Литмир - Электронная Библиотека

36

СТИВЕН-МЛАДШИЙ

За несколько дней до окончания испытательного срока редактор дал мне небольшую вырезку из утреннего выпуска «Таймс». Человека по имени Стивен Келлей застрелили возле его собственной квартиры в Бруклине. Полиция заявила, что это похоже на случай агрессии на дорогах. В статье было триста слов, но редактор уловил пять или шесть. Келлей был черным, а стрелявший — белым. Что еще хуже, стрелявший оказался полицейским, у которого в тот день был выходной. Расистские настроения в городе нарастали, и память о Говард-бич [97]и Таване Броули [98]все еще была свежа. Это убийство имело все шансы стать очередной «бомбой». Редактор попросил меня заняться этой темой, выяснить, кто такой Стивен Келлей, и написать что-нибудь о нем.

Я поехал в Бруклин с фотографом, и мы постучали в дверь квартиры Келлей. Когда дверь открылась, мы оказались лицом к лицу с тремя мужчинами размера Макграу — взрослыми сыновьями Келлей, в том числе и Стивеном-младшим. Я сказал, что мы из «Таймс», и нас пригласили войти. Мы сидели в темной гостиной с закрытыми ставнями, и сыновья рассказывали мне хриплыми, резкими голосами о своем отце, который, как выяснилось, вырастил их в одиночку. Он был жестким человеком, сказали они, но в то же время настоящей наседкой, все время волновался и переживал за своих «мальчиков». Недавно сыновья планировали собраться на день рождения старика. Сыновья — всего их было шестеро — жили в разных частях земного шара, и эта встреча должна была стать незабываемой: все сыновья Келлей возвращались домой, чтобы отметить день рождения отца. Но оказалось, что встреча произойдет на отцовской могиле.

Когда настало время уходить, я пообещал сыновьям правдиво изложить в газете все, что они рассказали мне об отце.

— Послушайте, — сказал Стивен-младший, провожая меня до двери. — Несколько газет неверно напечатали нашу фамилию.

— К-е-л-л-е-й, — по буквам произнес я. — Так?

— Да.

— Я прослежу, чтобы ее напечатали правильно. Я понимаю, как это важно для вас.

На следующее утро я сидел в отделе новостей, читая за чашкой кофе свою заметку. Я поднял глаза на редактора, ответственного за выпуски газеты в выходные дни, который присел на краешек моего стола.

— Суперская работа, — сказал он.

— Спасибо.

— Я серьезно. Очень хорошо написано. Я слышал, как про твою заметку говорили сегодня по радио.

— Правда?

— Так держать. Тебя ожидает блестящее будущее.

Редактор ушел, а я поерзал на стуле. Кто бы мог подумать, что я стану репортером «Нью-Йорк таймс»? Интересно, видела ли Сидни мою заметку, прочла ли ее? Мне захотелось позвонить матери и зачитать ей статью. Но прежде всего мне нужно было позвонить семье Келлей.

Мужской голос сразу ответил на звонок. Я узнал голос Стивена-младшего.

— Господин Келлей? Джей Ар Морингер из «Таймс». Я просто хотел позвонить вам и поблагодарить вас за ваше гостеприимство и уделенное вчера время. Я надеюсь, что вам понравилась статья.

— Да. Статья хорошая. Но знаете, вы неверно указали нашу фамилию.

— Что?

— Вы неверно написали фамилию. Она пишется К-е-л-л-и.

— Я не понимаю. В дверях я сказал «К-е-л-л-е-й» и вы это подтвердили!

— Я сказал «да», имея в виду, что так все остальные ее и писали и это неправильно.

— О!

Мое сердце забилось так сильно, что я испугался, что он услышит. Мое сердцебиение казалось мне ненормальным тогда, когда Боб Полицейский возил меня в больницу, но теперь сердце стучало так, будто вот-вот собиралось выскочить из груди.

— Простите, — сказал я. — Мне ужасно жаль. Я вас не понял.

— Все в порядке. Но, пожалуйста, напечатайте поправку.

— Хорошо. Поправку. Конечно. Я поговорю с редакторами. До свидания, господин Келли.

Я пошел в туалет и выкурил четыре сигареты. Затем оторвал ящик для бумажных полотенец от стены и выбросил железки в металлическую урну, потом стал бить кулаком в дверь туалетной кабинки, пока не решил, что уже, наверное, сломал костяшки. Я закрылся в кабинке, пытаясь решить, что делать дальше. Я подумывал пойти в бар через дорогу и выпить с полдюжины рюмок виски. Затем я решил молчать, надеясь, что редакторы не заметят. Но я пообещал Стивену-младшему.

Вернувшись в отдел новостей, я увидел редактора выпусков выходного дня. Я подошел к его столу. Он накрыл рукой мою руку и спросил других редакторов, суетящихся вокруг:

— Что вы думаете насчет этого Морингера, а?

Он произнес мое имя нараспев, и оно прозвучало почти как музыка.

— Молодец, — сказали остальные.

— Здорово пишет.

— Ты видел, что репортеры срочных новостей тоже пытались про это написать? — обратился ко мне редактор выпусков выходного дня. — Но у них не получилось так здорово, как у тебя. Они не поговорили с семьей. К тому же они неверно написали фамилию. Они написали «К-е-л-л-и». — Редактор издевательски рассмеялся.

— На самом деле, — сказал я, — я только что разговаривал по телефону с семьей. — Мой голос дрогнул. — Как выяснилось, их фамилия пишется «К-е-л-л-и».

Редактор поежился. Я придвинулся ближе к нему.

— Сын вчера сказал мне, что в газетах неверно указывают их фамилию, включая, кстати говоря, и «Таймс». В нашей первой заметке про стрельбу фамилия была указана как «К-е-л-л-е-й». Я спросил сына: «К-е-л-л-е-й, да?», имея в виду: «Так пишется ваша фамилия, верно?» Он ответил «да», имея в виду: «Так ее ошибочно пишут в других газетах». Вот такая вышла путаница.

Редактор взял карандаш, покатал его по столу, потом уронил. Похоже было, что он хочет проделать то же самое со мной. Его взгляд кричал: «Ты труп, пацан».Я удерживал его взгляд так долго, как только мог, а потом опустил голову. Я заметил, что у него красивые подтяжки. Бежевые, с изображениями гавайских девушек. Я недавно видел такие в витрине магазина эксклюзивной мужской одежды в Ист-Энде.

— Мы напечатаем поправку, — спокойно сказал редактор.

— Хорошо.

— Я подготовлю поправку и отправлю ее тебе. Посмотришь и скажешь, все ли верно.

Я вернулся к столу и стал ждать задания на день. Единственное, что мне прислали, была поправка: «В заголовке под фотографией и в статье в субботнем выпуске, посвященной встрече в память о погибшем мужчине из Бруклина, его имя было указано неверно. Погибшего звали Стивен Келли».

Позже, впервые за двадцать семь дней сидя в «Пабликанах», я рассказал дяде Чарли, что натворил. Он шарахнул бутылкой о стойку.

— Как такое могло произойти? — спросил он.

Я не мог понять, рассержен он или просто разочарован.

Мне хотелось позвонить маме, но в телефонную будку стояла очередь и никто из ожидающих не замечал, что у телефона кто-то заснул. Ну и пусть. Всего несколько часов назад я представлял себе триумфальный телефонный звонок, я собирался сказать матери, чтобы она выбирала курсы, что я отправлю ее в Аризонский государственный университет. Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к новой реальности.

Я был абсолютно пьян, когда ко мне подошел Боб Полицейский.

— Трупы, которых я вылавливаю из гавани, выглядят лучше, чем ты, — заметил он.

Я рассказал ему о случившемся.

— Как такое могло произойти? — удивился он.

— Я не знаю.

Боб вздохнул.

— Ну, что ж. Забудь об этом. Ты же не нарочно. Для этого к карандашам и приделывают ластики.

— Ты не понимаешь, — заговорил я сердито. — Эти несчастные сыновья! Сначала какой-то полицейский убивает их отца, потом появляюсь я со своим дурацким блокнотом и окончательно все порчу. И уже ничего не исправишь. Ошибка растиражирована в миллионах экземпляров. Они повсюду, эти миллионы копий, кричащие о моей некомпетентности. И когда газеты выбросят, ошибка все равно останется. На микрофильме. В копиях. И это не просто ошибка в «Сакраментской пчеле». Я сделал ошибку в газете, которую читают все. Из-за меня придется печатать поправку. И хуже всего то, что я ошибся не в возрасте героя или цвете кожи. Я сделал ошибку в его имени. Уж что-что, а имя-то я должен был написать верно!

81
{"b":"148522","o":1}