Они пошли узкими затемнёнными коридорами, по которым ходили только артисты цирка, и остановились у одной из двери:

— Чем будете жонглировать, Кахабер Сосоевич? — Ухмыльнулся директор, и открыл дверь. — Это комната с жонглёрским реквизитом. Выбирайте! Мячи, кольца, булавы…

— Здесь нет, того что мне надо, батоно… — Ответил Каха, и показал на свой школьный портфель в котором что-то изредка позвякивало. — Но я всё принёс собой…

— Ну-ну… Признаться, я уже немного заинтригован… Ну что ж… Пойдёмте в манеж… Будете удивлять…

В манеже было довольно людно… Тренировались, оттачивая свои трюки, воздушные гимнасты, катались на своих моноциклах эквилибристы, и… Под самым бортиком подбрасывал в воздух четыре булавы жонглёр…

— Всем внимание, товарищи! — Директор несколько раз хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание. — Попрошу освободить манеж!

Он обернулся к Кахе, стоявшего в сторонке радом со своим отцом, словно «бедный родственник», и опять заговорил к артистам:

— Сейчас этот молодой человек попытается всех нас удивить, показав свой, как он утверждает, цирковой номер! И если ему это удастся, то я пообещал взять его к нам в труппу! — Директор посмотрел на «штатного» жонглёра. — Особенно это тебя касается, Тэймураз, как я понимаю!.. Юноша хочет работать в амплуа жонглёра!

— Посмотрим… — Ответил неопределённо артист, снисходительно ухмыльнувшись уголками рта. — Может действительно такого ещё никто не видел… Хотя, это врядли…

Артисты расселись на стульях партера, а директор широким жестом пригласил на арену Каху:

— Что ж, юноша… Можете начинать своё представление…

Каха снял пиджачок школьной формы, отдал его отцу, и, подхватив свой довольно потёртый школьный портфельчик, смело вышел в самый центр манежа…

— Я извиняюсь, батоно! — Каха посмотрел на директора. — Не мог бы кто-нибудь мне помочь принести сюда тот фанерный лист, который стоял в коридоре, за занавесом?

Старый жонглёр пожал плечами и кивнул головой… Двое крепких мужчин, воздушных гимнастов, принесли лист фанеры и поставили его под бортиком манежа «на попа», так как попросил мальчишка…

Затем Каха расстегнул замочек портфеля и достал…

Обыкновенную школьную тетрадь «в клеточку»!..

Аккуратно вырвав из неё чистый лист, Каха ещё раз нырнул рукой в портфель, и извлёк на свет Божий коробочку с канцелярскими кнопками.

Затем он подошёл к фанере и прикрепил листочек…

— А вы умеете заинтриговать, юноша! — Громко проговорил директор, наблюдавший за этими манипуляциями издалека, сидя в партере, рядом со всеми остальными. — Только я что-то не очень понимаю, какое всё это имеет отношение к жонглированию?

— Я сейчас, батоно! — Засуетился Каха. — Я уже почти готов!

Он ещё раз сунул руку в портфель, и тут… Все, кто был сейчас в цирке, замерли на своих местах, затаив дыхание…

В руках Кахи поблёскивали шесть кинжалов!

Нет, это, конечно были не те, старинные, кинжалы, которые веками передавались горцами от отца к сыну — эти были изготовлены в Батуми, кузнецом, другом «дедушки Вахтанга», совсем недавно. И были они немного легче, чем обычный кинжал, потому что предназначались для тренировок по метанию в цель… Но были эти кинжалы, тем не менее, грозным, остро отточенным оружием!.. Теперь Каха собирался поменять их судьбу…

Он оттолкнул ногой опустевший портфель и…

Стал подбрасывать и ловить кинжалы так, как когда-то учил его дед…

Только… Между тем, чему учил своего внука старый Вахтанг, и тем что делал сейчас Каха была огромная разница…

Старый горец учил его правильно обращаться всего с двумя кинжалами, другие же были сделаны только для того, чтобы лишний раз не бегать к мишени. Но не знал «дедушка Вахтанг», что его внук уже давно придумал для себя развлечение — проделывать всё это со всеми шестью кинжалами одновременно, «что бы зря не лежали»…

Каха стеснялся показывать деду это «развлечение» и потому уходил в горы из дома, чтобы там потренироваться всласть, и чтобы не «мозолить глаза старому джигиту»…

И что уж было говорить об отце, который только понаслышке знал, чему старый Вахтанг обучает его сына!..

…Кинжалы в руках Кахи превратились в стальных шмелей, которые махали своими поблёскивающимися крыльями с неимоверной скоростью!

Они, то шли «колесом» в руках мальчишки, догоняя друг друга, то взлетали сверкающими парами в вверх, метров на пять, то пускались «восьмёркой»…

Это завораживающее взгляды действо длилось больше пяти минут! Но вот…

Каха опять запустил, бешено вращающиеся, кинжалы вверх, к куполу, а потом… Стал ловить их то правой, то левой рукой, и тут же, не оборачиваясь, бросать их за спину, через плечо…

— Тух! Тух! Тух! Тух! Тух! Тух! — Раздались один за другим удары, с интервалом в полсекунды.

— З-з-з-з-з-з-з-з-з! — Прожужжало металлически за спиной паренька.

Каха обернулся и…

Улыбнулся совершенно голливудской улыбкой — «во все тридцать два»…

С тетрадным листком он «рисковал», потому что никогда раньше не добивался такого результата. Но сегодня… Сегодня, видимо, его желание показать всё на что способен, чтобы его взяли в цирк, помогло Кахе превзойти самого себя — только один кинжал не попал в тетрадный листок, а воткнулся в фанерный лист на два-три сантиметра ниже!..

Парень сжал кулаки, и обернулся к «цирковым», которые застыли в изумлении, словно изваяния…

Он обвёл их всех вопросительным взглядом, мол, что скажете уважаемые, и в этот момент, артисты, не сговариваясь, разразились громкими рукоплесканиями и выкриками:

— Молодец! Здорово!!! Браво!!! Браво!!!

Но громче и активнее всех хлопали три человека — его отец, что было совершенно не удивительно, и двое профессиональных жонглёров, как никто другой понимавших всю сложность этого, поистине уникального номера…

Это были самые первые в его жизни аплодисменты, которые «сорвал» Каха Сабиашвили в цирке, но они были и самые ценные — ему хлопали цирковые профессионалы, знавшие «цену» любому красивому цирковому номеру, и знавшие каким неимоверным трудом достигается эта красота…

— Молодец, биджё! Ай, молодец!!! — Выкрикивал директор цирка. — Вай, как ты меня удивил, дорогой! Дай я пожму тебе руку, мальчик!!!

Директор цирка… Он бросился к Кахе, продолжавшего стоять посредине манежа, протягивая к рукопожатию обе руки.

Да только Каха…

Он почему-то как-то сжался весь, спрятал руки за спину, и посмотрел на директора странным взглядом… Нет, не ожидал директор такого поворота!

Никак не ожидал!.. Он словно натолкнулся на стену!

Посмотрев на спрятанные от него за спину руки, он в одну секунду посуровел лицом, и произнёс с обидой в голосе:

— Тебе удалось удивить меня дважды, Кахабер Сосоевич!.. Первый раз тем, что ты умеешь делать с кинжалами — я такое видел лет сорок назад, ещё перед войной, и уже и не надеялся больше увидеть! И второй раз, когда ты, юноша, проявил такое неуважение к старшему!.. А я думал, что тебя воспитывали в наших, кавказских традициях… Жаль! Очень жаль, что я ошибся в тебе!

— Я… Простите меня, батоно! — Проговорил Каха. — Я вас очень уважаю!

— Тогда пожми мне руку, как настоящий мужчина!

— Я не могу…

И тут директор что-то заподозрил…

Он вплотную подошёл к парню, и требовательно произнёс:

— Покажи руки!

— Я не могу, батоно!.. — Каха как-то сжался, скукожился, словно чего-то до смерти боялся.

— Покажи мне свои руки, Кахабер! Сейчас же!..

Парнишка нехотя повиновался и протянул к директору цирка свои ладони…

Они были изрезаны множеством довольно глубоких порезов, а на ковёр манежа капали редкие, но крупными капли ярко-алой крови…

— Дайте бинты! — Рявкнул директор, и обернулся к Кахе. — Что ж ты молчал, идиот! Так же нельзя!!! Ты же всего себя изрезал! Мальчишка!!!

Общими усилиями Кахе перебинтовывали изрезанные руки, а он, смотрел в глаза директора цирка с немым вопросом. И такая была тоска и безнадёга в этом взгляде, что…