Живот под руками был гладкий и плоский. Но с каждым днем он будет расти. А потом я почувствую, как там кто-то возится. Положу на живот руку – и он толкнет меня изнутри, словно поздоровается.

Так что получается, Лиза? Ты собралась рожать? Серьезно?

Я скрипнула зубами и зажмурилась. Не буду сейчас ничего решать. Не хочу.

Маленькое существо внутри огорчилось – меня снова потянуло к тазику.

Заслышав шум мотора, я кое-как сползла с кровати и выбралась на крыльцо. Марина, одетая в серые шорты и черную футболку с веселенькой надписью «Fuck Off!», выводила из сарая громоздкий мужской велосипед.

- Ты куда? – удивился Антон, выгружая из багажника «Пежо» пакеты с продуктами.

- В ларек съезжу. На станцию.

- Зачем?

- За минералкой.

- Да я привез, целую упаковку, - Антон достал с заднего сиденья обтянутые пластиком бутылки.

- Это газировка, а не минералка! – высокомерно бросила Марина, неуклюже перекидывая ногу через раму. – Поеду «Нарзану» куплю.

Все ясно. Оставила нас одних. Для «сурьезного» разговора.

- Что с тобой? – спросил Антон обеспокоенно, усаживаясь рядом со мной. – Ты такая бледная. Ты хорошо себя чувствуешь?

Он коснулся моей руки, и по всему телу побежала новая волна озноба. Рука стала похожей на тушку мороженого цыпленка – ледяная, синюшного оттенка и в пупырышках. Тепло ль тебе, девица, тепло ль тебе, синяя? Лежа под тулупом, я продумывала всевозможные варианты своего «говорят все радиостанции Советского Союза». И вдруг все они таинственным образом из головы улетучились.

- Я беременна! – ляпнула я и уставилась на него, напряженно ловя ту самую первую реакцию, по которой смогла бы определить его отношение к «сюрпрайзу». «Вот в зависимости от этой самой реакции и буду решать», - промелькнуло где-то на задворках самым мелким петитом.

Надо же! А я когда-то считала его ослепительным красавцем.

Лицо Антона как-то странно сморщилось, он стал смешным и немного жалким – в том смысле, что его стало жаль, но не по какой-то там причине, а просто так. Как в финале трогательного фильма. Как в тот момент, когда я смотрела в окно на Левку, неуклюже забирающегося в машину. Защипало в носу.

Антон порывисто и неловко притянул меня к себе, уткнулся носом в ухо – стало жарко и щекотно – и прошептал:

- Ты ведь его родишь, да?

Я отодвинулась. На меня смотрели странно круглые, совсем как у совы, глаза. Они не моргали, они – вспомнилось дурацкое детское словечко – лупали. Я хотела засмеяться, но почему-то заплакала. Говорят, беременные женщины жутко слезливые и плачут по любому поводу. И без повода тоже. Лиха беда начало!

- Да? – продолжал настаивать Антон, все так же шепотом.

- Да!

- А чего орешь? – совершенно другим, совершенно обычным тоном поинтересовался он.

Я даже задохнулась от неожиданности. Словно радуясь принятому решению, организм моментально утихомирился, тошнота, как по волшебству, прошла.

- А что там у тебя вкусного есть? – покосилась я на стоящие у крыльца пакеты.

                                                        19.

- Пришлось тебя частично рассекретить, - обрадовал меня Антон, когда мы уселись на кухонной веранде ужинать.

- То есть? – бутерброд с ветчиной застыл на полпути к моему разинутому рту.

- Пришлось по большому секрету поведать Коробку, что ты немножечко жива. Он удивился, но обрадовался. Вернее, наоборот, обрадовался, но удивился.

- Кто тебя просил?

- Ты хочешь, чтобы твое ненаглядное БВС приказало жить за компанию с тобой?

- Это почему это? – возмутилась я, откладывая так и не откушенный бутерброд.

- Твои милые подчиненные радостно бросились делить власть. На твой кабинет замахнулись по очереди Зоя, Паша и Витя. Особенно Зоя. А Славик им всем показал кукиш. Сказал, что держал эту богадельню исключительно из доброго к тебе отношения. И что без тебя они ему сто лет не нужны.

- Так и сказал? – хихикнула я. Молодец Славик. Но мои-то бандерлоги каковы! Хозяйский труп еще остыть не успел, а они уже кабинет делят.

- Так и сказал. Зоя мне позвонила, в слезах. Хотела узнать, имеет ли он право на такой низкий поступок. Я ее огорчил, что еще как имеет. И перезвонил Коробку. Но это еще не все.

- Что еще? – от недоброго предчувствия заныло в животе. Хотя, может, всего-навсего от голода.

- Тебя искали. У мамы.

- Кто?

- Не имею представления. Но мужчина. Я попросил соседей сразу звонить мне, если кто-то будет тебя спрашивать.

- Подожди! – сообразила я. – Он искал меня или?..

- Вот именно что «или». Ту женщину, которая жила в квартире твоей матушки.

Я сжала руками виски и застонала.

- И что соседи?

- Бабка напротив сказала ему следующее, цитирую дословно: «Она уехала куда-то с мужчиной, на иномарке».

- Дай телефон! – потребовала я.

- Кому ты собираешься звонить? – Антон протянул мне свой крохотный серебристый «Сименс».

Проигнорировав вопрос, я набрала номер своего сотового, который отдала маме. В ее задачу входило фиксировать все входящие звонки, попутно развивая легенду: погибла, мол, Лиза, во цвете лет, царствие ей небесное.

- Мам, кто-нибудь звонил? – заорала я, даже не поздоровавшись.

- Нет, никто. А ты откуда звонишь?

- Из одного места, мам. Скажи, ты чего-нибудь необычного не заметила? Люди какие-нибудь посторонние, машины незнакомые?

- Не-ет, - как-то неуверенно протянула мама.

- Точно? – насторожилась я.

- Ну ты же знаешь, у нас в переулке все на виду. Хотя постой-ка… Ведь точно, было такое.

- Ну говори, говори! – я даже ногой топнула, хотя мама и не могла меня видеть.

- Я пошла в магазин, возвращаюсь, а возле калитки стоит кто-то и за забор заглядывает.

- Как он выглядел? Это ведь он был, в смысле, мужчина?

- Да мужчина-то мужчина, вот только, как выглядел, точно не скажу. Я же его издали видела, от поворота. А когда до  калитки дошла, его уже не было. Наверно, шмыгнул в проулочек.

- Ну хоть примерно, мам! – взмолилась я. – Высокий, низкий, худой, толстый?

- Да никакой. Обычный среднестатистический гражданин.

- Ага, средней, значит, паршивости. А одет во что?

- Дай подумаю, - засомневалась мама. – Кажется, в джинсы. И майка какая-то. Лиз, а ты где? – снова спросила она.

- Да так, в одном месте, - я все же решила не уточнять, в каком именно, и, во избежание дальнейших расспросов, поспешила разговор закончить.

- Ты все понял? – спросила я Антона, кратко пересказав ему содержание нашей с матушкой плодотворной беседы. – Как видишь, они действительно знают, что я жива. Но откуда? Может, Коробок?

- Вряд ли, - покачал головой он. – Я звонил ему только сегодня.

- Но он разговаривал со мной на поминках. Может, узнал?

- Вряд ли, - повторил Антон. – Тогда он не стал бы закрывать твою лавочку. Да и удивился очень натурально.

- Тогда, может, Стоцкий? – продолжала настаивать я. – У Чинаревой ведь и раньше были какие-то милицейские информаторы. Или это у Полосовой? Ведь кто-то же ее предупредил об обыске в клубе. И о том, что меня задержали по подозрению в убийстве Брянцева, она тоже знала.

- Стоцкий? – Антон вытащил сигареты, но, видимо, вспомнил о моем, так сказать, интересном положении и спрятал пачку обратно в карман. – Нет, только не Стоцкий. В это я никак не могу поверить. Я его столько лет знаю.

- Ну а кто тогда? – заорала я, вскакивая со скамейки. Со стола полетели вилки, опрокинулся стакан, сок полился на пол. – Кто? Мама? Марина? Или, может быть, ты?

- С ума сошла? – Антон швырнул на стол вилку и тоже встал. – Сядь и успокойся!

- Сам сядь и успокойся!

Я выскочила из кухни и понеслась в дом. Дурнота вернулась и плескалась около ушей. Плюхнувшись на кровать, я с головой залезла под тулуп и снова дала волю слезам. Наверно, у меня уже не физиономия, а папье-маше, думала я, всхлипывая и глотая сопли. Ну и пусть! Ну и пусть!!! Все равно найдут и убьют. Вместе с крохотной запятой, которая недавно поселилась во мне.