– Удивительно, но Рождество совсем не то, каким оно было раньше, – старый рыцарь оглядел свой Большой Зал, увешанный знаменами, гобеленами и комплектами доспехов. Он покачал бородатой головой.

– Да и ты тоже не тот, каким был раньше, – ответила его любящая жена, отличавшаяся таким острым языком, что им можно было резать олений окорок.

– Тьфу. В мое время мы развешивали ленты и сосновые ветви, омелу и остролист. Всегда была добрая, честная пирушка, с менестрелями и медом, но, конечно же, после того, как мы опускались на колени и молились.

– В твое время, старая ты развалина, у тебя были колени.

Печально, но верно: сэр Олник был всего лишь тенью самого себя. В действительности он являлся бесплотным духом, привидением, фантомом, призраком. Его возлюбленная леди Эдрит, такая же прекрасная в его глазах, как и всегда, для других, смертных глаз, выглядела всего лишь струйкой дыма, пылинкой в лунном луче, дуновением аромата сирени.

Сейчас она плыла через Большой зал замка Уорт, ее длинные рыжие волосы тянулись позади нее, и лишь простая золотая лента удерживала их от алебастровых щек. Летним днем это бледное лицо могло бы обгореть, но солнце не целовало леди Эдрит уже давным-давно, слишком давно. Точно так же леди уже много лет не целовал и ее муж, и она не собиралась допускать нечто подобное в ближайшем будущем.

Тихо шелестя богато вышитым голубым бархатным платьем – или это ветер шептал что-то через трещины древней груды камней? – леди Эдрит проплыла мимо длинного ряда старинных доспехов, которые выстроились вдоль потемневших от дыма стен. Только одни латы в настоящий момент были заняты – те, в которых сейчас пребывал в дурном настроении сэр Олник. Это была вторая по качеству кольчуга рыцаря, его самой лучшей был нанесен непоправимый ущерб, хотя и не такой непоправимый, какой был причинен самому сэру Олнику в тот давно прошедший, ставший причиной проклятия день Рождества.

– Сэр Олник Уорти [1], – бормотала его благородная жена. – Ха. Ты не достоин даже хорошей полировки, только не после того, как распугал всех слуг. Опять. Мой дом продолжает разрушаться и, наконец, развалится, и я не стану благодарить тебя за это.

– Ох-хо, так теперь это моя вина? Разве не ты досаждала служанкам насчет их уборки?

– Все они ленивые создания, до единой. Но я никогда не заставляла стаю злобных гусей нападать на бедную кухарку.

– Ради всех святых, они искали кольцо. Твое благословенное кольцо.

– А что насчет сумасшедших белок или мычащих коров? Это было до или после диких кабанов и ураганов? Никто и близко не подойдет к этому месту, только не в Рождество.

– Ангелы на небесах, я пытался сдвинуть кольцо. Ведь оно становится ближе, не так ли? – Сэр Олник присел еще ниже в своей броне, позвякивая частью набедренника. Он побренчал им снова для ровного счета, но вряд ли кто-то это услышал. Слуги редко заходили в эту часть старого замка, и никогда – ближе к Рождеству, если могли избежать этого. Но рыцарь знал, к своему неизменному сожалению, что невозможно избежать взаимных упреков его возлюбленной.

– Ближе? – пронзительно завопила его сладкоголосая дражайшая половина. – На три мили или на три столетия? С такой скоростью замок обрушится нам на головы, если бы они у нас были, конечно, а наши наследники будут жить на Луне, прежде чем мы разрушим твое окаянное проклятье.

Сэр Олник загрохотал тяжелым мечом, висящим на боку.

– Ваша память обманывает вас, мадам жена, точно так же, как и вы обманули свои супружеские обеты.

– Я никогда не делала этого, старый ты дурак с причудами!

– Помилуйте, ведь это не я навлек проклятие на наш дом.

– Что ж, это ведь не я полезла в драку в день Рождества.

Они устроили пир для соседей в честь празднования Рождества, столы ломились от молочных поросят и фаршированных куропаток, оленины и копченых устриц. Здесь же были музыканты и мимы, эль, мед и вино с пряностями. Количество выпитого все возрастало, а вместе с ним повышалась и раздражительность.

– Я продолжаю утверждать, что этот пес Ростенд оскорбил меня и мой дом, – объявил сэр Олник.

– Сэр Ростенд сделал комплимент по поводу моего платья, ради всего святого.

– Его глаза снимали с тебя это платье, я клянусь.

Увы, сэр Олник потерял голову, вызвав своего давнего недруга на дуэль. Рыцарский поединок превратился в схватку между двумя армиями их последователей, в кровавую ожесточенную битву. Сэр Олник проиграл. Он и в самом деле потерял голову, но к тому же еще и руку, ногу и всякие разные внезапно ставшие ненужными придатки. Хуже всего было то, что он потерял венчальное кольцо своей жены.

За то, что они устроили поединок в день Рождества, нарушили королевское перемирие – за это обоих мужчин вздернули бы на виселице. За то, что он отнял жизнь, даже у такой никем не оплакиваемой персоны, как сэр Ростенд, в день Божественного Рождения, – за это сэр Олник отправился бы прямиком в ад, если бы не прощальные слова его возлюбленной. Когда она со злостью втискивала свое золотое кольцо на мизинец мужа – ради того, чтобы оно поддержало его во время поединка, – леди Эдрит заявила:

– Если ты потеряешь это кольцо…, – что сэр Олник мог сделать, конечно же, только тогда, когда расстался бы с жизнью, -… то тогда твоя душа будет вечно бродить по этому залу. Ты никогда не обретешь покоя, Господь тому свидетель и любовь, которую я испытываю к тебе, до тех пор, пока кольцо не вернется обратно в этот замок, на тот палец, где оно и должно находиться.

Леди Эдрит умерла вскоре после мужа, защищая свой дом и родовое имение своего сына от тех, кто счел смерть лорда приглашением увеличить собственные владения. Она преуспела в том, чтобы сохранить преемственность, но тем же самым проклятием была обречена присоединиться к вечному заточению сэра Олника. То, что она упомянула всуе имя Господне, да еще в Рождество, и узурпировала Его власть, не позволило ей пройти через Небесные Врата. Вместо этого леди Эдрит коротала время в Большом Зале замка Уорт, не давая расслабляться ни призрачному мужу, ни служанкам.

Насколько сэр Олник смог вычислить, учитывая столетия, которые он потратил на обдумывание своего затруднительного положения, ему нужно было надеть это проклятое кольцо на палец невесты одного из его потомков. Леди Эдрит, определенно, больше не могла носить его, а если просто поместить золотой ободок на руку наследника, то, вероятно, это не удовлетворит условиям проклятия. Нет, это было бы слишком легко для его благородной жены. Кроме того, ей нужна была настоящая любовь. Ох, и он вскоре обнаружил – после пары десятков лет – что во время двенадцати дней Рождества [2]может на самом деле влиять – пусть даже в самом небольшом отношении – на внешний мир, а не только издавать стоны и металлический лязг. Его возлюбленная леди ничего не делала наполовину. При этом у нее не было и половины его влияния на смертных, которые делили с ними замок.

К несчастью, потомки сэра Олника, которые взяли себе фамилию Николсон и возвысились, благодаря той же самой упрямой доблести, до титула баронов Уорт, редко женились по любви. Они заключали выгодные браки, увеличивали свои владения, богатство и власть, какой бы двор ни правил в это время. К тому же большую часть года они проживали в других местах, за что сэр Олник не мог осуждать их. Черт, ведь замок посещали призраки, не так ли?

Кроме того, что под рукой у него не было ни наследника, ни возлюбленной невесты, древний рыцарь все еще не отыскал кольцо, но он подбирался все ближе. Место, где состоялся поединок, стало расхлябанной грязной ямой к тому времени, когда все части и куски воюющих сторон были собраны для похорон. Никто не знает, кто именно оказался в какой усыпальнице. Никого это не интересовало, за исключением сэра Олника, который, к своему – выражаясь буквально – вечному сожалению, утратил мизинец левой руки с кольцом жены на нем.