Начало научной деятельности И.Я. Фроянова приходится на 1960 – 1970-е годы. Это было своеобразное время. С одной стороны, доминировала уверенность в незыблемости основных концептуальных положений, оформившихся в марксистской исторической науке и превратившихся в совокупность догматов в середине 1950-х – первой половине 1960-х годов. С другой – все больше и больше исследователей начинали тяготиться излишней детерминированностью и жесткостью пятичленной формационной концепции. Следствием этого явились активизировавшиеся с 1960-х годов попытки ее корректировки, выразившиеся в выделении межформационных периодов, поиске новых формаций и т. п. В рамках этих поисков возобновляется прерванная на рубеже 1920 – 1930-х годов дискуссия об азиатском способе производства, а А.И. Неусыхин, на новом уровне осмысления, вновь поднимает вопрос о существование особого «дофеодального» периода, предшествующего классовому обществу. Не остались без внимания и «надстроечные явления» в частности проблема генезиса государственности. А.И. Неусыхин высказал мысль о том, что т. н. «варварские королевства» в Европе представляли своеобразную форму государственности («варварское государство»), которые не являлись классовыми по природе. Тогда же М.А. Виткин высказал мнение о том, что государство на Древнем Востоке возникает еще до оформления классового общества.)
Происходят постепенные сдвиги и в изучении проблем перехода от феодальной формации к капиталистической. Своеобразным подведением итогов здесь стала Всесоюзная дискуссия, проходившая 2 – 4 июня 1965 года в Москве. Авторы коллективного доклада (И.Ф. Гиндин, Л.В. Данилова, И.Д. Ковальченко, Л.В. Милов, А.П. Новосельцев, Н.И. Павленко, М.К. Рожкова, П.Г. Рындзюнский) выступили против попытки подтягивать процессы, протекавшие в России, к аналогичным процессам в передовых странах Европы. Формирование капиталистического уклада в России и начало переходного этапа к капитализму они отнесли не ранее чем к 60-м годам XVIII столетия. Это был известный выпад как против господствующей точки зрения, основывающейся на ленинской периодизации, о генезисе капитализма с XVII века, так и против С.Г. Струмилина и Д.П. Маковского, возводивших указанные процессы к рубежу ХV – ХVI веков. К сожалению, в последнем случае авторы доклада за действительными недостатками не усмотрели, пусть слабую, тенденцию к отказу от линейного понимания исторического процесса. Эту тенденцию не только заметил, но и четко выразил А.С. Сумбатзаде. С одной стороны, он выступил против попыток ускорить исторический процесс, с другой стороны, указал на зигзагообразность экономического развития. «С этой точки зрения, если посмотреть на историю России, я думаю – говорил он, – что в ХV – ХVI веках, даже в начале XVII века, в России для развития элементов и отношений капитализма, может быть, были гораздо большие возможности, чем во второй половине XVII и первой половине XVIII века». Обоснованность подобного подхода была подтверждена исследованиями Н.Е. Носова, обнаружившего зачатки капиталистических отношений в черносошных районах Севера конца ХV – ХVI века. В сходном направлении работал М.Я. Волков, увидевший в истории России XVII века альтернативу социально-экономического развития по феодально-крепостническому или по буржуазному пути.
Наконец, в 1960-е годы оформляется так называемое «новое направление» в советской историографии, представители которого перенесли акцент с изучения зрелых форм капитализма в России начала XX века на анализ «взаимодействия» и «сращивания» передовых форм капитализма с остатками докапиталистических укладов. В этой связи по-иному представала роль различных социальных слоев в революционных потрясениях, в том числе рабочего класса и крестьянства. Характерно, что, обращаясь к ранним периодам отечественной истории, представители «нового направления» опирались на положения уже упоминавшихся Л.В. Даниловой, Н.И. Павленко и ряда других сторонников теории позднего становления капитализма в России.
В изучении Древней Руси в 1950-х – первой половине 60-х годов, казалось, все шло по пути, проторенному Б.Д. Грековым. Древнерусское общество безоговорочно признавалось феодальным. Вопрос заключался в том, возводить начало феодальной формации к IX веку или к более раннему периоду и каким временем датировать начало эпохи развитого феодализма. Жесткое, даже порой хронологическое подтягивание отечественного феодализма к западноевропейскому иногда доходило до абсурда. Например, Русская Правда, стоящая в типологическом ряду т. н. «варварских правд», представлявших кодификацию норм обычного права, трактовалась как кодекс феодального права, что вызвало неподдельное недоумение такого выдающегося специалиста в области европейского средневековья, как А.Я. Гуревич. Вместе с тем, отмеченное выше противоречие концепции Б.Д. Грекова никуда не исчезло, а попытки разрешить его с помощью теории государственного феодализма, несмотря на все увеличивавшееся количество ее приверженцев, были бесперспективными.
Более аргументированной и, в итоге, весьма перспективной оказалась корректировка концепции Б.Д. Грекова в работах Ю.Г. Алексеева. Занимаясь аграрной историей ХV – ХVI веков, он показал неразвитость феодальных отношений на Руси, отодвинув конечную грань эпохи раннего феодализма до второй половины XVI столетия9. Заключительный этап аграрной истории раннего русского феодализма он связывал с уничтожением в центре страны свободного крестьянского землевладения (черной волости), вследствие чего «земля стала на практике, как и в теории, монопольной собственностью класса феодалов». Логическим и историческим следствием ликвидации свободной крестьянской общины стало введение крепостного права.
Одним из главных возмутителей спокойствия в середине 1960-х годов стал А.А. Зимин, вновь поднявший вопрос о значительной роли рабства в процессах социогенеза на Руси. Однако наибольший резонанс получило его исследование, посвященное «Слову о полку Игореве», как по выводам автора, отрицавшего древность памятника, так и по административным последствиям. Кардинальный же отход от прежних представлений о Древней Руси, от догматического видения исторического процесса начался с трудов И.Я. Фроянова, положивших начало новому этапу историографии средневековой Руси.
Несомненно, что свою роль в становлении концепции И.Я. Фроянова сыграли и научное окружение, и историографическая ситуация, и историческая эпоха в целом. Являясь учеником В.В. Мавродина, он ощущал неизменную поддержку учителя, видевшего, видимо, в нем ученого, способного сделать то, что не удалось ему самому по ряду причин. Известное влияние оказали на молодого исследователя А.А. Зимин и А.Л. Шапиро, идеи А.И. Неусыхина и представителей «нового направления» (И.Я. Фроянов в противовес устоявшимся традициям сделал акцент на изучении не феодальных, а дофеодальных институтов в их взаимодействии) и т.п. Однако, внимательно вглядываясь в историографическую ситуацию 1960 – 1980-х годов, непредубежденный исследователь увидит, что И.Я. Фроянов даже на начальном этапе своей деятельности был равноправным участником процесса обновления исторической науки, а к началу 1980-х годов занял здесь, безусловно, лидирующие позиции.
Концепция И.Я. Фроянова складывалась основательно, как добротное, на века построенное здание. От закладки фундамента и, далее, «по кирпичику», до возведения кровли. Первым делом ученый обратился к изучению социально-экономической структуры древнерусского общества и, прежде всего, к анализу природы зависимого населения. Уже первые статьи и кандидатская диссертация показали, что феодальные элементы не играли ведущей роли в системе социальных связей, а в системе эксплуатации преобладали рабские и производные от них формы.
Следующим важным этапом в научной биографии И.Я. Фроянова стала подготовка и защита в 1973 году докторской диссертации «Киевская Русь. Главные черты социально-экономического строя». В ней, помимо зависимого населения, ученый рассмотрел такие базовые для характеристики социально-экономического строя вопросы, как семья и община, возникновение городов, формы землевладения и их природа. Выводы, сделанные автором на основе непредвзятого анализа материала, произвели ошеломляющее воздействие на научную общественность. По его мнению, на Руси в ХI – ХII веках были и малые индивидуальные, и большие семьи, выделившиеся вследствие распада патриархальных родов. Последние преобладали. Древнерусская община – вервь – занимала промежуточное положение между семейной общиной и территориальной. Крупное землевладение возникло сравнительно поздно: княжеское – не ранее X, а боярское и церковное – не ранее XI века, посредством заимки пустых (свободных) неосвоенных земель и купли. Княжеские и боярские вотчины развивались с уклоном в скотоводство и промыслы, базировались, в основном, на рабском и полурабском труде. Основу благосостояния знати составляли неземельные доходы. Вотчины были немногочисленны, являясь островками в море свободного общинного землевладения. «Ни в X – XI, ни в XII веках правящая верхушка не имела достаточно сил, чтобы переварить свободную земледельческую общину».
