Кажется, самое трудное позади, решила Синтия и села за большой стол, который доминировал в кухне. Избегая смотреть на Рамона, она огляделась и поинтересовалась:

– Кто занимался интерьером?

– Моя мама. И не только интерьером кухни, но и всего дома.

У Синтии упало сердце – не хватало тут еще его матери! Она не знает, как вести себя с Рамоном, а уж подбирать ключики к свекрови…

– Она тоже живет здесь? – упавшим голосом спросила Синтия, страстно моля Бога, чтобы это оказалось не так.

– Она умерла несколько лет назад, – сказал Рамон.

– Извини, – пробормотала Синтия.

Пожав плечами, Рамон поставил на стол блюдо с тостами, затем большой серебряный кофейник, какие теперь редко встретишь.

– Вы с ней никогда не встречались, – сообщил он и отвернулся к шкафу.

– А твой отец? – из вежливости спросила Синтия.

Рамон поставил на стол две изящные кофейные чашки, тарелки, а также молочник, сахарницу и сливочное масло.

– Отец умер, когда мне было десять.

– О, извини… – виновато промямлила Синтия.

Она решила не спрашивать о других членах семьи, чтобы снова не попасть впросак. В кухне повисло неловкое молчание. Синтия взяла одну из чашек и начала вертеть ее перед собой на столе, лихорадочно соображая, что бы еще сказать.

– Должно быть, для поддержания порядка в таком доме требуется целый штат прислуги, – наконец нашлась она.

– Да, у меня приходящая прислуга, они работают здесь по будням, – объяснил Рамон, выдвигая стул и усаживаясь напротив Синтии. – Сегодня как раз суббота, – помолчав, добавил он.

– Я кого-то из них знаю?

– Ну… миссис Болт наверняка. Что касается остальных – не могу сказать.

– А-а… – неопределенно протянула Синтия. Разговор явно зашел в тупик. Она разлила по чашкам кофе, добавила сахар и молоко лишь в одну из них и подвинула сахарницу Рамону.

– Спасибо, – сухо поблагодарил он.

Синтия кивнула и, сделав глоток, положила себе на тарелку пару тостов и вопросительно посмотрела на Рамона.

– Что-нибудь не так? – мрачно осведомился он.

– Нож.

Рамон поискал глазами на столе, потом поднялся и, достав из ящика буфета несколько разных ножей, выложил их перед Синтией на стол.

– Ты что, порезал палец? – спросила она, заметив полоску пластыря на указательном пальце его правой руки.

– Я разбил стакан и порезался, собирая осколки. Кстати, хочешь джем или мармелад?

Синтия покачала головой, и он снова сел за стол. Она взяла чашку и стала пить кофе, Рамон последовал ее примеру. Потом Синтия намазала маслом свой тост, и он сделал то же самое.

Нам даже нечего сказать друг другу, с неприязнью подумала Синтия. Мы совершенно чужие друг другу, и не пытаемся скрывать это.

– Ты уже…

– А ты…

Они заговорили одновременно и тут же осеклись.

– Давай, ты первая, – предложил Рамон.

Черт, я уже забыла, что собиралась сказать, подумала Синтия.

– Пожалуй, я не отказалась бы от джема, – сказала она первое, что пришло ей на ум.

Рамон поднялся из-за стола, чтобы подать джем. Синтия начала заводиться.

– Я же не просила тебя доставать! Ты бы показал мне, где он стоит, и я достала бы сама!

Рамон со стуком шмякнул банку на стол.

– Нет проблем, – отрезал он.

Паршивец! – разозлилась Синтия и тоже встала.

– Ну и куда ты теперь? – процедил Рамон.

– Это ты прыгаешь взад-вперед, – огрызнулась Синтия.

– Сядь за стол и ешь! – велел Рамон.

На себя бы лучше посмотрел, мысленно огрызнулась Синтия.

– Я не голодна.

– Ешь! – сердито повторил Рамон.

– Я не могу есть, когда ты рассматриваешь меня, словно под микроскопом.

– Я понял. Что ж, позавтракаю позже. Но Бога ради, Синтия, – добавил он, – съешь хоть что-нибудь.

Рамон быстро вышел из кухни, и Синтия, чувствуя себя виноватой, насильно запихнула в себя тост и допила кофе. Потом она сварила свежий кофе, поджарила еще тостов, поставила все это на поднос и отправилась искать Рамона.

Нашла она его быстро, по приглушенному звуку его раздраженного голоса. Рамон сидел за рабочим столом в красиво отделанном просторном кабинете, все стены которого были заставлены старинными инкрустированными книжными шкафами, которые, должно быть, стояли здесь столько же, сколько стоял сам дом.

Он беседовал с кем-то по телефону, но, как только в дверях появилась Синтия, тут же положил трубку на рычаг.

– Предлагаю мир. – Она робко улыбнулась и поставила поднос перед ним на стол. – Извини, что я затеяла эту глупую перепалку.

– Я сам виноват, – начал оправдываться Рамон.

– Нет, это я завелась. Просто я очень нервничаю, вот и сейчас тоже.

– Налей, пожалуйста, кофе, – попросил Рамон тоном, каким обычно нувориши обращаются к прислуге.

Задетая подобным отношением, Синтия, тем не менее, наполнила чашку и молча передала ее Рамону. Он принял ее и в знак благодарности молча кивнул.

– Вы тяжелый человек, сэр, – сухо заметила Синтия и повернулась, чтобы уйти.

– А вы, миледи, самая непредсказуемая из всех женщин, которых я знал, – не остался в долгу Рамон.

– Это комплимент или упрек?

Он рассмеялся.

– Пожалуй, комплимент. Не уходи, – попросил он, и теплота в его голосе заставила Синтию остановиться.

И что теперь? – недоумевала она, снова на всякий случай приготовившись к обороне.

– Дай мне пару минут, чтобы… обдумать твое предложение мира, и я покажу тебе дом, если ты не против.

Синтия смягчилась от его вкрадчивого «если ты не против» и согласно кивнула. В это время зазвонил телефон. Пока Рамон разговаривал, Синтия разглядывала переплеты книг, по большей части старинных.

– Неужели кто-то читал все это? – поинтересовалась она, когда Рамон повесил трубку на рычаг.

– Нет, насколько я помню, – усмехнувшись, отозвался он. – Книги начал собирать мой прадед.

Синтия кивнула.

– Прямо-таки музейные экспонаты.

Она заметила, что глаза Рамона потеплели, и сердце ее бешено застучало. Но это длилось не больше секунды – Рамон моргнул своими длинными ресницами, и взгляд его стал прежним, словно Синтии все только показалось.

– Эти книги стоят здесь с самой постройки дома, – продолжал Рамон, как ни в чем не бывало. – Я только хранитель этих ценностей. Даже моя мать после смерти моего отца, когда переделывала весь дом по своему вкусу, не тронула их.

– Мне не нравится твой цинизм, – строго попеняла ему Синтия. – Ведь твоя мать вышла замуж за твоего отца, стало быть, она его любила.

– Это был ее первый брак. Через год после смерти моего отца она снова вышла замуж.

Синтия слегка нахмурилась,

– Кажется, ты воспитывался здесь, в этом доме?

– Да, так хотел мой отец. Он располагал немалыми деньгами и, стало быть, властью, так что его воля оставалась для матери непререкаемой, даже когда он был уже в могиле. – Теперь его цинизм звучал уже совершенно неприкрыто. – Поскольку моя мать вовсе не желала расставаться с деньгами, ей приходилось исполнять волю покойного и воспитывать наследника так, как того хотел мой отец.

– Должно быть, ты не очень хорошо ладил с матерью?

– Ошибаешься, – холодно возразил Рамон. – Я ее обожал. Она и Сай…

Он неожиданно оборвал себя на полуслове и поджал губы. Воцарилась напряженное молчание. Новый звонок телефона прорезал тишину, заставив обоих вздрогнуть. Рамон схватил трубку.

– Слушаю! – рявкнул он.

По мере того как Рамон слушал собеседника, он все больше мрачнел. Синтия тем временем перебирала в памяти детали их с Рамоном диалога и старалась понять, почему он так неожиданно замолчал. Может, сболтнул что-то лишнее? О книгах? О матери? Или… чуть не произнес имя отчима?

– Что, прямо сейчас? – резко спросил Рамон. – Отлично, принято. – Он встал из-за стола. – Время меня вполне устраивает, можешь договариваться. Я буду через полчаса. – Рамон повесил трубку и обратился к Синтии: – Извини, мне надо отлучиться по делу. Может, ты без меня осмотришь дом?