерброд, приготовленный дома, графиня Тамара выхватила его у нее из рук. Держа Кэролайн за запястье, она, сморщив нос, разглядывала обкусанные ее ногти и цыпки.

— Это просто безобразие! Я не допущу, чтобы ты прикасалась к моим товарам этими отвратительными лапами, — заявила она. И велела Кэролайн сделать маникюр в салоне Джорджетты Клингер, который находился напротив. — Отправляйся туда немедленно! И скажи, чтобы твои ногти покрасили самым нейтральным розовым лаком, какой только у них найдется. Терпеть не могу, когда у девушки красные когти, как у дракона, — сказала графиня, грозя Кэролайн пальцем с ярко-красным ногтем.

— А как же мой обед? — спросила Кэролайн, которая успела сильно проголодаться.

— Какой обед? Ты прекрасно знаешь, что тебе надо сбросить вес. Кроме того, как можно думать о еде, когда нужно срочно сделать маникюр? — спросила ее графиня.

— Но я не могу позволить себе маникюр... — начала было Кэролайн. Единственное, что она могла себе позволить, — это вот такие бутерброды с арахисовым маслом. На большее с минимальной зарплатой нечего было рассчитывать. А маникюр в салоне Джорджетты Клингер явно стоил хороших денег.

— Скажи маникюрше Кармиле, чтобы она записала расходы на мой счет, — продолжила графиня, не обращая внимания на слова Кэролайн.

— Я не знаю, когда смогу вернуть деньги, — сказала ей Кэролайн.

— Разве я что-нибудь говорила о возврате долга? — прервала ее графиня. — Кажется, я сказала «за мой счет».

Пораженная великодушием Тамары Брандт, Кэролайн перешла через Ворт-авеню и попала в элегантный тихий салон красоты. Полчаса, проведенные здесь, были самыми спокойными и прекрасными за всю ее жизнь. Никогда еще она не чувствовала к себе такого внимания, как в те минуты, когда ее нелепые обгрызенные ногти аккуратно подстригали, подпиливали и накрашивали лаком и, наконец, когда ее руки смазывали благоухающим розовым лосьоном.

«Боже, — думала она, возвращаясь в «Элеганс». — Вот как чувствуют себя женщины, которых лелеют. Вот что значит, когда о тебе заботятся». Эти новые ощущения были столь необычными, что Кэролайн совершенно забыла о своем обеде.

Кэролайн очень скоро поняла, что графиню раздражали не только ее ногти.

— Тебе придется расстаться с этой одеждой, — сказала ей через пару дней Тамара, имея в виду лавсановые вещи, слишком обтягивающие и яркие. — Она дешевая, поэтому ты сама выглядишь дешевкой. Я уже молчу о том, что твоя манера одеваться — чистое оскорбление имиджа «Элеганс»!