Но поскольку бабушка не видела Эмили такой, какой ее видел Коул, он находился в чертовски трудном положении. Его первоначальному плану приехать в городок, без лишних разговоров подготовить бабушку к переезду в более благоприятные условия и поскорей уехать, очевидно, не суждено было осуществиться.

А эта первая встреча с Эмили Рейне… Ему еще не доводилось так ужасно общаться с женщиной. Он шагал из угла в угол гостиной бабушкиного дома, отчаянно пытаясь выработать приемлемый план, когда бабушка вернулась и отчитала его за то, как он обошелся с ее Маленькой Мисс Совершенство. В заключение она заявила, что ему следовало быть любезным с Эмили, даже если бы это было неискренне.

И вдруг его осенило. Пусть бабушка посчитает его мальчиком-паинькой, но он скажет, что готов извиниться перед Эмили Рейне. Важен конечный результат. А возможности Эмили Рейне причинять вред, наносить урон и совершать преступные мошеннические действия значительно уменьшатся, если он сможет обуздать ее. Соблюдая исключительную вежливость, конечно…

– О, замечательно, Альма приехала! – радостно воскликнула бабушка.

Коул рассеянно кивнул, бросив взгляд на людей, собиравшихся на лужайке перед аугсбургской библиотекой.

– И Эмили тоже, – сказал он, не оставив без внимания длинную джинсовую юбку девушки и расстегнутые верхние пуговицы пестрой кофточки, что позволяло любоваться ложбинкой на ее груди.

– Не забудь о своем обещании, Коул, – напомнила бабушка, помахав какой-то седовласой даме.

– Не забуду. Больше того, – добавил он, – первое, что я собираюсь сделать, – это извиниться. Ты меня простишь, если я отойду?

Ида просияла.

– Конечно, дорогой. И спасибо тебе.

Коул улыбнулся, чмокнул старушку в щеку и направился по лужайке к своей высокой кудрявой жертве.

В какой именно момент Эмили его заметила, Коул не мог бы сказать, но девушка увидела, как он приближается к ней, поджала губы, а потом сделала глоток из своего красного пластмассового стаканчика. Она не сводила с него глаз. Когда он остановился перед ней, она подняла красиво изогнутую бровь и любезно спросила:

– Вы приехали сюда затем, чтобы убедиться, что я не сбежала, прихватив библиотечные деньги?

Надо отдать должное, она весьма находчива.

Но все успешные мошенники, как известно, очень сообразительны. Коул откашлялся.

– Я приехал сюда, чтобы извиниться за то, как вел себя сегодня утром, и узнать, не могли бы мы начать наши отношения с чистого листа.

Ее бровь взметнулась еще выше, уголок рта дрогнул.

– Ида вам всыпала, да?

– Я и сам пришел к выводу, что свалял дурака. – Это было не совсем правдой, но сказать так стоило. – Бабушка лишь подкрепила мои мысли на этот счет.

Эмили сделала еще один глоток, потом внимательно и серьезно посмотрела на него.

– Для вашего сведения, я ничего не говорила Иде о нашем… обмене любезностями.

– Бабушка всячески дала мне это понять, – успокоил девушку Коул. – Но очевидно, она не успела далеко отойти, когда мы продолжили разговор, прерванный ее приходом, и остановилась… подслушать.

– Просто чтобы вы знали: я не какая-то низкая доносчица.

– В любом случае Ида права, – продолжал Коул. – Я был груб и в самом деле прошу прощения. – Он протянул ей руку. – Мир?

– Извинение принято.

Девушка пожала его руку. Теплый ток пронзил его до самого плеча, а потом потек по всем клеточкам тела. Сколько времени прошло с тех пор, как…

– Может, нам перекусить?

Возвращенный к реальности, Коул выпустил ее руку и попытался сделать вид, что физический контакт не произвел на него никакого впечатления.

Эмили улыбнулась и теперь уже без всяких сомнений подняла бровь. Стало очевидно, что она прекрасно все поняла. В ее глазах сверкнуло изумление.

– Я слышала, – вкрадчиво произнесла она, – что Альма Роджерс готовит лучших жареных цыплят в этом округе.

Коул обдумал ее слова. Дважды. Нет, ему ничего не пригрезилось. Ее тон не вызывал сомнений, а намерение было ясным. Он улыбнулся. Интересно, не будет ли он до конца своей жизни слова «жареный цыпленок» воспринимать как приглашение?

– Так пойдемте и проверим сами, – сказал он, посторонившись и пропуская ее вперед, к столам, накрытым под гигантскими старыми дубами.

Идя за ней, он положил ладонь на ее спину и, наслаждаясь ощущением разлившегося тепла, добавил:

– Последние пятнадцать лет я ничего не ел, кроме той еды, которую получал в окошечке какого-нибудь придорожного ресторана или которую приносил официант.

Она взглянула на него через плечо.

– Как я понимаю, вы не слишком часто возвращались домой.

– Я никогда не жил в Аугсбурге, – пояснил он и быстро добавил: – Да и бабушка перебралась сюда только лет пять назад, когда ее танцевальный коллектив наконец заставил ее выйти на пенсию.

Эмили протянула Коулу бумажную тарелку и завернутые в салфетку пластиковые столовые приборы. Ему пришлось убрать руку с ее спины. Теплое покалывание, которое он ощущал, исчезло.

– Правда? А если послушать Иду, – сказала девушка весело, беря себе хрустящую куриную ножку, – складывается впечатление, что Аугсбург для нее – дорогое сердцу родовое гнездо.

Что касалось самого Коула, Аугсбург для него был не чем иным, как местом, которое долг перед семьей заставлял его посещать хотя бы раз в году. Но сказать так сейчас было бы стратегически неверно, раз он старался быть образцом вежливости. Вслед за Эмили он положил на свою тарелку куриную грудку и произнес:

– Сестра бабушки, моя двоюродная бабушка Имоджин, вышла замуж за здешнего жителя. Поскольку он не собирался переезжать к ней, Имоджин прожила здесь всю свою замужнюю жизнь. То есть довольно долго. Детей у них не было, и потому Имоджин завещала дом бабушке. Лично я, – продолжал он, – советовал бабушке продать этот дом или сдать его в аренду, чтобы получать доход, но она осталась глуха к моим словам. Вместо этого Ида продала свою нью-йоркскую квартиру и переехала сюда. Она говорит, что ей нравится, когда город можно видеть из конца в конец. А зачем ей это, я понятия не имею.

– А я знаю, – заявила его спутница, положив себе порцию картофельного салата. – Чем старше становятся люди, тем больше раздражают их большие города. Уменьшая свой мир, они делают жизнь, более предсказуемой и менее напряженной.

– Вы в каком-то смысле являетесь экспертом по пожилым людям? – спросил он.

Послеполуденное солнце мягко сверкнуло в ее светлых кудрях, когда она покачала головой.

– Не совсем, – призналась Эмили. – Все мои познания о пожилых людях основаны только на личном опыте. Моя бабушка переехала к нам, когда я была подростком. Ей стало тяжело водить машину в большом городе. Это слишком трудно для многих стариков.

– О да. Это слишком трудно и для меня. Не делает ли это меня стариком?

Девушка взглянула на него.

– Не сказала бы. – Она мягко засмеялась. – А где вы живете?

– В Канзас-Сити, – ответил Коул, решив поскорей закончить этот разговор.

Выяснить ее скрытые мотивы можно и позже. Ведь его основной план состоял в том, чтобы тесно общаться с ней. По-настоящемутесно было бы еще лучше…

– В городе Блю-Ридж, точнее, – продолжал он. – В двухкомнатной квартире с не особенно привлекательным видом.

– Воплощенная мечта.

Ясное дело, что только не для нее. Он пожал плечами.

– Так, скромное вложение в недвижимость. Я нахожусь там не слишком много, так что стоимость перепродажи – единственное, что для меня имеет значение.

– Ида упоминала о том, что вы много разъезжаете. Занимаетесь сбытом товаров?

– Я предприни…

Неожиданный порыв холодного ветра едва не вырвал тарелку с едой из его руки. Он успел подхватить ее и удивленно заморгал при виде того, как над библиотечным двором закружились в вихре бумажные салфетки, тарелки и стаканчики.

– Что за черт?

– Сухой ветер налетает здесь на четыре часа раньше. – Его спутница засмеялась. Она накрыла рукой шоколадное печенье, лежащее на ее тарелке. – Одно хорошо: он ненадолго.