— Наконец-то появился человек, который захотел выслушать мой рассказ. Мне бы так хотелось, поведав кому-нибудь все без утайки, избавиться от того, что терзает меня. Я ведь живу в замкнутом круге, из которого нет выхода. И круг этот — мои мысли, к которым я возвращаюсь вновь и вновь. Очутившись не по своей воле здесь, в царстве мертвых, я изо дня в день лишаю жизни тысячу человек, и на мгновение мне становится легче на душе, но потом снова вспоминаю об этом мужчине, и безысходная злоба закипает во мне, и терзает, и мучает меня. Не думаешь же ты, что это приятная работа — решать, кому умереть. На меня взвалили эти тяжелые обязанности, которым нет конца. Знаешь ли ты, Намима, какое самое неуправляемое чувство в человеке? О да, это ненависть. Если зажегся в твоей душе огонь ненависти, то не будет тебе покоя, пока не сгорит зола ненависти дотла. А вот когда она сгорит — это уже другой вопрос. Я по вине Идзанаги оказалась заключенной в этой холодной могильной яме, и пока я здесь, пламя ненависти не потухнет в моей груди. Ну что ж, поведаю тебе, как дело было. Слушай же.

Идзанами серьезным тоном приступила к своему повествованию:

— Начну свой рассказ со дня сотворения мира. Случилось это за много тысячелетий до твоего, Намима, рождения. В древности мир представлял собой большой хаос, бесформенную жижу. Сначала небо разделилось с землей. Затем у всего появилась пара. Так постепенно сформировался мир. Небо и земля. Мужчина и женщина. Жизнь и смерть. День и ночь. Свет и тьма. Светлое начало и темное. Почему всего стало по паре? Да просто одного было недостаточно. В какой-то момент стало ясно, что только когда две части сливаются воедино, рождается что-то новое; что ценность одного проявляется, когда есть противоположная ценность, и от того, что есть обе ценности, рождается смысл.

Из хаоса родилось небо, и родилась земля. Когда небо и земля разделились, в мире небесном, Равнине высокого неба, появился бог Амэ-но-минака-нуси, бог-правитель центра небес. Вскоре появились бог-творец небесного мира Такамимусухи и бог-творец земного мира Камумусухи. Были эти три бога бестелесны, а потому невидимы глазу. Не были они ни мужчиной, ни женщиной, а были они бесполы.

Если же говорить о том, как выглядела земля в те времена, то была она подобна маслу на воде, и носилась она, как медуза, по ее поверхности. Затем родились еще два бога. Первым был Умасиасикаби-хикодзи, бог, вдыхающий жизнь во все живое, за ним — Амэ-но-токотати, бог-страж вечности небесного мира. Эти боги выражали абсолютность мира небесного, но вместе с тем ускорили развитие мира земного, то есть продемонстрировали ценность обеих частей. Умасиасикаби-хикодзи и Амэ-но-токотати тоже не имели тела. Все эти пять богов были особыми небесными богами. Были они бесполы и бестелесны.

Следом появились Куни-но-токотати, бог-страж вечности земли, и энергичный, как бурлящие облака, Тоёкумоно, бог, вдыхающий жизнь в природу. Эти двое тоже были бесполыми и бестелесными.

Затем, наконец, пришло время, когда боги стали двуполыми. Так родились Ухидзини и Сухидзини, бог и богиня, приводящие в порядок почву, вскармливающую жизнь. Затем появились бог Цуногуи и богиня Икугуи, придающие форму всему живому, что в земле зарождается. Следом родились бог Оо-тонодзи и богиня Оо-тонобэ, дающие всему живому мужской и женский пол. За ними родились бог Омодару и богиня Аякасиконэ, делающие землю плодородной и способствующие процветанию и размножению, создавая человеческий облик. Ну, Намима, как ты думаешь, кто родился за ними? — прервала свое гладкое, без единой запинки, повествование Идзанами и повернулась ко мне.

— Госпожа Идзанами и господин Идзанаги? — предположила я.

— Правильно, — кивнула Идзанами. — До чего же хорошо все было продумано, не так ли? К нашему рождению все было сделано. Сначала небеса и земля разделились, потом пятеро богов, начиная с Амэ-но-минакануси, подготовили все для создания земной поверхности, следом, после того как произошло разделение на мужчин и женщин, появились два бесполых бога и пять пар разнополых богов, обладающих телами для деторождения.

— То есть вы, госпожа, появились, чтобы рожать потомство?

Мне, как человеку мало осведомленному, было не очень-то вежливо задавать такой вопрос. Я смутно начинала догадываться о причине, по которой Идзанами взяла меня к себе в услужение: будучи почитаемым божеством, она была вместе с тем просто женщиной-богиней, вступившей в связь с Идзанаги и посвятившей свою жизнь рождению детей.

— И не только для этого. Я родилась, чтобы найти мужчину и полюбить его. Потому что мы, мужчина и женщина, были богами, стремящимися к любви.

— А почему же только вы, госпожа, стали богиней царства мертвых? Вы сказали, что Идзанаги принял человеческое обличие. Где же он?

На мой вопрос Идзанами ответила молчанием. Оно было таким долгим, что, наверное, за это время в мире живых прошел год. Я уж было забеспокоилась, не был ли мой вопрос слишком невежливым.

Наконец Идзанами тяжело вздохнула и вернулась к своему повествованию. У меня камень с души свалился.

— Об этом расскажу поподробнее. Я — воплощение женщины, стремящейся к любви. Идзанаги — воплощение мужчины. Я, в соответствии со своим именем, любила Идзанаги и стремилась к любви. Идзанаги тоже любил меня и стремился к любви. Как ты думаешь, Намима, почему мы любили друг друга и стремились к любви?

Идзанами посмотрела мне в глаза. Я, не в силах выдержать взгляда ее черных глаз, опустила голову и ответила:

— Чтобы рожать детей, госпожа?

— Верно. Нашим первым совместным творением было рождение земли.

— Рождение земли? — удивленно повторила я за ней, как попугай.

— Мы же боги — мы родили и сотворили все сущее. Перво-наперво боги Равнины Высокого Неба приказали нам создать твердь из этой зыбкой плавучей массы. Мне и Идзанаги небесами было пожаловано копье. Мы спустились на небесный висячий мост, перекинутый между небом и землей, опустили копье в море и перемешали его. С конца копья упали несколько капель, морская вода сгустилась и, затвердев, превратилась в остров. Назывался этот остров Оногоро-дзима. Мы спустились с небес на Оногоро-дзима и построили дворец-жилище. По величине этот дворец не шел ни в какое сравнение с дворцом, в котором мы с тобой находимся. Столб в том дворце был такой высоты, что можно было поддерживать связь с богами Равнины Высокого Неба. И назывался он небесным столбом Амэ-но-михасира.

Выражение лица у Идзанами стало ностальгическим, и она посмотрела наверх. Я последовала ее примеру, но увидела лишь верхушки колонн, исчезающих где-то в темной вышине. Как непроглядной зимней ночью, тьма вокруг нас была кромешной. В памяти всплыл момент, когда мои останки были брошены Махито в море. Тело вошло плечами в морской песок, и плоть мою стала поедать мелкая рыбешка. Последнее, что мне удалось увидеть единственным оставшимся глазом, было темное море. Когда я посмотрела наверх в черноту, мне и вспомнился тот последний взгляд.

— Получается, что именно вы, госпожа Идзанами, и были первой богиней в женском обличии? — рассказ Идзанами был таким увлекательным, что я невольно забыла о своих невзгодах.

На это Идзанаги ответила:

— Именно так. Дворец, построенный нами на Оногоро-дзима, назывался великим дворцом Яхиродоно, и в этом дворце Идзанаги промолвил: «Идзанами, как устроено твое тело?» Я ведь была первым богом с женским телом, поэтому даже Идзанаги не знал, как я выгляжу. «Мое тело полностью сформировалось, и лишь одно место ничем не загорожено», — ответила я. На это Идзанаги произнес: «Мое тело тоже полностью выросло, и есть одно место, которое слишком выросло. — И добавил: — Давай загородим то место, которое у тебя не загорожено, вставив в него то, что у меня слишком выросло, и вдвоем родим страну». Подумав, что это было бы очень здорово, я дала согласие.

Слушая рассказ Идзанами, я вспомнила наш первый вечер с Махито, и у меня перехватило дыхание. Хотя у меня было два старших брата, но они были намного старше меня, и когда юноши взрослели, они уходили в плавание. Так что я тоже точно не знала, как устроено мужское тело. Поэтому, увидев тело Махито, я была удивлена и пришла в восторг от того, что оно отличалось от моего.