— У меня есть кое-что для тебя, — объявила Анна, достала из-под своего стула покрытую бархатом коробку и, открыв ее, показала инкрустированную сверкающими брильянтами тиару, лежавшую на темно-синем атласе. — Она принадлежала моей прабабушке, и с тех пор ее надевали все невесты Мазини. Не хочешь примерить ее сейчас? А потом Роберто запрет ее в сейфе до дня свадьбы.

Оливия широко распахнула глаза при виде невероятно изящного драгоценного украшения.

— Эти камни настоящие? Господи, какой груз ответственности ложится на мои плечи!

— Естественно. — В глазах бабушки на мгновение промелькнуло аристократическое высокомерие, впитывавшееся в поколения веками. — Мазини не носят стразы. — Анна озорно улыбнулась. — Мой прадедушка купил тиару для своей будущей невесты в Санкт-Петербурге. Уже тогда она считалась старинной. А он обладал изысканным вкусом.

— Я тоже была невестой Мазини, — вмешалась с надутым видом София, пока Оливия робко примеривала сверкающую тиару. — Почему же мне не дали надеть ее?

— Потому, моя дорогая, — спокойный взгляд старой леди не был лишен доброты, — что ваш брак был заключен не совсем по любви. Это мог понять любой, обладавший хоть каплей здравого смысла. А у меня здравого смысла больше, чем у многих, и острый нюх на такие дела. Мужчины Мазини всегда женились по любви. При заключении же вашего с Франко брака демонстрация подобного символа любви показалась неуместной.

Оливия вглядывалась в звездное сияние на своей голове, и ее затопило чувство вины. Мой Мазини тоже не женится на мне по любви. Если у Анны действительно «нюх на такие дела», то она должна бы понять это. Или почтенный возраст притупил ее здравый смысл?

Если за этой тиарой кроется столь давняя семейная традиция, я буду чувствовать себя обманщицей, надев ее, подумала Оливия. Дрожащими пальцами она уложила тиару обратно в коробку, надеясь, что, когда наступит великий день, Анна забудет о ней и оставит ее надежно упрятанной до того времени, когда она сможет украсить голову действительно заслужившей любовь невесты Мазини.

— Не присесть ли нам ненадолго?

Мазини-старший указал на каменную скамью в затененном углу огороженного сада, где старые розы цвели в диком благоухающем переплетении, а их буйное богатство подчеркивалось стройными кипарисами.

— О, Никколо, уж не загулялись ли мы? — Оливия бросила на него тревожный взгляд. — Вы утомились?

— Вовсе нет, не суетись! Я хочу побеседовать с тобой, вот и все.

— Хорошо.

Оливия задвинула детскую коляску подальше в тень. Тедди блаженно дремал и должен был проспать еще около часа. Несколько спокойных минут в этом прекрасном уголке до возвращения на виллу — как раз то, что нужно.

Никколо красовался в легкой панаме и льняном пиджаке цвета соломы и выглядел как нельзя лучше. Ей действительно уже нет необходимости беспокоиться о том, как бы не переутомить его. После того, как три недели назад Пьетро сообщил отцу о своих матримониальных планах, выздоровление Никколо пошло еще быстрее.

— Все ли готово для большого праздника? — спросил он, как только Оливия уселась рядом. — Шатер возведут завтра? А помощница, которую Пьетро нанял, чтобы все организовать, справляется со своей работой?

Какой же он милый! Оливия радостно улыбнулась. И ведь прекрасно знает ответы на все свои вопросы. Как и его мать, он требовал держать его в курсе всех приготовлений. Мисс Добсон была счастлива порадовать его беседой на эту тему. Разговоры о свадьбе делали предстоящее торжество еще реальнее.

— Синьора Леонарди прекрасно справляется со всеми поручениями. Цветы, музыканты, обслуживающий свадьбы персонал — все уже готовы. И те, кого вы с Анной включили в список гостей, уже подтвердили свое участие.

— Хорошо, отлично. — Никколо удовлетворенно кивал. Его руки спокойно лежали на серебряном набалдашнике трости черного дерева, с которой он ходил, подозревала Оливия, скорее из пижонства, нежели по практическим соображениям. — А когда прибывают твои родители? Я предвкушаю встречу с ними.

— Послезавтра, за два дня до свадьбы. — А ведь он и это знает. Не вникает ли Никколо вновь и вновь во все детали, чтобы убедиться в реальности происходящего?

Оливия также с нетерпением ожидала встречи с родителями, хотя реакция матери на сообщение ее не порадовала. «Почему? — спросила мать, немного помолчав в телефонную трубку, явно ошеломленная новостью. — Ради чего столь великолепный мужчина вдруг женится на такой женщине, как ты?»

— Сын возвращается сегодня вечером, — сказал Никколо, прервав горькое размышление Олли над стремлением матери постоянно ставить ее на место. — Он слишком много работает. После свадьбы ты должна постараться обуздать эту его дурную склонность.

— Пьетро Мазини делает только то, что нравится Пьетро Мазини, — не задумываясь ответила Оливия, старательно скрывая неотступно преследовавшую ее тревогу.

Он уехал по делам, и за три недели она так сильно соскучилась по нему, что порой просто не знала, что делать. Правда, он звонил каждый вечер, но лишь ради приличия. Если долгие и частые отлучки Пьетро по мере истощения его сексуального влечения станут еще продолжительнее и чаще, то она не знает, хватит ли ей сил, чтобы и дальше изображать из себя счастливую и чуткую жену.

— Мужчина, обожающий жену, сделает все, чтобы угодить ей, — высказал свое мнение Никколо.

— Может быть, — согласилась Оливия.

Трудно было не согласиться в этом со старым синьором. Но ему не следовало знать, что Пьетро совсем не любит ее. Он, возможно, увлечен ею, даже немного влюблен... Может смотреть на нее с вожделением, когда находится рядом достаточно долго, но не более того. Не догадываясь о ее размышлениях, Никколо доверительно сообщил:

— Пьетро уже много лет не оплакивает Амелию. После ее смерти он наглухо закрыл свое сердце. Тогда его, конечно, можно было понять. Но он забыл, как вставить ключик, чтобы вновь открыть свое сердце, и это уже было достойно сожаления. Но вот появилась ты и распахнула нужную дверку. Я увидел, как это случилось, и был счастливее, чем вы можете себе вообразить. Однако мой сын упрям, а его чувства покрылись такой коростой, что он разучился доверять им. Ну, а я и подтолкнул его!

— Подтолкнули?

Оливия даже не имела представления, о чем он говорит, но поняла: Никколо увидел то, что хотел увидеть, а именно, что его единственный оставшийся в живых сын влюбился и снова женится. Разве не все желают видеть своих детей счастливыми и устроенными в жизни? Старик похлопал ее по руке, сверкнул глазами и ободряюще улыбнулся.

— Ты стала мне дочерью, и у нас теперь не должно быть секретов друг от друга. Когда я понял, что он чувствует, в то время, как он сам еще не осознавал этого, — то сказал ему одну большую неправду! — Никколо откинул голову и расхохотался. — Я сказал ему, что собираюсь попросить тебя выйти за меня замуж! Чтобы защитить честь семьи, узаконить и материально обеспечить сына Франко. Надо было видеть выражение его лица! Даже не знаю, дорогуша, как мне удалось сохранить серьезное лицо! Он пулей выскочил от меня. Ему просто нужно было пережить небольшой шок, чтобы понять свои истинные чувства и самому сделать тебе предложение прежде, чем его опередит старый и глупый отец! Позже я сознаюсь в этом перед ним, возможно, даже сегодня вечером, после обеда. Не хочу, чтобы между нами остались какие-либо недоразумения. И очень горжусь тем, что свел вас двоих.

Оливия постаралась скрыть свою реакцию. Взглянув на часы и посмотрев, как спит малютка, она мягко предложила:

— Полагаю, пора вернуться в дом.

Собственная улыбка показалась ей деревянной. Никколо очень ошибается, если думает, что сказанное им хоть как-то связано с романтикой и понравилось ей. Напротив, все стало еще хуже.

Когда Оливия пыталась осмыслить причину буквально ошеломившего ее предложения Пьетро, то пришла к заключению, что после бурной ночи, доказавшей их сексуальную совместимость, он просто посчитал, что вполне может жениться на ней и, таким образом, решить все вопросы. Более чем податливое женское тело в его постели, определенная влюбленность, формальное усыновление сына брата... В таком поступке, пожалуй, был смысл.