Дом семьи хирурга находился на тихой улице поселка Колосово, куда не добралась еще мохнатая лапа властьимущих, поэтому здесь не было охраны, фонарей на улицах и асфальтированных дорог. Здесь у всех все было просто и одинаково – дом, баня, огород, гараж. Домашних животных Бурлаковы не держали – работа не позволяла. Николай часто не ночевал дома – все-таки, госпиталь, а Тамара работала в Москве старшим экономистом в Министерстве легкой промышленности, машину не водила, поэтому дорога туда-обратно занимала в день не меньше четырех часов – какие уж тут животные? Анютке было уже двенадцать, она была обычным советским ребенком – ясли, детский сад, продленка, вечер перед телевизором, кино по выходным, глобальные развлечения два раза в год - летом цирк, зимой – новогодняя елка в «Олимпийском». Так жили многие, но не все. Некоторые жили и по-другому…

3.

Когда Лали открыла глаза, было уже три часа дня. Она услышала какой-то странный звук. Ей показалось, что кто-то стонет, но она никак не могла понять, где находится. Солнце светило так ярко, что казалось, будто бы ничего плохого никогда и ни с кем на Земле не происходило. Ей было так тепло и уютно, что хотелось прожить так всю оставшуюся жизнь, тем более что сейчас Лали не знала о жизни ничего – в свои десять лет она потеряла память.

Бурлаков приоткрыл дверь и заглянул вовнутрь – девочка все так же лежала на кровати, но глаза ее были открыты, и в них было какое-то непонятное сочетание радости, страха и недоумения. «Это первый случай в моей жизни, когда я не знаю, как себя вести», - подумал Николай и вошел в палату. Маленькая Лали повернулась и увидела его. Николай был довольно высоким и широкоплечим мужчиной с темными, слегка начавшими седеть волосами.

- Привет, - он постарался быть естественным, - Проснулась?

- Что это за звук? – Лали решила сначала выяснить то, что немножко пугало ее.

- Это коровы мычат, их ведут на дневную дойку, - Николай улыбнулся.

- А что такое «коровы»?

Вопрос поставил Николая в тупик, но как врач он понимал – амнезия вследствие шока – сложный диагноз, дающий совершенно непонятные рецидивы.

- Корова – это животное. Я покажу тебе.

Неожиданно Лали приподнялась на кровати, порывистым движением обняла Николая за шею, и, прижавшись к нему всем своим маленьким тельцем, начала быстро-быстро говорить. Не дожидаясь ответов, Лали совсем не по детски забрасывала Бурлакова вопросами: «Где я? Как меня зовут? Где я живу? Кто вы?» Вопросы сыпались и сыпались, а Николай все молчал, выжидая момент. Когда девочка замолчала и отстранилась от него, глядя в упор своими темно-вишневыми глазами, он медленно набрал в грудь побольше воздуха и уверенно произнес: « Пойдем домой, Лали. Там я все тебе расскажу».

4.

Через семь лет. 2003

- Мое имя Ольга Николаевна Бурлакова – Лали гордо подняла голову. – 1986 года рождения, национальность… – она на секунду задумалась, потом как-то странно улыбнулась одними губами и продолжила – национальность – русская.

* * *

«Когда-то, когда еще была великая страна Советский Союз, ты родилась на свет. У тебя были папа и мама, был брат, его звали Аслан, была сестричка Лейла, твой отец был чеченец, а мама – армянка. Потом началась война. Когда тебе было десять лет, в дом, где жила твоя семья, попала бомба, и он разрушился, твоя семья погибла. Ты была контужена и потеряла память, потом тебя нашли русские солдаты и тайно на военном вертолете вывезли из зоны военных действий. Затем, я сам не знаю, как, ты попала в наш госпиталь, а потом ко мне пришел человек и дал много денег за то, чтобы я удочерил и вырастил тебя, как свою дочь. Почему он пришел именно ко мне? Я не знаю, но думаю, что не случайно. Сначала я отказывался, мне казалось, что вырастить чужого и, кроме того, уже взрослого ребенка – это не под силу нам с Тамарой, но когда я увидел тебя, маленькую, беззащитную на больничной кровати, я понял, что сделал бы это даже без денег. Теперь ты наша дочь, моя и Тамары, твоей мамы, у тебя есть сестра Анюта, она на два года старше тебя. Я старался быть хорошим отцом, потому что растил тебя восемь лет и считаю тебя своей дочерью». - Николай остановился и облизнул губы. Он пытался сказать эти слова уже почти восемь лет и не мог. Почти восемь лет он постоянно репетировал, он выучил наизусть этот текст, он оттачивал его изо дня в день, подбирая слова и выстраивая фразы, но ему все время казалось, что надо не так, что в следующий раз получится лучше. За восемь лет он так и не рассказал своей девочке, своей Лали, Ольге Николаевне Бурлаковой, что она не его родная дочь и что жизнь ее началась не со взрыва, а с рождения, как у каждого человека, и что он очень мало знает о том, как же все-таки прошли первые десять лет ее жизни. Он так и не сказал этого. Какой же он был дурак!»

5.

Лали сидела на жестком стуле в полутемной комнате с ободранными обоями и заклеенными газетой окнами. Она понимала, что бесполезно пытаться убежать, хотя именно сейчас, почему-то, очень ярко всплывали в голове эпизоды голливудских боевиков про «красивых и смелых». Они были сделаны не то из металла, не то из резины, но в огне не горели, в воде не тонули, и пуля их не брала. Лали понимала, что она не «силиконовая супер-вумен» с мощными бицепсами, и что если она дернется, ее просто убьют. Нет, пока ее не обижали, не били, даже не запугивали. Ее просто встретили на улице, запихали в машину и привезли сюда. Именно потому, что все это было сделано вот так просто и тихо, совсем не так, как в кино, она поняла – сопротивляться не надо.

Напротив сидел пожилой мужчина мрачной наружности. На вид ему было около пятидесяти, хотя на самом деле возможно и меньше. Он не представился, но про себя Лали окрестила его Лешим. Когда Лали привели в эту комнату, Леший долго и задумчиво смотрел на нее. А потом просто сказал: «Садись». Она села и стала отвечать на его вопросы. Это она тоже видела в кино – так обычно добрые следователи допрашивали хороших по сути, но запутавшихся в своей жизни героев фильмов.

- Значит, говоришь, Ольга Николаевна? И национальность – русская, - задумчиво повторил Леший, - Русская. Ты уверена в этом, девочка? Ты не похожа на русскую. – Он так произнес эти слова, что Лали на мгновение стало страшно, очень страшно.

- Да, я уверена, - она сильно тряхнула головой, чтобы отогнать это фиолетовое чувство страха. – А почему Вы спрашиваете? Если из-за того, что волосы у меня темные, так это я в маму. Мой дедушка был грузин, он даже маму мою назвал Тамара, как грузинскую царицу, а вот у моей сестры Анютки волосы светло-русые, - ей казалось, что пока она говорит, с ней ничего не случится. Пока она слышала свой голос, было не так страшно. – А вот у папы тоже были темные волосы, правда, сейчас этого уже не видно – сейчас он почти весь седой.

Леший поднял глаза и долго пристально смотрел на нее, не мигая. Было видно, что сейчас он решает для себя что-то очень важное. Лали не понимала, чего от нее хотят. Она не могла даже предположить, что же будет дальше.

- Чего Вы хотите от меня? Отпустите меня домой, - вдруг неожиданно для себя произнесла она. – Я хочу домой!

- Помолчи, девочка. Я отпущу тебя домой, можешь не сомневаться, - Он замолчал, и на несколько минут воцарилась ужасающая холодно-синяя тишина.

- Ты знаешь, девочка, что ты родилась для определенной миссии, и ты обязана выполнить ее. Я сейчас ничего не буду объяснять тебе, но подумай о моих словах. Мы еще встретимся с тобой. Очень скоро. Жди. Я думаю, что в свои 17 лет, ты уже достаточно умна для того, чтобы понять, что никто ничего не должен знать о нашей встрече, иначе будет очень больно твоей светловолосой сестричке Анютке. Учти, что два раза я не предупреждаю.