— Силенок не хватает?

— Нет, не поэтому, — Для него она лгунья, аферистка, а теперь еще и трусиха. Как еще убедить его, когда Их разделяет не несколько футов ковра, а целая бездна злобы и недоверия? Господи, сделай так, чтобы он услышал меня!

Лори ожесточенно теребила пальцами одной руки тончайший муслин на декольте платья, глядя на него невидящим взглядом. И тут ее осенило.

— Это платье, Алекс. — Она смело посмотрела ему в глаза. — Почему, по-твоему, я надела его?

Он слегка лениво повел плечом.

— Понятия не имею.

— Больше никто не называл меня Примаверой. Я надела его для тебя. — Помимо воли голос ее дрогнул. Она раскрывалась перед ним, всецело отдаваясь его власти. — Я не могла прямо сказать тебе это, и я нашла способ показать тебе, что я…

— Показала мне что? — Он был неумолим.

— Что я люблю тебя.

Ее негромко сказанные слова растворились в комнате, и наступила такая тишина, что Лори смогла расслышать даже удары собственного сердца.

У Алекса не дрогнул ни один мускул на лице. Все напрасно. И тут Лори не выдержала, переживания вечера сломили ее напускное спокойствие. Где-то в глубине ее груди родилось рыдание. Она приложила обе руки ко рту, чтобы сдержать его, но бесполезно. Первый всхлип вырвался с мучительным звуком, за ним — еще один, и еще один, пока все ее хрупкое тело не стало содрогаться под их бурным натиском.

И в следующее мгновение Алекс обнял Лори, прижав ее голову к своей груди, а чтобы успокоить, гладил волосы жены, пока наконец последние рыдания не стихли. Тогда он легонько отстранил ее и произнес со странной, искаженной страданием улыбкой:

— Знаешь, дорогая, слезы, — это запрещенное оружие.

— Прости. — Она легонько всхлипнула, и еще две дрожащие слезинки повисли на ресницах, Алекс нежно стряхнул их мизинцем.

— Лори, — хрипло произнес он.

— Да? — Она несмело улыбнулась ему, потом, подняв руку, погладила его по щеке, пытаясь этим ласковым жестом выразить все то, что не могла передать словами.

Алекс поймал ее руку, прижался губами к теплой коже, и в следующий момент словно что-то взорвалось внутри их обоих, и они прильнули друг к другу, пальцы их яростно срывали непрочные преграды, разделяющие страстные тела. Они забыли осторожность, забыли даже нежность.

Подхватив Лори на руки, Алекс бросил ее на кровать, она сразу же приподнялась, прильнула к нему. Как и в ночь свадьбы, он развел в стороны ее колени, но теперь каждой клеточкой своего тела она жаждала его, и с упоением отдалась ему.

Лишь на мгновение он остановился, ощутил теплую влагу, уже готовую принять его, и скользнул внутрь. Лори пронзило насквозь и она едва не застонала — не столько от боли, сколько от неслыханного прилива наслаждения, которое становилось невыносимым, а он двигался, вновь и вновь проникая в глубь нее в нетерпеливом пульсирующем ритме.

Вне этого ритма, этих рук, гладящих нежную бархатистую кожу, и прерывистого дыхания, раздававшегося в ушах каждого из них, ничто на свете не существовало — и так, казалось, было всегда. Ибо этого момента она ожидала со дня своей самой первой встречи с Алексом. И просто не знала, что именно этого — пугающего, восхитительного, невыносимого — недоставало ей все это время.

Впившись ногтями в его плечо, Лори ощутила, как напряглось его тело, он чуть отпрянул от нее, и с его последним сокрушительным ударом словно бы вся Вселенная взорвалась на мельчайшие частицы…

Ей казалось, что прошли века, прежде чем она выкарабкалась из бездны сладостного забытья. Она открыла глаза и увидела Алекса, лицо его сияло от нежности, он лежал на боку, глядя на нее.

— Лори, — мягко произнес он и ласково, но по-хозяйски положил руку ей на живот.

— Да?

— Ничего. Просто — Лори… — И, взяв ее за руку, он тихонько ткнулся носом в ее ладонь. — Я сделал тебе больно? — Голос его звучал приглушенно.

— Нет, что ты. — Она застенчиво улыбнулась. — Это было прекрасно.

Он негромко рассмеялся.

— О, но в следующий раз… — Он многообещающе помолчал, и взгляды их встретились, затем Лори отвела глаза, стыдясь того, что он может прочесть в них ее ненасытное желание, нестерпимую тягу к нему.

— О, мое платье! — Наряд Примаверы свернулся бесформенным комочком в ногах кровати, куда Алекс закинул его; она потянулась за ним. Платье было безнадежно испорчено: Алекс сорвал его, резко дернув молнию, и тончайший муслин не выдержал.

— Что бы сказала синьорина Джаннини?

— Думаю, она была бы довольна результатами своих трудов, — хохотнул он.

Отобрав у нее платье, Алекс швырнул его на пол, к прочей одежде, в беспорядке разбросанной по ковру. Взгляд Лори упал на его сапоги, которые она лихорадочно помогала ему сбрасывать, и она слегка покраснела, закусив губу.

— Не смущайся, — сказал он. — Любовь между мужчиной и женщиной — это величайшее чудо, это самый чистый восторг, который способны испытывать человеческие существа.

— Но ты можешь подумать, что я…

— Маленькая распутница? Конечно. — Он подтрунивал над ней. — Но разве я не говорил тебе как-то, что в тебе бушует пламя? А сегодня — наша ночь, ночь, когда открывается истина. — Неожиданно он хлопнул себя ладонью по лбу. — Чуть не забыл!

Пройдя к гардеробу, он растворил дверцы и достал две обернутые в белую бумагу коробки, которые положил на кровать. Лори открыла ту, что поменьше, там оказалась массивная золотая цепочка с великолепным каплевидным изумрудом.

Взяв ее в свою левую руку, он поднес ее обручальное кольцо к кулону.

— Мне сказали, что они вместе составят прекрасный гарнитур. — Лори, не в силах вымолвить ни слова от избытка чувств, подняла на него глаза, а он продолжал: — Я не знал, что подарить тебе на день рождения, но на прошлой неделе позвонил ювелир и сообщил, что ему — совершенно случайно — попала в руки эта вещица, и он решил, что она меня заинтересует.

— Какая красота, Алекс, — с трудом произнесла она. Камень у нее на ладони горел темно-зеленым огнем.

— Надо было вручить тебе его пораньше, чтобы ты могла появиться в нем на балу, но я так торопился, что позабыл обо всем на свете. Но утро пока не наступило, так что с днем рождения, дорогая.

Он повесил цепочку ей на шею, и камушек улегся в ложбинку меж ее белоснежных округлых грудей.

— Не забудь про это. — Он указал Лори на другую коробку, гораздо больших размеров.

— О, ты не должен делать мне столько подарков, — запротестовала она.

— Это — свадебный подарок.

Раскрыв коробку и развернув бумагу, Лори обнаружила там любовный кубок. Она приподняла его, глядя, как играет свет в его гранях. Алекс, перегнувшись через нее, легонько щелкнул по краешку, и стекло издало мелодичный звон.

— Это восхитительно, — выдохнула она. — Спасибо, Алекс.

— Мы должны немедленно из него выпить. Говорят, что это добрая примета.

Найдя свой черный халат, Алекс накинул его и вышел, появившись через несколько минут с ведерком со льдом и бутылкой шампанского.

— Подними кубок, — велел он и наполнил его почти до краев пенящимся розовым вином.

Лори протянула кубок ему.

— Нет, сначала ты. Но мы должны держать его вместе.

Взявшись каждый за одну из витых ручек, они приподняли кубок, и Лори поднесла его к губам. Ледяная жидкость побежала по горлу, от пузырьков пощипывало в носу.

— М-м-м, замечательно. Теперь ты, Алекс. — Он тоже выпил, затем снова протянул кубок ей. На этот раз Лори чувствовала на себе его взгляд, наблюдающий поверх кубка за тем, как она пьет, и от выражения его глаз она…

— Держи как следует. Ты же льешь мимо рта. Она опустила глаза и хихикнула.

— О господи, действительно.

Правую грудь пересекала цепочка светло-розовых капелек, но когда она попыталась стереть их, Алекс остановил ее.

— Позволь мне.

Нагнув голову, он слизал капельки, нежно скользя языком по бархатной коже, покуда Лори не застонала, закусив губу, живущее внутри нее желание стало нестерпимым.

— Алекс, — выдохнула она еле слышно.