Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Задолго до того, как отец отвел близнецов в бордель, чтобы посвятить в тайну плотских утех, они уже научились находить удовольствие друг в друге, хотя и не говорили об этом. Братья понимали: стоит сказать об этом вслух, сразу вступят в силу существующие запреты на подобные ласки и положат конец их забавам.

Они изумились, узнав, что отец часто посещает проституток.

— Но если вы любите маму, — спросил Иносенте, — зачем ходите в публичный дом?

— Потребности у мужчин иные, чем у женщин, — ответил Эухенио. — Я люблю и уважаю вашу мать слишком сильно, чтобы попросить того, чего требую от путас.

Брак — священный институт, созданный для продолжения рода, но не только.

Кроме того, он возвышает нас над первозданной дикостью. Мужчина оберегает свою жену, защищая от низменных инстинктов. Вот для этого как раз и существуют путас.

Своим объяснением отец выдал близнецам индульгенцию на удовлетворение самых постыдных желаний. Главное, их будущих жен от всего этого следовало ограждать. Рамон и Иносенте, например, никогда бы не признались супругам в том, что им нравится наблюдать за тем, как один занимается любовью с женщиной, с которой только что был другой.

«Такое ощущение, словно я смотрю на себя в зеркало», — думал Рамон.

Единственный раз братья разошлись во взглядах на сексуальные утехи, когда Рамон испугался, увидев, как Иносенте в полутемном помещении экспериментирует с хитроумными приспособлениями.

— Подобные вещи причиняют такое… мучительное наслаждение, — объяснил Иносенте. — Совершенно не то, что ты себе представляешь.

Рамон попробовал. В наручниках и с повязкой на глазах, он лежал раздетый, а женщина выкрикивала приказы и хлестала его плеткой. Но это оказалось не так приятно, как он ожидал.

Обаятельные братья пользовались в обществе успехом, однако предпочитали дам с сомнительной репутацией. Одной из их любовниц была донья Кандида, маркиза де Лириос, чей престарелый муж скончался от апоплексического удара, застав жену в объятиях своего любимого тореро. Маркиза предложила братьям любовь втроем. В течение полугода она наставляла близнецов в исследовании всевозможных отверстий, как мужских, так и женских.

Спустя четыре месяца после того, как маркиза де Лириос внезапно ушла в монастырь, братья встретили Ану. Озорной блеск в ее глазах выдавал неординарную натуру девушки. Ана заинтересовала близнецов, поскольку воспринимала их по отдельности и за одинаковыми нарядами и аксессуарами умела разглядеть, кто был Рамоном, а кто — Иносенте. Кроме того, братья были благодарны ей за молчание: она не только не разоблачала уловок близнецов, но даже, казалось, получала удовольствие от участия в их играх, когда молодые люди дурачили окружающих. Чем больше времени они проводили с Аной, тем больше убеждались, что нашли родственную душу. Она не смутилась, даже узнав о намерении братьев жениться на одной женщине. Они всем делились друг с другом, так почему бы не поделиться и женой?

За несколько дней до свадьбы Хесуса позвала Ану в свой будуар и, парализованная страхом, с ахами и вздохами, дрожащим голосом поведала дочери, как зачинают детей.

— Ляг на спину, не двигайся и позволь ему сделать все, что нужно, — давала указания Хесуса. — Дважды проговори «Отче наш» и дальше читай «Аве Мария» столько раз, сколько понадобится, пока все не закончится.

Ана молча подождала, но подробностей не последовало. Однако девушка имела свободный доступ в библиотеку Абуэло Кубильяса, где за сатирическими поэмами графа де Вильямедиана, в потайной нише, как-то обнаружила руководства, которые подробно описывали процесс зачатия детей. Книжные иллюстрации и, кроме того, ее собственные любовные утехи с Эленой ставили под большое сомнение достоверность инструкций Хесусы.

Какое-то время Ана размышляла, не добавить ли матери тревоги, поинтересовавшись подробностями, но оставила эту затею: редко когда Хесуса давала ей материнские советы.

— Как я узнаю, что забеременела?

Хесуса, казалось, была признательна за возможность сменить тему разговора.

— Ну, — начала она, — с твоим нерегулярным циклом единственный надежный способ — наблюдать за ощущениями и изменениями тела.

— Живот начнет расти?

— Да, но другие симптомы появятся гораздо раньше. Тебя может тошнить по утрам, или появится сильное желание съесть чего-нибудь особенного. Когда я носила тебя, то хотела лимонов, но никак не могла наесться ими, и акушерка сказала, это из-за того, что ты была такой сладенькой. А при трех первых беременностях я не испытывала ничего подобного. — Хесуса опустила глаза и замолчала, погрузившись в печаль и позабыв про Ану.

— Вы всегда говорили совершенно иное — что у меня слишком кислый нрав. Может, вы переели лимонов?

Слова Аны повисли в воздухе, а рядом парили три призрака, три сына Хесусы, желанные и потерянные, которые не могли огрызаться и выводить мать из себя.

— Шла бы ты лучше укладывать вещи, — отослала мать Ану.

Взбираясь по лестнице в комнату, где Элена складывала постельное белье, девушка чувствовала одновременно облегчение и разочарование. Раньше это была детская Аны, но сейчас пространство загромождали ящики, коробки и сундуки.

— Поверить не могу, что мы уезжаем! — сказала Элена, пересчитывая салфетки, полотенца, одеяла, скатерти и делая пометки в хозяйственной книге Аны. — Ты такая серьезная. Поссорилась с мамой?

— Да нет, не поссорились. — Ана опустилась на колени возле горки белья и принялась раскладывать его по стопкам. — Мы просто раздражаем друг друга.

— За океаном ты будешь скучать по ней. И по отцу. И по дому.

— Нет, я не буду скучать так сильно, как ты думаешь. Я тосковала бы гораздо больше, если бы осталась здесь.

— Ана!

— Чему ты удивляешься? Ты же знаешь, мы никогда не были близки.

— Это твои родители!

— Они глупы. Их заботит только то, какое впечатление они производят на соседей своим именем и положением в обществе.

— Естественно, они заслуженно гордятся таким именем и подвигами предков.

— Но сами-то они ничего не сделали! — возразила Ана. — У них нет собственных заслуг. Они ничего не добились, ничего не создали, ничего не придумали. Они исчезнут, не оставив никакого следа. У них нет ничего стоящего, кроме имени, которое им досталось просто так.

— Ты слишком сурова.

Ана свернула вышитую наволочку и положила на стопку салфеток.

— Я не хочу быть такой, как они. Я больше похожа на своих предков из семей Ларрагойти и Кубильяс, чьи портреты висят на стенах. На тех, кто стремился в будущее, а не на тех, кто смотрит лишь в прошлое.

Элена переложила наволочку в другую стопку, к остальным наволочкам.

— Не всякому комфортно, когда нет уверенности в том, что произойдет дальше, Ана.

— Но как узнать, на что ты способен, если не пытаться сделать хотя бы шаг вперед?

— Некоторые люди, вроде твоих родителей или меня, страшатся испытаний. Мы счастливы, когда живем тихо и в привычной уютной обстановке.

— Только не я. — Ана закрыла сундук. — Я и не мечтаю о комфорте или счастливой жизни, если уж на то пошло.

— Как ты можешь не хотеть счастья?

— Я не сказала, что не хочу. Я не рассчитываю. В тот день и в ту ночь, когда по приказу монахинь я лежала лицом вниз на холодном каменном полу, я поняла: за счастье надо платить. Вот почему я не рассчитываю на долгую счастливую жизнь. Я бы предпочла, чтобы время от времени судьба дарила мне прекрасные мгновения и напоминала о возможности счастья, даже если потом придется за него платить.

— Думаю, ты гораздо прагматичнее, чем я.

Ана наклонилась и поцеловала Элену:

— Я счастлива, когда я с тобой!

— Это доставляет счастье нам обеим!

Ана вышла за Рамона в субботу 3 августа 1844 года, спустя неделю после своего восемнадцатого дня рождения. На церемонии присутствовали только члены семей, Элена выступала в роли подружки невесты, а Иносенте — в роли шафера. Увидев, что дочь стала женой, Хесуса превратилась в мать, которой никогда не была. Сначала она проплакала всю мессу в Катедраль-де-Севилья, потом рыдала на приеме в их доме, и напрасно Густаво умолял ее держать себя в руках.

9
{"b":"148361","o":1}