Я про подобный беспредел был наслышан и относился к нему просто как к превратностям того далекого времени, но Профессор от воспоминаний совсем распереживался и даже закурил стрельнутую у меня сигаретку. Затянувшись один раз, он закашлялся и, вытерев платочком заслезившиеся глаза, с силой воткнул ее в пепельницу. А потом, помолчав, сказал:
– Но за некоторое время до наступления полного коллапса была объявлена подготовка к плану «Сумерки».
Загасив до конца продолжавший дымиться «бычок», я осторожно поинтересовался:
– И что этот план подразумевал?
– Хм… он подразумевал очень многое. Но скажу лишь одно – этот план был разработан на случай оккупации страны противником. Так что сами можете представить, что это было за время.
– И?
– И всё. Подготовка была, но реализации не было. Где-то произошел сбой. Хотя какой там «сбой»… Когда предательство происходит на самом верху, это гораздо хуже любой самой страшной оккупации… В общем, все просто тихо развалилось и умерло. Но наш руководитель – Тихомиров, светлейшая голова и ученый с большой буквы, взял на себя ответственность и пошел на должностное преступление. Он, по ряду лабораторий, реализовал «Сумерки» на свой страх и риск, еще до окончательного развала. Все данные последних исследований были уничтожены или фальсифицированы. А наиболее перспективные к разработке объекты розданы трем руководителям проектов. Куратор от КГБ был настоящий патриот и поэтому одобрил все действия Тихомирова. Да что там говорить, без куратора ничего бы и не получилось… А так, когда какие-то непонятные люди с большими полномочиями приехали осматривать наш центр, им досталась только не представляющая интереса мелочовка и липовые результаты работы. Ну а мы просто разбрелись кто куда. Мне до пенсии оставалось всего-ничего, поэтому, доработав дворником, продал машину и переехал в Юрьево. Квартиру пришлось просто бросить, так как в Радужном-2 она стоила совершеннейшие копейки, только даже за эти копейки покупателей не было. А то, что было накоплено и лежало в сберкассе, превратилось в пшик. Хорошо еще, денег с продажи «Волги» вполне хватило на покупку этого домика. М-да…
– А почему дворником устроились? Получше места не нашлось? Или это… кхм, для маскировки?
– Какая там маскировка! Туда, где платили, то есть за границу, я не собирался ехать по моральным соображениям, а на родине… В общем, так скажу: грузчик из меня получился плохой – годы не те, но вот дворник – вполне нормальный…
Игорь Михайлович, побарабанив пальцами по столу, на несколько секунд замолк, видимо вспоминая, каково ему тогда пришлось, а потом выдал:
– А теперь самое главное. Уже здесь я, насколько мог, продолжал исследования объекта «18–36 бис». Продолжал, даже зная, что раньше мы практически ничего не могли добиться целым штатом светлых голов. Но свободного времени у меня неожиданно стало очень много, вот и ковырялся потихоньку. Восемнадцать лет исследований прошли безрезультатно… Только, как это очень часто бывает в науке, все решил случай. Два года назад на… – Сосновский хмыкнул и, смущенно кашлянув, продолжил: – Да, на свалке, я нашел интересный прибор. Ну, вы, наверное, подобные видели. На базе трансформатора Теслы сделана такая игрушка – стеклянный шарик с электрическими разрядами. Принес ее домой, починил и, включив, поставил на стоящий в углу столик. Как раз рядом с «турником». И представьте мое удивление, когда внутреннее пространство объекта «18–36» вдруг потемнело! То есть буквально через пару секунд налилось сплошной чернотой! Я был поражен! Ведь еще в Радужном что мы только не пробовали. В том числе и трансформаторы Теслы. Но результата не было. А тут вдруг все получилось… М-да… В общем, не буду утомлять вас рассказами о том, что и как я делал потом, просто скажу – мне удалось открыть путь в параллельный мир!
Я, хлопая глазами, слушал этот рассказ, не зная – верить или нет. Ведь все было сказано без тени улыбки. А глаза, тональность, мимика, интонации только подтверждали, что человек говорит правду. Но он не может ее говорить! И дело даже не в фантастичности самой истории! Дело совершенно в другом.
Сосновский, видно, правильно истолковал мое молчание, потому что, улыбнувшись, спросил:
– Вас что-то смутило в моем рассказе?
Я кашлянул и честно ответил:
– Вообще-то да. Спорить не стану – в жизни и не такие чудеса встречаются. Но сами посудите – по вашим словам, вы практически всю жизнь проработали на государство. Причем не просто на государство, а на его наиболее закрытые проекты. И что такое режим секретности, знаете не понаслышке. Да что там говорить – он у вас в крови сидеть должен! А тут… как там у классиков было… – Прикрыв глаза, я по памяти процитировал: – «И тогда Ипполит Матвеевич открыл первому же встреченному им проходимцу все, что ему было известно о бриллиантах». Так что или вы вообще не работали в закрытом городе, или никакого открытия не было, а вы мне сейчас, кхм… извините, просто сказку рассказали.
Мне казалось, что после этих слов Игорь Михайлович может обидеться, но этого не произошло. Наоборот, удовлетворенно кивнув, словно убедившись в каких-то своих предположениях, он серьезно произнес:
– А третий вариант вы не учитываете?
– Какой?
– Безвыходное положение. Кстати, у Кисы Воробьянинова оно тоже было безвыходным, только «предводитель дворянства» это не сразу понял. Но чисто инстинктивно поступил правильно. Ведь если рассуждать трезво, то без Остапа Ипполит Матвеевич не нашел бы вообще ни одного стула. А с Бендером лишь случайность помешала добраться до сокровищ. Вот и у меня сейчас безвыходная ситуация. Просто мне для одного очень важного дела, направленного на продолжение исследований, КРАЙНЕ НЕОБХОДИМ помощник. Причем не в научной части, а скорее в силовой. То есть молодой, крепкий и неболтливый человек, который умеет хранить чужие секреты.
«Проф» многозначительно замолк, а я облегченно выдохнул. Фу-у-у, вот тут-то ты, мил человек, и прокололся! «Безвыходное положение» у него. Щаз! При подобных раскладах у ученого никак не может быть этого самого «безвыходного положения». Да как только государевы люди узнают об успешном эксперименте, у соседа не возникнет никаких проблем и вопросов. Ну, может, кроме одного: «Что? В какой валюте я хочу получить положенную вместо Нобелевской премии компенсацию?»
Но желая поддержать предложенную игру, я не рассмеялся в голос, а только въедливо поинтересовался:
– И для чего он вам нужен? На роль подопытной крысы? – и тут же добавил: – Если вы меня на эту роль сватаете, то разу скажу – я несогласный. Я электричества боюсь, да и вообще… – А потом, сменив тон, фыркнул: – Вам не надоело? Как по мне, так шутка затянулась. Рассказывали вы, конечно, очень увлекательно, но я слишком хорошо знаю СИСТЕМУ, чтобы вам поверить. Судите сами – как только государство узнает о вашем открытии…
Увидев внезапно заледеневший взгляд Профессора, я осекся, а он, катнув желваками, отрезал:
– Государство?! Для меня никто «Сумерки» не отменял! Сергей Васильевич, разве вам не очевидно, если парадигмой общества декларируется и возможность, и даже необходимость паразитирования, то обращаться к носителям такой государственности безнравственно?
Ого! Как завернул! В последний раз Игорь Михайлович выражался подобным слогом, когда я заикнулся о Сталине, обозвав усатого правителя «кавказским палачом». А Сосновский в ответ минут на двадцать разразился осуждающим мою позицию монологом, из которого я практически ничего не понял, лишь по интонациям собеседника догадавшись, что он со мной в корне не согласен. Вот и сейчас, кажется, мое предложение Профессора сильно выбило из колеи. Обычно он тщательно следит за своей речью и старается не использовать стиль общения, принятый в их научной среде, предпочитая разговаривать нормальным языком. Но, похоже, мои слова его чем-то крепко зацепили.
Хорошо хоть, его теперешняя фраза была достаточно коротка, и я вполне ясно разобрал в ней принципиальное нежелание сотрудничать с властями. Поэтому, сглаживая ситуацию, примиряюще пожал плечами:
