Увидев руины, женщины завыли, стянули с головы повязки и принялись шлепать себя по плечам и туловищу, словно отбиваясь от полчища насекомых. Дети заверещали, хватаясь за повязки, будто машущие ими матери могли взмыть в воздух и улететь. В их криках и плаче утонули топот копыт приближающихся лошадей, звон шпор и проклятия мужчин, вынимающих сабли из ножен. Это прибыли лейтенант в сопровождении четырех солдат и шериф с тремя сотрудниками местной милиции, прикрывавшими его со всех сторон. За ними, подпрыгивая и дергаясь, следовал растрепанный Мануэль Моралес Моро, больше привыкший разъезжать в легкой коляске со складным верхом, нежели скакать во весь опор на лошади. Северо Фуэнтесу стало жаль бедное животное, вынужденное было нести на себе этого франта. Увидев бывшего соседа с отцом, Маноло мешком свалился с лошади и, шатаясь, подошел к Луису, который отказывался отпускать Северо, пока не признал в цеплявшемся за него грузном толстяке родного сына.

— Они хотели меня убить, — разразился рыданиями Луис, когда Маноло обнял, поцеловал его и стал поднимать, пытаясь поставить на ноги, совершенно позабыв, что ноги у отца парализованы.

Один из солдат согнал рабов и приказал им сесть на землю, положив руки на голову.

— Мы поймали двух беглецов, — сообщил шериф Северо и лейтенанту. — Одного зовут Яйо, другого — Альфонсо.

— Яйо с Лос-Хемелоса. Я недосчитался еще двоих — Хакобо и Кике. Альфонсо — раб здешний, с ним еще пятеро.

— Мы найдем их, — пообещал шериф.

К лейтенанту подъехал другой солдат и доложил:

— Дон Мигель ждет, чтобы кто-нибудь проводил его…

— Мигель? — Северо повернулся к Эфраину, державшему поводья. — Я же велел тебе сегодня утром проверить, не приехал ли он?

— Корабля на месте не было, хозяин, — отозвался Эфраин. — Я узнавал у начальника порта: сегодня они кораблей не ждали. Он велел прийти завтра.

— Здесь какая-то ошибка. Дон Мигель был с доном Маноло, — вмешался лейтенант.

Маноло и солдат милиции пытались поднять Луиса в кресло на колесах. Северо помог им усадить обезумевшего от горя старика, прежде чем приступать к расспросам его сына.

Маноло никак не мог отдышаться, но между всхлипываниями все же сумел сообщить Северо о прибытии судна, случайной встрече с Мигелем и приглашении переночевать в Гуаресе.

— Когда мы узнали новости, он ни минуты не колебался — вскочил и поехал вместе с нами, — рассказал Маноло, — но потом я и не заметил, как он исчез.

— Он остановился, когда заметил, что ваши поля горят, — подхватил солдат. — Сказал, что отправится туда. Тревожился о донье Ане.

Недослушав, Северо запрыгнул на лошадь, приказав Эфраину следовать за ним вниз по склону холма к Лос-Хемелосу.

Когда Ана и остальные ушли, Тео, Паула и Пепита с Сегундо, привязанным к спине, устроились на кухне вместе с Мэри.

— Я рассказала ей, — начала Мэри, — о Хакобо. Я слышала, как он говорил…

— Тише! Замолчи! — оборвала ее Паула. — Что за глупости ты несешь!

— Но я слышала…

— Ничего ты не слышала. Язык у тебя без костей — до добра не доведет, — вступил Тео. — Никто ничего не говорил. Поняла?

— Но я уже…

— Не смей больше болтать! — снова напустилась на девочку Паула. — Давай сюда свою работу, помогу тебе подшить край. Зажги еще одну лампу, Тео.

Мэри разозлилась. Что возомнила о себе эта старуха Паула? С какой стати смеет указывать ей, что делать? Вот выдаст ей хозяин вольную — Мэри скажет ей пару ласковых. Все время затыкает ее! Она еще об этом пожалеет, старая коза!

Свобода! Она будет свободной и при первой возможности уйдет из Эль-Дестино и с гасиенды Лос-Хемелос и отправится далеко-далеко, может быть даже в Сан-Хуан. Она откроет магазин одежды для светских дам. Выкройки возьмет из модных журналов, на которые донья Ана даже не глядела, а Мэри не могла налюбоваться. Будет шить пышные платья с юбками, оборками на рукавах и воротничками — прямо как на картинах. Жаль, что нельзя забрать с собой зингер. Дон Северо привез швейную машинку месяц назад, и донья Ана, научившись управляться с ней, обучила и Мэри. Теперь она за день могла сшить простую юбку, блузку и фартук, не считая ручной работы.

Прежде чем вернуться на кухню, она решила взглянуть, как дела в долине, и потом рассказать другим. Пожар в Сан-Бернабе погас. Но с юго-восточных полей пламя, похоже, вплотную подобралось к нижнему батей.

Она никогда не видела, чтобы кто-то, кроме доньи Аны, пользовался телескопом, но сейчас согнулась у окуляра, не осмеливаясь поменять высоту, — лишь бы хозяйка не узнала. Девочка исследовала темноту, пока не наткнулась на нижний батей.

Можно было различить лазарет и касону, хорошо освещенные факелами и лампами. Мэри хотела поближе рассмотреть горящие поля, но промахнулась. Она попробовала еще раз, но что-то бросилось ей в глаза. Навела резкость и увидела облаченного в белое мужчину на бледном коне. Похож на привидение — по позвоночнику забегали мурашки. «Бродяга!»

Мэри отвела глаза, будто, глядя на призрака, она могла накликать на себя беду. Но ей пришлось посмотреть еще раз, чтобы убедиться, не привиделось ли ей, тем более про коня никто никогда не упоминал. Она обвела взглядом долину и снова заметила человека в белых одеждах.

— Как же так? — вслух произнесла она, словно тот мог ее услышать, но стоило ей произнести эти слова, как Бродяга исчез в горящем тростнике.

Ана снова заглянула в лазарет, но пострадавших за то время, пока она ездила на сахарный завод, не прибавилось. Она вернулась на крыльцо касоны, откуда хорошо просматривались поля. С левой стороны бушевавший в Сан-Бернабс огонь, казалось, погас, но вдоль дороги на Гуарес по-прежнему искрил небольшой костер. Ана молча кивнула, ж помнив, что Северо приказал рабочим вырыть ров и затушить огонь на границах дальнего поля, чтобы он не перекинулся дальше.

Холодный ветер вихрем промчался мимо, чуть не сбив с ног. Будто человеческие руки, он оттолкнул ее с дороги и умчался через пыльный двор в тростниковые заросли, треща и шипя, понесся в горящее поле. В золах у нее звенели какие-то невнятные голоса, волоски по всему телу встали дыбом. Она услышала ржание, стук копыт и вопль, когда полыхавший над полем огненный венец обрушился вниз и с шипением рассыпался в зарослях тростника.

Вдруг Ана оказалась в кромешной тьме. Она нащупала перила, которые вели вдоль лестницы во двор. В лазарете и вокруг него погасли все до единой свечи, лампы и факелы. Какой-то человек внизу ринулся к полю, преследуемый собаками, но кто именно, она не видела. Хозяйка гасиенды застыла на верхней ступеньке, боясь спуститься во двор. До нее донеслись вопли, причитания и звуки борьбы. Ружье осталось дома. Выходя, она прислонила его к стене и сейчас ощупью попятилась обратно.

Собаки подобрались ближе. Две взбежали по лестнице. Кто-то зажег факел, и через несколько мгновений повсюду вновь вспыхнули свечи и лампы на концах палок. Внезапно ей показалось, будто старая, потрескавшаяся касона стала ее ловушкой. Сначала беглецы подожгли тростниковые поля. Теперь они хотят спалить дом?

У нижних ступенек касоны в кучу сбились люди, но никто не осмеливался подойти ближе — боялись собак.

— Консиенсия! — крикнула Ана с крыльца.

— Огонь призвал ее, — отозвался Тоньо, и, словно в подтверждение его слов, послышались визг и рыдания.

— В нее вселился дух, — подхватила Зена и принялась читать молитву.

До Аны дошло, что рабы собрались во дворе не со злыми намерениями, — скорее, они искали защиты и хотели быть рядом с хозяйкой. Она подумала, что их страх как-то связан с человеком, бросившимся в заросли тростника. Значит, это была Консиенсия.

Она подбежала к передней площадке, устремила взгляд на дорогу, ведущую в Гуарес, и в ужасе отшатнулась — на дальнем поле поднялся огненный столп. Дыхание перехватило, она сильнее вцепилась в перила, наблюдая, как огромные языки пламени лижут черное небо. Сквозь треск тростника до нее донеслись крики, голоса, лай, звуки удаляющихся, а затем приближающихся шагов, в которых она отчетливо расслышала вновь настигшее ее роковое несчастье.