— Душа моя в смятении после того, как узнала я от госпожи Идзанами, что муж мой и дочка вернулись на остров.

— Ты же мертва. Почему тебя это так разволновало? Конечно, живые скорбят по нам, но потом быстро забывают. Живые эгоистичны, поступают, как им удобно, и память у них короткая. Да и сами разве не были мы такими же? Теперь не должно быть нам дела до живых. Лучше уж оставь их в покое! — решительно заявила Арэ, но меня продолжали мучить сомнения. Вряд ли Хиэда-но-Арэ, у которой не было своей семьи и которая была в стране Ямато обласкана сильными мира сего, могла понять мои чувства, когда я рассказала ей о том, как мы с Махито, подвергая себя смертельной опасности, бежали с острова.

— Обидно мне, что не смогла спасти мою дочурку, — произнесла я, и Хиэда-но-Арэ, видно, поняла, что нашла ключ к моему признанию. На этот раз она рассмеялась и стала поддразнивать:

— Понятно, понятно. Ты, Намима, не только дочку, но и мужа не можешь забыть. Наверное, переживаешь, что после твоей преждевременной кончины муж живет с другой женщиной. Разве не так?

Действительно, после моей смерти и дня не прошло, чтобы я не вспомнила о Махито. Мне хотелось узнать только одно: каковы были его истинные намерения. Может быть, Идзанами горевала от того, что чувства ее к Идзанаги остались прежними, а сама была она заперта в царстве мертвых? А может, причиной была измена Идзанаги? Живые высокомерны. Им нет дела до умерших — они только и делают, что гоняются за радостями жизни. Конечно, со смертью ничего поделать невозможно. И все же, думаю, Идзанами хотела бы сказать Идзанаги: «Только не отказывайся от того, что было нами сделано! Не отказывайся от тех чувств, что изливали мы друг другу!»

В отношении Махито меня мучили те же подозрения, что терзали и Идзанами. Он ведь был готов на все, лишь бы убежать с острова, так почему же он вернулся?

Нараспев затянула высоким голосом Арэ. Знала я от нее, что с такими словами обратился Хоори, юноша удачливый в охоте, к Тоётама-химэ, деве обильных жемчужин, дочери бога великого моря. Хоори стал свидетелем того, как Тоётама-химэ превратилась в крокодила во время родов их ребенка. Не вынеся позора, бросила Тоётама-химэ ребенка и вернулась во дворец к отцу на дно морское. Но не могла она забыть свое дитя и поручила заботу о нем своей младшей сестре, Тамаёри-химэ, деве нанизывания жемчужин. Были стихи, исполненные Хиэда-но-Арэ, песней-ответом, что сложил Хоори в ответ на стих-послание, принесенное Тамаёри-химэ.

Как и Хоори, не смогу я забыть Махито, «пока моя жизнь длится». Как Тоётама-химэ думала о своем ребенке, так и я беспокоюсь о Яёи. Сможет ли Яёи выжить на острове Морской змеи с его суровыми порядками? «Хорошо бы, была у меня такая младшая сестра, как Тамаёри-химэ, которой можно было доверить заботу о дочке», — с болью подумала я, когда услышала историю о Хоори. Мы же с Камику были в противоположных мирах, откуда друг другу не помогают.

— Госпожа Арэ, я собираюсь покинуть Ёми-но-куни и посмотреть, что там с моими на острове, — и я обо всем откровенно рассказала Хиэда-но-Арэ.

— Разве это возможно? — удивилась она.

— Возможно. По словам госпожи Идзанами, если превратиться в насекомого, что проникают сюда через проход Ёмоцухира — муху или муравья, — то можно попасть наружу. Говорят, что много мошек-букашек из мира живых залетает сюда через тот проход.

Арэ радостно захлопала своими маленькими ладошками.

— Вот оно как! Ну, тогда я с тобой. Интересно, каким стал мир после моей смерти. Должна я сама убедиться, какая слава идет обо мне и как прошли мои похороны.

Похоже, Арэ было не все равно, что люди говорят о ней после ее смерти.

— Госпожа Арэ, это возможно только один раз, а после, когда насекомое умирает, вы снова попадете в Ёми-но-куни. Вы все равно согласны?

— Мне все равно. Я пойду. А ты, Намима?

Было видно, что Арэ не собиралась менять своего намерения.

Решившись покинуть Ёми-но-куни, я не находила себе места от беспокойства. Вместе с Арэ мы направились к проходу Ёмоцухира. Думаю, что Идзанами предвидела все наши шаги. Когда мы проходили мимо ее покоев, она окликнула нас, но из комнаты не вышла.

Покинув подземный дворец, мы зашагали по темному туннелю. Сейчас в туннеле, по которому когда-то рассерженная Идзанами отправила в погоню за мужем фурий, царила гробовая тишина, не было и намека на присутствие живых существ. В молчании мы на ощупь пробирались в кромешной тьме вверх по отлогому склону.

Наконец вдалеке забрезжил лучик света. Мы подошли к проходу Ёмоцухира, Именно здесь Идзанаги заявил Идзанами о своем решении расстаться с ней на вечные времена. Здесь же я очнулась после смерти. Я некоторое время смотрела на луч света, пробивающийся из мира живых, и яркие воспоминания пробудились во мне. Ужасно захотелось стать не мошкой, а ожить и еще раз прожить жизнь. Но это было неосуществимо. Глаза мои наполнились слезами.

— Намима, ты, наверное, подумала, как было бы хорошо ожить, а не просто превратиться в какую-то мошку, — прошептала Хиэда-но-Арэ, задыхаясь от ходьбы в гору — ее возраст давал о себе знать.

Опасаясь, что меня может услышать Идзанами, я на всякий случай тоже ответила шепотом: «Вы правы».

Хиэда-но-Арэ, годившаяся мне в бабушки, посочувствовала:

— Что ж, это понятно — тебе ведь только шестнадцать. Когда мне было шестнадцать, я уже была при дворе сказительницей. Талант мой был в том, что я все понимала с полуслова и какой бы длинной ни была история, услышав раз, я могла пересказать ее без единой ошибки, — в словах Хиэда-но-Арэ слышалась тоска по ушедшим временам.

— Госпожа Арэ, когда вы попали в Ёми-но-куни, где вы очнулись?

Арэ обернулась и посмотрела в темноту.

— Я очнулась перед дверью во дворец. Открыла глаза и забеспокоилась: почему я сплю в таком темном месте? Я простудилась и умерла от грудной болезни. Ох, и обидно было умирать! Хотелось еще пожить, еще историй порассказывать. Очнувшись, я обрадовалась, подумав, что жива. Но тут открылась большая дверь, оттуда вышла Идзанами и произнесла: «Ты Хиэда-но-Арэ? Слышала я, что ты рассказываешь истории о богах. Как-нибудь и мне расскажешь». Разволновалась я, поняв, что предо мной богиня Идзанами. Так я узнала, что все, о чем я рассказывала, не было выдумкой. Конечно, одиноко мне здесь, но хорошо хоть, что занимаюсь я тем же, что и при жизни.

Выслушав Хиэда-но-Арэ, я осознала, что еще не смирилась со своей судьбой. Мне было предначертано служить мико Стране Тьмы, а значит, прислуживать Идзанами и был мой удел. А вместо этого я страстно желала стать хоть грязным червяком, хоть змеей, что пресмыкается по земле, хоть цикадой, что живет лишь семь дней после превращения в имаго, — лишь бы еще раз увидеть мир живых, лишь бы узнать, что стало с теми, кого я любила.

— Глянь-ка, муравей! Красный муравей забежал! Муравей хоть и не быстро бегает, но зато жизнь у него длинная. Превращусь-ка я в муравья и пойду посмотрю, как там на земле после моей смерти, — сказала Арэ, вглядываясь в землю. — Намима, когда снова увидимся, поведаю тебе обо всем, что увижу. Ну, будь здорова. До встречи!

Мне было любопытно, как она сможет превратиться в муравья, и вдруг Арэ исчезла. Маленький красный муравей резко поменял направление и проворно засеменил в сторону света. Я же не собиралась превращаться в муравья. Мне нужно было пересечь море, чтобы добраться до острова Морской змеи. Если не птица — слишком многого просить не стоит, — то хоть бы какое-нибудь крылатое насекомое залетело. Я стояла перед валуном, которым Идзанаги загородил проход, и молилась, протянув руки к свету. Вдруг послышалось жужжание, и большая желтая с черными полосками оса влетела внутрь пещеры. Такой осы раньше мне видеть не приходилось. Выглядела она резвой и сильной. Более подходящего насекомого трудно было и представить. Я страстно захотела стать осой.