— Этим кольцом нарекаю тебя своей супругой, — повторил Джеймс слова преподобного Армстронга, надевая на тонкий пальчик Кэролайн золотое изящное колечко. Он купил эти уникальные кольца в баснословно дорогом ювелирном магазине Сохо в Нью-Йорке. Поверхность колец была матовой, а в выемке с внутренней стороны прятались чистой воды бриллианты — совсем как любовь Кэролайн и Джеймса, которую приходится оберегать, словно бесценное сокровище от безразличных или не в меру любопытных глаз, которыми порой взирает на них окружающий мир. На внутренней стороне колец были также выгравированы их инициалы и дата свадьбы.

— Этим кольцом нарекаю тебя своим суженым, — сказала Кэролайн, когда пришла ее очередь надеть обручальное кольцо на палец Джеймса.

Остальная часть церемонии прошла для Кэролайн как в тумане, она помнила только ошеломляющее чувство счастья оттого, что вверяет себя Джеймсу, которого любит до умопомрачения. И вот преподобный Армстронг провозгласил их мужем и женой и пригласил Джеймса поцеловать Кэролайн. Теперь их брак был официальным и освященным. Она сделала это! Они сделали это! Кэролайн стала миссис Джеймс Годдард! Когда она повернулась, чтобы поцеловать его, по ее щекам катились счастливые слезы.

— Я люблю тебя, — прошептал ей Джеймс, обнимая ее на виду у всех приглашенных. Его глаза тоже блестели от слез. — Я обожаю тебя. Тебя, и только тебя. На всю жизнь.

— На всю жизнь и навечно, — ответила Кэролайн, растворившись в его объятиях и принимая его первый поцелуй в качестве Кэролайн Шоу Годдард.

Солнце припекало, что в августе было немного необычно для Мэна, но на столах было достаточно охлажденного шампанского, вина и ледяного пива, что было особенно приятно Филу, который больше ничего не пил. Без конца приносили подносы со свежими канапе. По мере того как обед на зеленой лужайке перед домом Сисси продолжался и гости начали гулять по парку, всеобщее оживление и ощущение счастья нарастало. Всем было хорошо. За исключением Дины Годдард, которая разглядывала их и ворчала.

— Кроме Сисси Макмиллан, здесь нет ни одного достойного человека, — прошептала она своему мужу. — Больше того, я просто поражена, что такая достойная дама, как Сисси, может подавать пиво на чьей-нибудь свадьбе. Ирландское ребячество, не так ли, Чарльз?

Прежде чем он мог что-нибудь сказать, за него ответила Сисси Макмиллан.

— Вы можете считать это ребячеством, миссис Годдард, но я назвала бы это внимательностью по отношению к гостям, — сказала она своим не терпящим возражений тоном, очевидно услышав реплику Дины. Сисси встречалась с Годдардами несколько раз, когда декорировала манхэттенскую квартиру Эмили и Кайла Прингл, и нашла их высокомерными, холодными и амбициозными. — Один из моих гостей любит пиво. А мне нравится, чтобы все гости чувствовали, что о них заботятся.

— Конечно. Вы абсолютно правы. Я просто не думала... — начала Дина, выдавив из себя улыбку. Сисси Макмиллан была, пожалуй, единственным человеком на свете, с кем она просто не знала, как себя вести. — Кстати, о гостях, Сисси, с вашей стороны очень любезно организовать свадебный прием для Джеймса и его невесты.

Сисси насмешливо подняла бровь.

— Что ж, родители Кэролайн не смогли это сделать. А родители Джеймса не захотели.

Дина, открыв рот, смотрела на нее. На минуту она буквально оторопела от прямолинейности Сисси, но только на минуту.

— С Чарльзом и со мной никто не советовался, — попыталась оправдаться она, придя в себя.

— А если бы посоветовались? — спросила Сисси, которая не лезла за словом в карман. Она не стала ждать ответа Годдардов, а направилась к другим гостям.

Торжественный обед длился часа два или немного больше, но настоящее веселье началось только тогда, когда все разошлись и остались только Фил, Дженни и Сисси. Фил взял гитару и пел новобрачным песенки про любовь, а Дженни и Сисси подпевали ему. Наконец Сисси сказала:

— Пора и честь знать. Самое время оставить голубков наедине, не так ли?

Кэролайн и Джеймс поблагодарили своих друзей, собрали свадебные подарки и ушли к себе в коттедж.

— Хочешь, откроем их сейчас? — спросил Джеймс, когда они с Кэролайн устроились на диване в гостиной перед заваленным яркими пакетами журнальным столиком.

— Почему бы и нет? Хоть рассмотрим нашу добычу, — поддразнила его Кэролайн.

Джеймс подошел к столу, взял один из пакетов и потряс его.

— Весит целую тонну, — сказал он. — Спорим, там хрусталь?

— Открой, и посмотрим, — ответила Кэролайн.

Джеймс принес коробку и положил ее ей на колени.

— Нет, открывай ты.

Кэролайн вздохнула и начала снимать бумажную обертку. — Похоже, это наша первая семейная размолвка, — со смехом сказала она.

Джеймс оказался прав. Там действительно был хрусталь — огромная резная ваза, подарок от его родителей и сестры. Джеймс объяснил Кэролайн, что это французский хрусталь старинной известной фирмы «Баккара», который считается самым лучшим в мире. Очень дорогой, но безличный подарок, такой, какой могут дарить незнакомым. Однако это был не единственный презент Годдардов новобрачным. В вазе лежал конверт.

— Его открываешь ты, — сказала Кэролайн. — Там может быть что-то личное.

В конверте лежал чек на десять тысяч долларов, выписанный на имя Джеймса Хантингтона Годдарда. Никаких указаний на то, что он женат и что у него есть супруга, которую зовут Кэролайн. Этот подарок был предназначен только ему.

— Боже, как это великодушно со стороны твоих родителей! — воскликнула Кэролайн, взглянув на чек поверх его плеча.

Джеймс с каменным лицом посмотрел на нее. Он явно был в ярости, и его обычная жизнерадостность исчезла. Этот чек был как грубая пощечина, адресованная женщине, которую он любит.

— О каком великодушии речь? Для них это пустяки. То, что мой отец называет «мелочь для подаяний», — сказал Джеймс, подумав о тех экстравагантных подарках, которыми его родители приветствовали Кайла, когда тот вошел в их семью. Но не только сумма чека возмутила Джеймса, а то, что на нем не было указано имя его жены — вот это было настоящим оскорблением. Его возмущала полная противоположность отношения его родителей к Кайлу и к Кэролайн, он был просто потрясен той пропастью, которая разделяла его фантазии и эту горькую голую правду. Не говоря больше ни слова, он разорвал чек на мелкие кусочки и бросил обрывки в камин.

— Боже, что ты делаешь? — воскликнула Кэролайн, наблюдая, как клочки бумаги сначала затлели, а потом загорелись.

— Мой отец любит повторять, что «деньги говорят». Что ж, теперь говорю я. Я им объясняю, что мне не понравилось, как они обращались с моей женой сегодня, — сказал Джеймс. — Они понимают только язык денег. И они получат соответствующее сообщение, когда выяснится, что чек не обналичен. — Тут же хмурое выражение исчезло у него с лица, и он обнял Кэролайн. — Послушай, я не хотел расстроить тебя. Ведь ты для меня все, — сказал он, погладив ее по щеке. — Но пока я рядом, никто — слышишь? — никто не посмеет относиться к тебе иначе, чем с уважением.

Кэролайн крепко обняла его и задумалась над их будущим. Несмотря на все заверения Джеймса, что семья Годдардов примет ее, теперь было совершенно ясно — по крайней мере для нее, — что этот прием если когда-нибудь и осуществится, то состоится очень нескоро. Она также с досадой подумала о выходке Джеймса. Разорвать чек — да, это был гордый мелодраматический жест, скорее похожий на попытку богатого мальчишки доказать свою независимость. Но Кэролайн выросла без богатств, без особняков на берегу моря и дорогих маленьких спортивных автомобилей, без летних каникул в Мэне. Для нее десять тысяч были настоящим богатством, опорой, к которой можно было обратиться в трудные времена, золотым яичком, которое могло бы оказаться решающим при выживании. Никто не знает, что принесет им будущее, никто не говорит, что деньги, которые дали Годдарды, могут оказаться решающими. Просто она решила, что Джеймс погорячился, рыцарским жестом уничтожив чек. Но как она могла винить его? Ведь чек был выписан на его имя. Это были его деньги, а она сама больше, чем кто-либо другой, понимала сложности отношений с родителями.