Держа в руках бумаги, я почувствовала, что с матерью все в порядке, и она буквально упивается поклонением.

– Тут нет никакого ребенка, – сказала я. – Я не чувствую здесь ребенка.

– Взгляните на вырезки внизу.

Там были две газетные вырезки, но прикосновение к ним моей матери ощущалось столь сильно, что трудно было почувствовать что-то еще. Я пристально вгляделась в фотографию женщины. Молодая и обыкновенная. Нкаких сложностей ни в ее мыслях, ни в ее жизни.

– Простая, – резюмировала я. – Никаких сложностей. Любит, чтобы людям вокруг было хорошо.

Сидя на самом краешке дивана, Линкольн смотрел на меня с таким воодушевлением, что я не могла не растрогаться. Дело в том, что, когда мне приходилось заниматься этим раньше, я всегда была с кем-то, кого любила. Ребенком я скрывала, что способна на нечто «пугающее и странное». Мой муж был первым, кому я честно рассказала о моих так называемых «особенностях». Когда в мою жизнь вошли мой отец и сестра Адама, я открылась и им. Отец довольно долго экспериментировал со мной, пытаясь определить мои возможности, но его интересовали только мощные проявления дара. Зная, что силой мысли я убила четырех человек, он не интересовался такими мелочами, как способность многое рассказать о незнакомце по фотографии. Но этот красивый актер восхищался как раз этим пустяшным талантом. Я ощущала его волнение, удивление и восторг. Если бы он только знал…

– Никаких детей, – отрезала я. – У этой женщины никогда не было детей.

Услышав это, он откинулся на спинку дивана.

– Нет, были. Она родила ребенка от меня.

Я почувствовала, что его вера в меня поколеблена.

– Возможно, поэтому ее и убили, – не удержалась я.

Эймс снова выпрямился.

– Убили? Это было убийство?

– Да. Кто-то повозился с тормозами. Наверняка вы обнаружите, что роковое дерево находится в конце поворота на крутом спуске. Ее смерть была хорошо спланирована.

– Почему? – прошептал он.

– Не знаю. Кто-то хотел извлечь выгоду из ее смерти, но не понятно, какую именно.

Я вернула гостю конверт с бумагами. Я увидела все, что получилось. Хорошо бы он ушел, а я смогла вернуться к… К чему? Сейчас в доме остались мы одни. В честь известного посетителя я отпустила экономку и двух садовников. Не хотелось, чтобы они ахали и охали при виде Линкольна Эймса.

Он не понял намека, и я собралась применить к нему Искреннее Убеждение, чтобы заставить актера уйти.

Но отказалась от намерения, не успев начать. Ладно, я знаю, что он лгал мне – а может, просто многого недоговаривал, – но его, кажется, и в самом деле тревожила судьба ребенка, которого, похоже, не существовало вовсе.

Вместо того, чтобы принудить Линкольна уйти, я предложила ему остаться на обед. Не прибегая к словам, внушила, что он чертовски голоден и мечтает приготовить что-нибудь в моей кухне.

Ведь я, Господь свидетель, готовить не умею и дом покинуть тоже не могу. Если репортеры там за оградой увидят меня в обществе Линкольна Эймса, этой новостью запестрят все завтрашние газеты. Услышав урчание в его животе, я позволила себе слегка улыбнуться. «Молодец», – подбодрила я себя и принялась вкладывать ему в голову неодолимую потребность рассказать мне об исчезнувшем ребенке все с самого начала.

Часом позже Линк, как он велел называть себя, и я сидели за мраморной стойкой на кухне, уплетая спагетти из огромных мисок, чесночный хлеб и салат. Рядом на столешнице оттаивали вынутые из морозилки профитроли и клубника.

– Все до донышка, – потребовала я, накручивая спагетти на вилку.

Я мало ела после исчезновения Адама, и в результате позвоночник стал самой объемистой частью моего тела.

Линку понадобилось около часа, чтобы выложить абсолютно все. Он и не подозревал, что все это время я давила на него, заставляя рассказывать еще и еще. Должна признать, что в общем и целом его история была интересной. Жаль только, что в сюжетной линии имелись огромные пробелы – отсутствовали целые куски.

Голодающим актером он стал платным донором банка спермы, и какая-то работавшая там женщина увидела его в кино. Словом, она…

Что? Украла сперму и собственноручно проделала над собой процедуру?

Линк не знал подробностей. Ему было известно только то, что обнаружил его агент: Лиза Хендерсон подарила жизнь отпрыску Линкольна Эймса и в течение семи лет колесила с ребенком по стране.

– И теперь ваш агент мертв? – спросила я, принимаясь за вторую порцию спагетти.

Гость съел только одну. Слабак.

– И Лиза Хендерсон тоже мертва. У меня были бумаги, в которых содержалось много сведений о ней и о моем сыне, вроде того, в какие школы он ходил, но эти документы кто-то украл.

– Из вашего сейфа ночью, когда вы спали. Хорошо еще, что вы не проснулись, потому что вору пришлось бы вас убить.

По тому, как рука со стаканом замерла у рта, я поняла, что шокировала его.

– Разве я вам этого еще не рассказывала?

– Гм… Нет, не рассказывали, – он прищурился. – А что еще вы мне не рассказали?

– Ну, ваша подруга…

– Слышать об этом не хочу!

Я не могла удержаться от улыбки… и он улыбнулся в ответ.

Поднявшись, Линк начал украшать полуоттаявшими клубничинами холодные пирожные. Повар из него не многим лучше, чем из меня.

– Ладно, так что мне теперь делать? Забыть обо всем? Поверить, что у этой женщины не было моего ребенка, потому что не имеется доказательств, что малыш жил с ней? А если бы и жил, не факт, что он от меня. То есть, если он вообще существовал.

– У вас нет ничего, что было бы непосредственно связано с предполагаемым ребенком?

– Только его фотография.

Я с удивлением воззрилась на тупицу. У мужчины была темная кожа, но я заметила, что он покраснел.

В следующую секунду он уже мчался, а я за ним по пятам. Естественно, он бросился за своей курткой, которую я повесила в шкаф в холле. Гость плохо ориентировался в моем громадном запутанном жилище. Когда-то это был обычный фермерский дом, но он многократно достраивался и теперь представлял собой настоящий лабиринт. Девочки иногда подшучивали над няней, заставляя ту искать… О нет, лучше не вспоминать о малышках, а то я опять расплачусь. Я срезала путь, ринувшись через застекленную веранду, добралась до прихожей первой и моментально вытащила из кармана куртки его бумажник. Ух ты! Как много я ощутила, держа его в руках! Его подружка мне совсем не понравилась. Интересно, в курсе ли он, что красотка спит с другим мужчиной… или даже с двумя? Свою мать Линк любил, но отцу готов был размозжить голову. Фигурально выражаясь. Ненавидел Линк только одного человека, но я не могла понять, почему. Вдруг меня словно током ударило, и по всему телу прошла дрожь.

Я внезапно поняла, что, если помогу Линку, то каким-то образом продвинусь в поисках мужа. Пока не ясно, каким образом, но я была совершенно уверена, что должна помочь Линкольну Эймсу.

«Да, но как?», – сосредоточенно размышляла я. Как покинуть это убежище и выйти… туда?

– Вы позволите? – холодно сказал Линк, отбирая у меня свой бумажник.

Я улыбнулась ему, но улыбка осталась безответной. Очевидно, он догадался, чем я тут занималась. Я с трудом удержалась, чтобы не спросить, кого это он так ненавидит и почему, но когда он вручил мне снимок женщины с ребенком, я целиком сосредоточилась на изображении.

– Эта не та женщина, которую убили. Это фотография матери ребенка, и да, отец этого малыша вы, и они оба живы.

– Где они?

– Не знаю.

– Как это вы не знаете?

«Опять двадцать пять», – подумала я. Подняла руки в знак поражения и зашагала обратно на кухню. Линк наступал мне на пятки, не переставая тараторить.

– Я уже видел, как вы проделываете удивительные вещи, так почему же вы не можете сказать мне, где они? И почему в газете было напечатано ее фото и некролог, если она не умерла? Ведь эти люди должны были знать, кого хоронят, верно? Они же устроили сбор средств ей на надгробие, потому что любили ее и уважали.